Моранжевая юность

Чтобы не смущать и не провоцировать Лорин, дикарь устраивался как можно дальше от неё. Он выбирал самые тёмные углы во время их встреч, чтобы ничей взгляд не заметил его с улицы, чтобы никто не мог доказать его присутствие.

Винбарру нравился её настороженный взгляд, как будто она впервые видела его, как будто не она прижималась к нему всем телом у логова надайга, как будто не её руки гладили его скулы и не её губы целовали его сомкнутый рот.

— Ты странная такая, — фыркнул Винбарр, потом кое-что стянул с волос из-за уха и зажал между пальцами.

Девушка вздрогнула, увидев мелькнувший блеск в его руке.

— Можно посмотреть? — прошептала она, глядя на него исподлобья.

Раньше она не спрашивала! Раньше она стаскивала с себя одежду и бросалась к нему, забиралась под тунику и безобразничала, пока он скрипел зубами, стискивал кулаки и думал обо всём, кроме неё, её улыбки и лисьих глаз. Да что вы за существа? Что вы, женщины, такое?

— Ну иди, посмотри, — таким же тихим шёпотом ответил Винбарр, наслаждаясь предсказуемостью женского любопытства.

Рядом с Лорин стояла свеча и слепила её, превращая его в сгорбленную тёмную фигуру в тёмном же углу, блестевшую внимательными и чуткими зрачками.

— Огонь только оставь там, где стоит. Он нам здесь не нужен, — улыбку сдержать так и не удалось, и Лорин, наверное, впервые разглядела у него на щеках острые ямочки.

— Хорошо, — прошептала она, и, оставив чашку на подлокотнике, с усилием закрыла книгу, а затем соскользнула на пол, дразня показавшимися на мгновение коленками.

Между его длинных пальцев тихо светился горячий красный шарик, который, по мере приближения Лорин, становился всё белее и ярче. Девушка приподняла юбки, чтобы присесть, а Винбарр прикинул, что мог бы сомкнуть пальцы одной руки на этой узкой лодыжке, и прерывисто вздохнул.

— Что это у вас? — её глаза отражали огонёк в его пальцах.

— Это бусина из стали, — Винбарр мотнул головой, и Лорин увидела блестящие шарики в его волосах за ушами. — Я решил, что тебе понравится такая вещица. Ты же любишь всё блестящее.

Лорин больше всего хотелось скинуть огромные юбки, сесть, опершись на его горячую грудь, и наблюдать вблизи за загадочной игрой его пальцев, вытягивающих раскалённый шарик в гибкие спирали.

— У меня к вам была страшная просьба, а сегодняшним вечером я вдруг поняла, что мне ничего не надо от вас, — пробормотала она и расшнуровала потайную завязь на талии.

— У меня к тебе тоже есть много страшных просьб. И если будешь своевольничать, их станет ещё больше. Не надо, там сиди. Не надо ко мне подходить. У меня тут, эээ, слишком горячо, видишь? — дикарь заёрзал, и ей показалось, что он смутился.

Но было поздно. Пока он замешкался, Лорин переступила через его босые скрещенные ступни и села между его ног, облокотив обнажённые плечи на его грудь и укрывшись его свободной рукой. Винбарр шумно вдохнул запах её волос и изо всех сил сосредоточился на спирали из горячего металла. Двумя пальцами он ловко заплёл из неё косичку, обернул вокруг мизинца и сплющил концы.

Лорин наконец согрелась и начала задрёмывать.

— Что это у вас такое, — сонно пробормотала она.

— Утром посмотришь, — тихо ответил Винбарр, и, бережно приподняв, уложил её на кровать.

Потом щёлкнул пальцем, и розовеющее от жара колечко перелетело через тёмную комнату, звякнуло о край чашки с какао и с тихим шипением погрузилось в напиток. Немного подумав, Винбарр вытащил шнуровку из корсета Лорин, отбросил его, отдёрнул руку и, ругнувшись, накрыл девушку одеялом, а затем, коротко вздохнув, подобрал меч и подбежал к окну.

Комментарий к Девять ver.2.0

Агата Кристи — Дворник

========== Десять ==========

Всю ночь Лорин беспокойно металась в кровати, сшибая локти о резные столбы балдахина. По пробуждении ей казалось, будто с рук упали тяжёлые оковы, и больше не было цепей, которые превращали жизнь в череду одинаковых дней.

Неслышно ступая, вошла Сара с кувшином воды и протянула девушке стакан.

— Миледи, дом Моранж посетило большое горе, — девушка утирала глаза скомканным платком, — вашего папеньки не стало этой ночью. Примите мои соболезнования, дорогая.

Не совладав с чувствами, она бросилась на грудь Лорин, оставляя тёмные пятна слёз на тончайшей шёлковой ночной рубашке. Леди Моранж переложила стакан в другую руку и осушила его в три глубоких глотка.

— Храни нас Просветлённый, — хрипло ответила она и отстранила рыдающую служанку.

Потом на негнущихся ногах подошла к приоткрытому окну. Оттуда доносился запах ладана: видимо, день шёл к обедне. Дикарь сдержал слово. А это означало… Означало это…

— Платье дай.

Всхлипы не давали Саре услышать распоряжение. Точёные тёмные пальцы дрожали вместе с тяжёлым стаканом, и юная леди Моранж скорее поставила его на тумбу. Она окончательно проснулась и теперь перебирала пальцами кудри, будто пыталась распутать клубок, в который скатались доселе прямые и незатейливые пути её судьбы.

Дикарь оказался человеком дела. Впрочем, это следовало и из его поступков и из грубых, но сдержанных манер.

Мысли расползались, как шерсть у пьяной пряхи. Может, она поспешила?

— Глупая корова, подай платье. И умыться. Можешь плакать, не уволю. Но не смей при мне.

Оцепенение всё не спадало. Она сердито протянула стакан Саре, мол, налей горячительного. Та налила кофе.

— Дура! Бренди, или что там!..

Служанка повиновалась.

— Так, — скорее себе, чем ей, поясняла Лорин, — я в тягчайшем смятении. Да хранит нас Просветлённый. Иду по делам, а ты давай тут приберись, я не знаю… Наряды приготовь мне. Всё.

***

Укрывшись накидкой и сунув ноги в туфельки, она спешно зацокала по коридорам гостевого крыла в главную часть собора.

Белёсые глаза сжирают папеньку.

Сбивается дыхание под его ненавидящим взглядом.

Он замахивается.

Все его мысли только о ней.

И вот он бьёт.

Сокрушает господина де Моранж с хрустом костей и кровью. Вычёркивает папеньку из книги жизни. Стирает в ноль, как, бывало, она сама стирала в катышки неверные линии грифеля на контурных картах.

Нежно зазвенели серьги под выбившимися кудрями. Лорин снова помотала головой, чтобы прогнать наваждение, и очень женственно заправила локоны в причёску. Выглянувшему из-под накидки запястью цвета какао с молоком ответило одобрительное ворчание из-под чопорных капюшонов телемцев, что вели приглушённые вальяжные разговоры в величественных коридорах.

Слова о юности, свежести и нежности. Или о прелести. Или…

…Папенька ничего не успевает сказать, хвала Просветлённому. Он весь — паралич ужаса. Два камня застыли друг напротив друга. Один — что тянул в омут, другой — что разбил её кандалы.

Обжигающие каменные ладони сжимаются вокруг талии, тяжёлое дыхание опаляет кожу. Взгляд, который вынимает душу из слабого тела…

***

Она очнулась на руках у предстоятеля. Кардинал Ренар присел на одно колено прямо посреди коридора и целомудренно придерживал обмякшую девушку. Зевак не было — служители культа Телемы слишком хорошо знали и чувствовали возможности друг друга, чтобы толпиться из любопытства.

— Дитя моё, вам уже лучше?

По телу волнами ходило заклинание. Видимо, какие-то их телемские штуки. Но да, было существенно лучше. К тому же голова прояснилась.

— …Хвала Просветлённому, — прошептала Лорин и попыталась отстраниться.

Однако кардинал Ренар не спешил отпускать.

— Должно быть, слишком тугой корсет, — заметил он и улыбнулся уголком рта. — И крепкий алкоголь на пустой желудок. Нельзя так, милая.

— Только ваша проницательность может спорить с вашим могуществом, Ваша Светлость, — пролепетала Лорин, выпутываясь из его рук и придерживаясь за его колено; или казалось, или в каждом его жесте и интонации читалась снисходительная насмешка. — Ваша Светлость, я в тягчайшем смятении, и всё ещё силюсь совладать с собой. Прошу покорнейше извинить. И нижайше благодарю вас за помощь, — выдохнула она и оправила накидку так, чтобы шея, ноги и руки спрятались под плотной тканью.