Страница 14 из 85
Глава 8.
Я сидела на лавочке в парке Перл дю Люк и любовалась на Женевское озеро.
Сегодня погода, будто зная о моем выходном, баловала меня теплым солнечным днем, и я решила посвятить это время прогулкам. Бесцельным, неутомительным, неспешным. С перерывом на обед в уютном ресторанчике. И совершенно умиротворяющим. Правда, сначала я побывала в музее на выставке импрессионистов, а также посетила Бодмеровскую библиотеку, где у меня были дела. В мае в рамках образовательной программы ООН мы планировали привезти из Пушкинского дома в Питере ряд рукописей великого поэта, и я заехала обсудить выставочную площадь, а также полюбоваться на богатейшую коллекцию рукописей, манускриптов и редких книг, собранных фондом Бодмера.
Чувствуя теплое апрельское солнце, я закрыла глаза, подставляя ему лицо.
В руках я держала томик Толстого на французском, который нашла на книжной полке в моих апартаментах, и ловила себя на мысли, что уже давно забыла, каково это — читать бумажную книгу. Забыла это замечательное ощущение на пальцах от перелистывания сухих страниц. И этот неповторимый хрустящий звук, и этот опьяняющий запах старой бумаги и типографской краски.
Уже давно привыкшая к электронным девайсам, я была рада вернутся в прошлое. Собственно, и сама Женева после сумасшедшего ритма Лос-Анджелеса походила на старинный замок, впитавший себя многовековую историю.
Создавалось странное ощущение какого-то тихого затишья перед очередным жизненным витком. Будто судьба специально замедлила темп времени, чтобы дать мне возможность собраться с мыслями о своем будущем, которые я гнала и замещала работой. После встречи со Стефаном я никак не могла понять своего отношения к Генри. Оно было странным. Неопределенным.
— Всегда любил этот парк, — внезапно послышался знакомый голос, и я резко открыла глаза.
В темном строгом пальто, одетый с иголочки, ко мне подходил Стефан Паттек и, несмотря на современную одежду, тоже напоминал кавалера из прошлого века. Он отлично вписывался в декорации этого старого города и был его частью.
— Здравствуйте, Злата.
— Добрый день, — поздоровалась я, пряча за вежливой улыбкой досаду. Сегодня я хотела побыть со своими мыслями наедине, разобраться в себе, а Стефан нарушил мои планы.
— Вы позволите присесть? — он застыл, ожидая моего разрешения.
— Да, пожалуйста, — ответила я, — но я планировала пройтись.
Это было правдой. От моего дома на набережной до парка была всего пара километров, и я хотела вернуться домой пешком. Только не сейчас, а чуть позже.
Стефан не стал садиться и вместо этого спросил:
— Вы позволите составить вам компанию?
— Если хотите, — пожала я плечами и, встав, бросила взгляд на Вигго, который расположился в нескольких метрах от меня, чтобы не мешать моему отдыху.
Паттек младший тоже проследовал взглядом в сторону моего телохранителя и улыбнулся.
— Надеюсь, меня не съедят?
— Нет, — ответила я, но добавила: — Зачем вы здесь?
— То есть, в случайную встречу вы не верите?
— Нет, — покачала я головой.
— Я видел вас выходящей из библиотеки и проследовал за вами.
— Зачем? — я внимательно смотрела на него.
— Только не подумайте, что я вас преследую. В библиотеку меня привели дела. Наша семья тоже участвует в благотворительности и поддерживает фонд Бодмера.
Я кивнула, принимая его объяснения.
— А зачем вы проследовали за мной?
— Сложно объяснить…
— И все же? Зачем эта встреча… и ваш подарок…
В воздухе повисла тишина, а Стефан задумчиво улыбнулся и, наконец, ответил:
— Наверное, потому, что вы не кажетесь влюбленной девушкой. Словно вы еще не определились с чувствами. Возможно, вы дадите мне шанс…
Я бросила на него внимательный взгляд и, продолжая неспешную прогулку по набережной, задумалась. Рядом со мной шел интересный мужчина, умный, начитанный, возможно, талантливый, и был в меня влюблен, как Иэн. Однако я вновь поймала себя на мысли, что оставалась к нему совершенно равнодушна.
— Я должна вам дать шанс для чего? — я задавала этот вопрос не только ему, но и себе.
Стефан бросил взгляд на томик “Войны и Мира” в моих руках и вместо ответа произнес:
— Наташа Ростова выбрала добродетельного Пьера и не пожалела. Муж ее обожал. Боготворил. Она стала счастливой женой и матерью…
Я посмотрела на младшего Паттека, который рисовал будущее с ним, и его слова заставили меня задуматься. Рассуждения привели меня к интересным выводам. Я не оценивала мужчину по его отношению ко мне. Вернее, по степени его любви ко мне. Для этого я была слишком самодостаточной. Также я не оценивала мужчин по степени их правильности с точки зрения социума. Скорее, мне были интересны те мужчины, которые из себя что-то представляли. Своей неординарностью и умом. Силой своего разума, а не человеколюбием и силой любви.
Коул — своими ментальными способностями.
Нолон — своей уникальной матрицей.
Иэн. Сейчас, по прошествии времени, когда я отошла от Голливуда, выпала из того мира и посмотрела на ситуацию со стороны, мне стала очевидна простая истина. Он был тем, кто дарил мне любовь, а я ее принимала. Видела в нем друга, партнера, компаньона. Чувствовала его тепло. Ловила его эмоции. Любила в ответ, будто в благодарность. Но не любила сама. Со временем бы я это поняла, но, опасаясь сделать Иэну больно, вряд ли решилась бы бросить его первой.
Если бы я была зависима от мужской любви, которую так щедро дарил мне Иэн, то не смогла бы полноценно существовать без этого чувства. Потухла бы сейчас, лишившись подпитки в виде любовной энергии. А я, напротив, не только не угасла, а стала свободнее. Взрослее. Цельнее. Иэн словно был дан мне для сравнения, чтобы я испытала мужскую любовь на себе и поняла, что это не мой путь. Это был опыт, который я получила и никогда не захочу повторить.
— Я не согласна с Толстым, — тихо, но уверенно проговорила я и, подняв книгу, добавила: — И с Наташей Ростовой.
Стефан улыбнулся.
— Потому что Лев Николаевич сделал ее сильной красивой плодовитой самкой, посвятившей себя семье и детям? Понимаю, сейчас это несовременно. Но идею всегда можно подкорректировать под современные реалии.
— Нет. Я не это имела в виду. Ничего нет плохого в женском счастье. Просто… — я остановилась, подбирая слова, и видела, как Стефан превратился в слух, ожидая вердикта. — Мне не интересен Пьер Безухов.
— Но он любил Наташу. Всем сердцем и душой. Он был гуманистом. Наталья полюбила его за широту души.