Страница 2 из 13
Очевидная неполнота данной монографии, возможные неточности, спорные суждения должны рассматриваться как стимул для продолжения исследований. Это же касается целого ряда вопросов, безусловно важных для понимания архитектуры, но вторичных (на мой взгляд) для формообразования либо же требующих иной авторской компетенции – например, материалов, архитектурного декора, росписей (как правило, поздних), проблем освещения, оформления михрабов, минбаров, лоджий и т. д.: постановку и решение этих вопросов я оставляю возможным последователям в надежде, что выполненная мной работа в чем-то облегчит их задачи.
Второй исследовательский акцент предлагаемого исследования – выделение политической риторики в качестве одного из основных (если не главенствующего) факторов формообразования мусульманского культового зодчества, т. е. использование архитектуры мечети для выражения идеи могущества государства и отражения его покровительства исламу. Полагаю, что читателям, взявшим в руки книгу по истории архитектуры, нет нужды объяснять пропагандистскую функцию архитектурных форм в целом и их возможности в создании в массовом сознании желаемого монументального образа, воплощающего приоритетные идеи безотносительно к тому, насколько они в действительности будут реализованы (то, что А.В. Иконников называл «прогностической моделью», а Б. Батуман – «идеологическим симулякром»9). Отсутствие религиозных нормативов форм мечети обеспечило их способность трансформироваться в результате любых влияний и отражать любые факультативные иконографические программы. Одна из таких программ была определена самим фактом закладки мечетей от имени правителя и заключалась в отражении в культовом здании представлений о легитимности власти, политических ориентиров и претензий10. Особенности подобных ориентиров и способы их реализации рассматриваются на примере различных типов сельджукских и османских культовых зданий.
В «Анатолийской мечети» внимание читателя было привлечено к памятникам, расположенным в трех десятках городов Турции. В настоящей книге, как и в монографии Дж. Фрили, акцент сделан в первую очередь на столичной архитектуре, и объясняется этот акцент задачей продемонстрировать векторы и проблемы эволюции османской мечети. Во-первых, поиски новых форм культовой архитектуры осуществлялись прежде всего (а иногда и исключительно) в Стамбуле придворными мастерами, работавшими по заказу самого султана, членов монаршей семьи и высших чиновников; провинциальные мечети часто или весьма слабо отражали эти поиски, или же вообще не отразили их. Во-вторых, значительная часть культовых зданий в провинциальных городах (в том числе наиболее крупных) либо подверглись активным (часто губительным) позднеосманским «реставрациям», либо оказались значительно перестроены уже в период Республики, когда их историко-художественное своеобразие было принесено в жертву более насущным потребностям общин.
Необходимо оговорить ориентацию публикуемых архитектурных планов, которая может показаться непривычной, особенно в сравнении с другими книгами по мусульманской архитектуре. В изданиях о европейском культовом зодчестве планы христианских храмов обычно ориентированы так, чтобы более четко выявить планировочный крест (т. е. «алтарем вверх»); эта традиция механически переносится на публикации планов нехристианских культовых сооружений. В данной книге речь идет о мечетях, ориентированных, как известно, на Мекку, что применительно к западной части Турции (в том числе к Стамбулу, о котором преимущественно и пойдет речь) является направлением на юго-юго-восток, а в восточных областях Анатолии мало отличается от «строго на юг». Поскольку мы привыкли к тому, что север на карте расположен вверху, планы мечетей сориентированы по «оси ислама», чтобы михраб, обращенный на юг, оказывался внизу. Важность «оси ислама» (киблы) в пространстве мечети предопределила рассмотрение направления на михраб как продольного, из чего следует, что перпендикулярные михрабной оси нефы обозначаются как поперечные вне зависимости от пропорций здания мечети.
Я глубоко признателен своим учителям и коллегам, сотрудникам Государственного института искусствознания и Государственного музея Востока, которые читали и обсуждали фрагменты текста на разных стадиях готовности, делились литературой, фотоархивами, контактами, впечатлениями. Особую благодарность я приношу Ш.М. Шукурову, многолетнее общение с которым, а также его лекции, доклады и книги сформировали мой интерес к мусульманской архитектуре, за помощь в постановке вопросов, акцентирование целого ряда проблем, а также за постоянное доброжелательное внимание к моей работе; Е.А. Багратиони фон Брандт, обратившей мое внимание на явный недостаток в отечественной историографии обобщающих работ по турецкой культуре (студентам до сих пор приходится пользоваться добротной, но устаревшей за полвека книгой Ю.А. Миллера11); Т.Х. Стародуб, выступившей придирчивым, но неизменно заинтересованным и благосклонным научным редактором текста, положенного в основу книги; Э.А. Саламзаде, Э.Д. Зиливинской, И.В. Зайцеву, А.Е. Грицу, указавшим на ряд упущений и предложившим уточнения.
Было бы несправедливо не отметить важную роль в сборе материалов для этой книги студентов и слушателей различных вузов Москвы, инициатива которых позволяла мне многократно возвращаться в Турцию, а их «образованный дилетантизм» стимулировал поиск ответов на неожиданные вопросы и обратил мое внимание на целый ряд ранее не замеченных деталей. Отдельное спасибо М. Асхадуллиной, работа с которой обогатила исследование новыми памятниками и расширила представление о позднеосманском архитектурном «историзме».
Не могу не поблагодарить и «встречающую сторону» – имамов и служителей мечетей многих городов Турции, сотрудников музеев и реставраторов, позволявших мне заходить туда, где было закрыто, и смотреть то, что было не видно. Не могу не вспомнить добрым словом и многих не называвших своих имен жителей гостеприимной Турции, помощь которых облегчила поиски интересовавших меня памятников.
Без их участия этой книги или не было бы, или бы она была совсем другой.
Генезис зально-купольной мечети
Историю османской мечети невозможно представить в отрыве от предшествующего мусульманского зодчества Анатолии. Правда, такие попытки предпринимались – достаточно обратиться к работам Ю. Миллера, Г. Гудвина, Дж. Фрили, начавших свои обзоры с момента образования Османского государства. Однако такой подход не дает возможности продемонстрировать генезис тех типов культовых зданий, которые обозначаются как «турецкая мечеть» и противопоставляются другим региональным типам – мечетям «арабской» и «иранской»1. Между тем композиционные отличия зально-купольной мечети, которая обычно описывается как «мечеть турецкого типа», сформировались задолго до появления той модели здания, которая ассоциируется с обликом Стамбула, «великолепным веком» Сулеймана I и архитектурными шедеврами Синана.
В данной главе мне придется кратко изложить материал, который и составил «Анатолийскую мечеть XI–XV вв.». В Предисловии к ней указывалось, что попытка обрисовать историю турецкой архитектуры «крупными мазками», ограничиваясь наиболее крупными явлениями и хрестоматийными памятниками, натолкнулась на необходимость проследить истоки и процесс формирования тех моделей, которые этими хрестоматийными памятниками представлены, и перебросить «мостики» от «больших османских мечетей» Стамбула к «официальным сельджукским мечетям» Конийского султаната, от них – к улу-джами (городским мечетям) XII в., а уже от них – к первым мечетям Анатолии, построенным на рубеже XI–XII вв. династией Великих Сельджуков, распространившей власть Аббасидского халифата на «дикий запад» мусульманского мира. Кроме того, выстраивание магистральной линии эволюции архитектуры «Великие Сельджуки – Конийский султанат – Османская империя» невозможно без обращения к памятникам тюркских эмиратов, на которые разделились анатолийские владения Великих Сельджуков, и княжеств-бейликов, образовавшихся после распада Конийского султаната и составлявших ощутимую конкуренцию Османам.