Солги обо мне

Новое от 24.06.

— Знаешь что? — Меня так сильно разъедает скопившееся внутри напряжение, что если не выплеснуть его хотя бы в словесной форме — оно ворвется где-то внутри, и тогда, возможно, я действительно совершу самую большую ошибку в своей жизни… дважды. — Ты выходила замуж за своего драгоценного Сергея не про любви! Мне-то не ври, ладно? Ты просто нашла подходящего стабильного мужика, достаточно непривлекательного, чтобы не опасаться, что и в его постели ты однажды найдешь «восторженную фанатку»!

— Продолжай, — спокойно предлагает сестра.

Внутренний голос говорит, что самое время остановиться, не пересекать черту, после которой уже будет недостаточно обычного «прости, мне очень жаль, что я не следила за языком», но…

Не я начала этот дофига философский разговор!

Не я просила устроить мне морализаторство сотого уровня!

— Ты просто выбрала человека, который выбрал тебя, потому что хотела рядом хоть кого-то, кто сможет любить тебя всегда и несмотря ни на что. Ты никогда не любила Сергея, — мои слова звучат жестоко, но вряд ли это ранит больше, чем ее заявления о том, что Олегу на меня плевать, — и никогда не сможешь его полюбить, потому что единственная причина, по которой ты вдруг решила стать его женой хорошо известна нам обоим, и это точно не «ванильные чувства»!

Алёна молча слушает.

Только раз мне кажется, что на ее лице мелькает тень боли, но она так хорошо владеет собой, что мне отсеется только позавидовать и попросить боженьку дать мне хотя бы половину ее выдержки, пока моя жизнь не полетела в тартарары. Но где я — а где самообладание?

— Ты ведь тоже бежишь, — вот так оригинально «соглашается» сестра. — Мы оба знаем от чего и от кого. И раз уж ты заговорила обо мне, то имей ввиду… Все твои слова — правда. Чистая правда. Я никогда не смогу полюбить Сергея, всегда буду обожать своего сына от него, но…

Она запинается, сглатывает, и это единственное проявления слабости, которое она себе позволяет. Буквально несколько секунд ее лицо перекашивает от острой внутренней боли, а потом она просто отводит назад волосы — и снова становится той непробиваемой Алёной, чьей стойкостью я всегда восхищалась со щенячьим восторгом.

— Но я всегда буду думать, что мой сын должен был быть от другого человека. И хоть это не может быть правдой — всегда буду искать в нем черты другого мужчины. Ты права, Вера, — повторяет, безразлично пожимая плечами, — и поэтому я хочу сделать для тебя то, что никто не сделал для меня — дать тебе шанс остановиться. Пока еще не слишком поздно.

Ее спокойный голос сглаживает все острые углы моей злости. Как будто кто-то прошелся по ним мягким валиком, убрал все сучки и зазубрины, и остались только спокойные взвешенные эмоции.

Я ведь не люблю Олега.

Это правда и я никогда не скрывала ее даже от него самого. Там на острове, когда он сделал мне предложение, я ни разу не сказала ему о своих чувствах. Вернее, сказала, что дорожу им и что ценю его заботу и терпение. А он как будто и не пытался выяснить. Наверное, если я для Алёны как на ладони, то для супер-проницательного Юпитера — абсолютно полностью открытая книга.

И все же.

Я подхожу к окну, одергиваю занавеску и беззвучно выдыхаю, потому что машина Олега уже во дворе, в сопровождении длинного кортежа близких друзей. Он никак ее не украшал, сказал, что украшать дурацкими цветами и ленточками элитный автомобиль — пошло и беззвучно.

Алёна бесшумно становится рядом, и мы обе наблюдаем, как Олег и Меркурий выходят из салона. Из стоящей сзади машины выпрыгивает пара девушек. Одна бегает вокруг них с фотоаппаратом, а другая тянется к Максу, поправляя край платка в нагрудном кармане его пиджака. Я абсолютно не смотрю на Олега, потому что он точно не смотрит ни на одну особь женского пола и в состоянии самостоятельно поправить одежду. Но Меркурий… Девица задевает его бедром, потом зачем-то сует пальцы в его волосы, делая вид, что наводит «красоту». Я даже «вижу», как смеется, переступая с ноги на ногу, как лезет ему под руку.

И как он лениво опускает ладонь вниз по ее талии до ягодиц, чтобы лениво приложится к выдающейся пятой точке всей не маленькой пятерней.

Олег достает букет — красиво выполненный шарик маленьких розовых орхидей, перевязанный атласными и шелковыми лентами. Единственная вольность, которую себе позволяет — позирует для фотографа. Бедной девушке приходится осмелеть и оторвать Меркурия от его приятного занятия — окучивания очередного, добровольно свалившегося в руки трофея. Но как только фотограф делает пару их совместных кадров — Макс снова переключается на настойчивую девицу.

— Вот, — показываю на него подбородком, хотя Алёна и так бы поняла, о ком речь, — мужчина, от которого меня штормит. И знаешь что? Я не хочу себе такой «настоящей любви». Не хочу такого отца своим детям. Не хочу в своей жизни даже запах мужчины, которому буду вынуждена каждый день доказывать, что я — лучшая из табуна баб, которые вешаются на него, как тряпки. Я лучше буду тихо и уныло, но спокойно проводить дни рядом с человеком, чья самооценка не зависит от того, скольких незнакомых девок он трахнул в этом месяце.

Слова больно режут и язык, и остатки моих фантазий о том, что для нас с Меркурием еще может быть не все закончено.

Нет, Вера, будь реалисткой.

Тот красивый мужчина за окном — не для тебя. Даже если тебе до конца своих дней будет хотеться увидеть его черты в детях, которых родишь от другого. Но по крайней мере не превратишься в сумасшедшую истеричку, которая или сопьется с горя, или станет постоянным клиентом психиатрической клиники.

— Пойдем, — Алёна, смирившись, берет меня за руку и я с благодарностью крепко сжимаю ее пальцы. — Кому-то нужно остановить Сашку, пока она не выпотрошила все карманы твоего мужа.

«Моего мужа», — мысленно повторяю вслед за ней.

Звучит достаточно неплохо, чтобы пережить сегодняшний день.