Последняя из страны Лета

— Выйдет.

— Захлебнётся!

— Всё. Кончено.

Я успела понять, что снова взлетаю к звёздам — и забылась в абсолютной пустоте и безмятежности. Это было прощание.

Поглаживание по щеке было едва ощутимым, а вот тёплое пожатие — плотным и весомым. Я судорожно вздохнула и поняла, что больше нигде не парю.

— Нуала! — в один голос сказали Ульф и Йан.

— А… — отозвалась я. — А… в… о…

— Воды, — догадался Йан.

Я пила на ощупь, и большую часть пролила. Мне очень хотелось посмотреть на них, но, когда всё-таки удалось открыть глаза, из-за слёз я не могла сконцентрировать взгляд. И расплакалась ещё горше, когда они с двух сторон принялись целовать меня в щёки, в шею, даже в нос и в уши — везде, где доставали. Йан что-то бормотал, ругался, но я не понимала и половины слов. Ульф тихо говорил, что больше никогда не допустит подобного, и в его голосе звучала болезненная горечь слёз.

А потом уснула нормальным, спокойным сном, в котором были лучи солнца сквозь неплотные занавески, поблёскивание металлических заклёпок на броне, мягкий бархат и гладкая шёрстка кота, и прохладный воздух светлого осеннего утра — моя чистая, отвоёванная жизнь, заполненная новыми радостями.

Я почувствовала, как странная, болезненная дрожь прошла по телу. Холод был частью меня, и он пронзал тысячами тонких игл. Не такого пробуждения ожидаешь после мирного сна… Я застучала зубами, и тотчас два тёплых тела прижались по бокам, защитили, обняли. Снова слёзы полились, но на сей раз я могла всхлипывать в голос, и долго, упрямо пыталась рассказать по-зальмски, где побывала за время своей смерти. Видимо, выходило хуже некуда, потому что Йан сообщил:

— Малышка, ты изобрела новый язык, и мы вообще ничего не понимаем. Ты говори по-вардарски.

— Или на родном, — подхватил Ульф.

— Мне холодно, — сказала я шёпотом, сама не понимая, по-каковски. — Ноги как будто во льду.

Тотчас последовало обжигающее прикосновение двух больших ладоней, и я ахнула от неожиданной боли.

— Что со мной? не понимаю… Как вам удалось?..

— Зелья твои нашли, — сказал Ульф. — Когда ты комод толкнула.

— Как вы поняли?

— Мы верим в силу душ, помнишь? — сказал Йан.

— Ещё пришлось обратиться к светлой магии предков. Волки существа живучие, и ты теперь тоже волчица, правда, совсем ещё нежная. — Ульф подумал немного и добавил: — Но далеко не беззащитная.

Я кивнула и закрыла глаза, прижимаясь к Йану и чувствуя, как сзади ко мне теснее прижался Ульф. Тело вело себя странно и неприятно, и вскоре я повернулась лицом к старшему, пытаясь устроиться так, чтобы не ломило ноги. Я крутилась, переворачивалась и мёрзла, но, в конце концов, улеглась на живот и задремала. Спокойные поглаживания по спине помогли расслабиться, и мне удалось ненадолго забыться.

Проснуться выпало во тьме и привычном, волшебном мерцании камней. Мужчины всё также спали по бокам от меня, но теперь едва касались, и я снова почувствовала холод, однако не такой пугающий и властный. Язык прилип к нёбу, и я, сглотнув, смогла приподняться. О, светлые боги, что за запах исходил от моих волос! Наверняка я была похожа на лесное чучело, или на кикимору, что обитала в каждом болоте и не упускала случая посадить в причёску очередной мухомор… С сухой кожей, вся какая-то скукоженная, теперь я пахла отнюдь не ягодами. И они меня такую обнимали и целовали?!

Я попыталась перелезть через Ульфа — срочно в ванную! — но мужчина мгновенно проснулся и схватил меня за ногу.

— Эй, эй, ты куда это?

— Мыться, — жутким хриплым басом выдала я. — Ох, предки меня сохрани!..

— Не обижайся, берёзка, но ты меня пугаешь. Где прекрасный нежный голос нашей сааф?

Я рассмеялась, словно старая ворона, и быстро от собственного смеха устала. Пришлось улечься и отдышаться.

— Она купаться собралась, — пояснил брату Ульф. — И хотела ускользнуть незаметно.

— И утопиться, — со знанием дела сощурился Йан. — Ты ползаешь с трудом, Нуала, что уж говорить про мытьё головы, которое по меньшей мере полчаса занимает.

— Я воняю. Я отвратительна. Пожалуйста, помогите хотя бы лицо умыть.

Хотя Жилль за мной старательно ухаживала, хотя Яника меня обтирала, я знала, во что превратилась.

— Ладно. Ульф, если ты наберёшь ванную, я притащу камней.

— Да мне бы только тазик с обычной водой… — робким басом отозвалась я.

— Не переживай, мы всё устроим, — успокоил меня младший. Я видела, что он едва сдерживает смех. — И пахнешь ты, кстати, нормально.

— Поверь волкам, — добавил Ульф, и они одновременно встали с постели.

Я попыталась сесть, чтобы видеть их, но меня уложили обратно.

— Упрямица, — сказал Йан и поцеловал меня в щёку.

— Не волнуйся, сааф, мы с тобой, — сказал Ульф, и погладил меня по голове.

Спустя десять минут они усадили меня в ванну, и принялись купать, как младенца — со всей нежностью и осторожностью. После всего мне бы оставить смущение и просто наслаждаться, но я не могла. Пусть у супругов и не было мыслей о близости, они почему-то были у меня. Я не могла ровно сидеть, и хваталась то за плечи Йана, то за руки Ульфа, и вздрагивала, когда они касались моей груди, или намыливали спину, и щекотали затылок, вымывая из волос всю грязь, кровь и пылинки злых энергий.

Утро пробралось в распахнутое окно туманом, и я долго смотрела на облако, что висело под потолком. Такие явления, по рассказам Ульфа, не были редкостью, но для меня оно выглядело волшебно. В комнате я была одна, и со двора доносился знакомый перезвон мечей. Значит, моё состояние улучшилось, иначе мужчины не оставили бы одну.

— Привет, — на всякий случай сказала я облаку, и порадовалась, что голос уже не звучит так жутко. Теперь он был просто хриплый. — Доброе утро, новая жизнь!

Я поднялась, не торопясь, и попробовала сделать несколько шагов. Ощущение было странным, словно мне нужно было учиться пользоваться телом заново. Уши — и те казались чужеродными. Я на всякий случай подошла заглянуть в зеркало и убедилась, что осталась собой, разве что посерела. Всё те же веснушки, и тёмные глаза, но губы потрескались, и линия бровей как будто изменилась.

Я убила человека. Пусть и защищая свою жизнь, но для летов это было преступлением против природы, и улыбка сошла с моего лица. Да, новая жизнь началась, но я уже многое успела потерять в ней. Чистоту души — в первую очередь.

Где находилась грань меж добром и злом? Если бы я позволила ему изнасиловать и убить себя, потом Гурфик забрал бы не одну жизнь… Но мои руки были в его крови. Я проткнула его злое сердце, однако тем самым нанесла и себе ужасную рану. Я предала свой свет, и усугубила проклятие тьмы, или поступила правильно?

Нужно было поговорить с Йаном и Ульфом, но я понимала, что, даже если спущусь вниз, обратно уже не залезу. Поэтому занялась умыванием, несколько раз почистила зубы, ещё раз вымыла ноги, поскребла лицо тёртыми ягодами, надела красивое белое платье и розовый бархатный жилет… И долго-долго сидела на балконе, расчёсывая волосы и наблюдая за тренировкой волков.

Когда они закончили, туман уже рассосался, и выглянуло красивое розовое солнце. Я вдохнула полной грудью, и почувствовала взгляд: мужья смотрели на меня. Ульф нахмурился, Йан погрозил мне пальцем и кивнул повелительно, намекая, что нужно вернуться в комнату, а не перевешиваться через перила. Я с улыбкой помахала им, и, зайдя в комнату, села на постели, одуревшая от свежего воздуха, солнца и осенней красоты волчьих гор. Всё-таки поступила правильно, и да простят меня светлые предки!

— Нуала, ты чего творишь? — с порога начал ругаться Йан. Он был обнажён по пояс, мокрые штаны облепили бёдра. — Ну-ка, быстро ложись!

Он был таким замечательным в своей заботливой строгости! Не в силах сдержать радость, я вскочила и обняла его.

— Как же я рада тебя видеть! Хочешь, ругайся.

Йан нахмурился, но потом прижал меня сильнее и низко склонился, прижимаясь лбом к моему лбу.

— Я хочу совсем другого.