Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 73

Я наслаждалась его рассказом, крепко сжимая супруга в объятьях. Когда он был рядом, мне сразу становилось легче, и всё плохое забывалось, а в теле расцветали благость и сила.

Йан отбыл после обеда. Уехал в осень, затерялся средь вороха золотых листьев. На следующий же день мне стало хуже.

Теперь я понимала, что это не просто отравление. Происходило что-то странное, тёмное. Жилль всё пыталась убедить меня, что всего-то нужно подождать, но я на всякий случай положила в тумбочку несколько самых действенных зелий. Если назавтра не помогут отвары Гурфика — выпью.

Всю ночь я чувствовала нарастающую тревогу. Мне чудилось, что враги захватили замок, и что они почти проникли в башню — уродливые звери в железных панцирях. Я глотала горькое питьё, слабела, и утром не смогла встать.

Я кивнула, приняла пузырёк, и что было дальше — не помню. Я потеряла сознание, а, когда очнулась, увидела возле своей постели Жилль и Лэйт.

— Ох, слава богам-прародителям! Ты пришла в себя!

Нужно было попросить у них достать мои чудесные склянки, но голоса не было. Я не могла говорить! Я вообще не чувствовала горла! Стало так страшно, что мне захотелось вскочить и броситься прочь из комнаты, но ничего не вышло. Тело тоже было чужим, тяжёлым и болезненным, словно попавшим под падающее дерево. Раздавлена. Не могу управлять собой. Я хотела заорать от ужаса, но издала только булькающий хрип.

— Нуала, милая моя! — выговорила Жилль. — Мы о тебе позаботимся!

В её голосе дрожали слёзы.

— Это похоже на болезнь болот, что была у Такэйл, — тихо сказала Лэйт. — Поверь, мы сделаем всё возможное!

Гурфик стоял у окна, и я с отчаянием ждала, что он скажет.

— Ты поправишься, — сказал мужчина, улыбнувшись мне. — Я постараюсь изо всех сил. Пришлите сюда ту девочку, Янику, пусть дежурит у постели. И принесите как можно больше воды, мы будем поить Нуалу…

Так начался мой ад. Я не понимала, почему до сих пор не послали за мужьями. Казалось, что уж они-то непременно справятся с этим ужасом, отвоюют меня у темноты. Но ни тот, ни другой так и не появились.

Яника сидела возле моей постели постоянно, но, стоило ей начать дремать, как появлялся Гурфик. Он лечил меня снадобьями, от которых вроде бы легчало, но ночью мои кошмары усиливались. И вот на десятый день болезни, когда девочка спала на толстом одеяле возле кровати, он снова пришёл. И я сразу поняла, что мужчина не один. С ним рядом шагало нечто, похожее на мрачную обугленную корягу. Неужели она и его собиралась заразить?! Как мне хотелось закричать, попробовать помочь ему, рассказать о том ужасе, что его ждал! Спасти! Спасти…

— Спит твоя собачонка? Хорошо, я ждал этого. Всё думал, когда уже её сморит.

Спасти? Если бы я могла напугаться больше — меня бы разъело страхом. Мурашки побежали по спине от его ледяного, но и горящего взгляда. Предатель! Он не демонов моих пытался победить, он был их создателем!

— Ты не пытайся ответить, просто слушай. Прелесть этого зелья в том, что оно не только тело сковывает, но ещё и приводит к онемению гортани, что не позволит тебе, дорогая, наболтать мужьям лишнего. Впрочем, мужей твоих здесь и нет. Либо любовь, либо война, — склонился он к моему лицу. — Они выбрали не тебя, Нуала.

Я почувствовала, как в глазах скапливаются слёзы. Положение моё было безвыходным, и это явно приносило мужчине удовольствие.





— Поговорим. Я сяду здесь, поближе, чтобы ты хорошо слышала. Ну-ну, не шипи. Это бесполезно. Ты теперь просто бревно с глазами, которое порой хочет есть и испражнятся. Обидно, да? Не все мечты сбываются, драгоценная.

Он принялся гладить меня по голове, и я почувствовала тошноту.

— Гурфик сказал, что справится, — отозвалась Жилль. — Он постоянно с ней, не спит толком. Его зелья не раз жизнь спасали…

Они говорили так, словно меня не было, но я не пыталась о себе напомнить. В конце концов, когда кто-то часами лежит и молчит, его неосознанно начинают воспринимать как предмет обстановки. Одна только Яника продолжала относиться ко мне как к живому человеку, да ещё Лэйт наведывалась каждый вечер, пытаясь помочь мне написать мои просьбы.

Всё было тщетно. Я не могла удержать даже тоненькое пёрышко. Женщина придумала простую объяснялку: два раза моргнула — да, один раз — нет. Однако и с этим не вышло — она просто задавала не те вопросы. Я изо всех сил пыталась рассказать им о предательстве Гурфика, но ничего не выходило. Ни знака подать, ни слова вымолвить. Чаще всего со мной была Яника, и, наверное, лишь её присутствие ещё сдерживало злодея, хотя он уже успел испробовать на мне два каких-то адских зелья, от которых тело пронзила жуткая боль. Мне оставались считанные дни.

Я всё пыталась объяснить девочке, чего хочу. Так получилось, что очередной принесённый Жилль букет был спасительным, ведь в нём оказался самый настоящий огромный борун — цветок, творящий чудеса исцеления и дарующий удивительные силы даже умирающим. Обязательным условием было лишь то, что его нужно съесть не засохшим, и я не теряла надежды попросить Янику накормить меня.

— Воды? Каши? — шептала девочка, в отчаянии перебирая гадостные склянки мага. — О, предки, ну чем же вам помочь, госпожа?

— Гурфик! — неожиданно для себя самой выдавила я. — Мои… супруги…

Не знаю как, но она всё поняла, и лицо стало белым.

— Простите, госпожа… Не могу. Я всё про него ведаю, но рассказать не посмею. Если я осмелюсь послать весточку вашим мужьям — Гурфик убьёт меня!

Я так хотела сказать ей, что в опасности не только она одна, а все волки, и он убьёт, кого пожелает, но больше не смогла произнести ни звука. Яника посмотрела на меня взглядом испуганного котёнка, и вскоре ушла из комнаты. Ничего она не сделает. Никто ничего не сделает, и только чудо спасёт меня. Если бы Йан не уехал… если бы вернулся Ульф! Что такого маг сказал волкам, как оправдывал моё состояние? Неужели смог убедить воинов, что подобное безмолвие — нормально? Или волки просто верили ему больше, чем мне?

Один из дедушкиных кинжалов лежал как раз рядом с вазой. Если бы я только могла съесть цветок и приготовить оружие! Тогда Гурфик ответил бы за все свои преступления. Впервые в жизни мне так отчаянно хотелось мстить. Забытое чувство гнева, бессильной ярости всколыхнуло трудную память о семье, за которую я тоже отомстить не могла. Я не могла ничего, и была всего лишь плотью, которая бесполезна для мира живых. Меня кормили — но я не чувствовала еды, и не могла нормально глотать. Лэйт и Жилль пытались помочь мне сделать и другие дела, но я едва ли дважды в день бывала в купальне. Тело ничего не хотело. Оно забылось и уснуло.

Я должна была действовать сию минуту, не ожидая помощи, и вспомнила мамину молитву. Читать её нужно было под небом, но, может, предки услышат меня из-под каменной крыши, под чужими звёздами? Светлые духи, помогите! Дайте сил всего на один рывок! Не оставьте, добрые предки!

Я смогла перевернуться на живот, и теперь задыхалась, уткнувшись лицом в подушку. Ну же, ну! Тело было чужим, тяжёлым, противным, словно огромный, медленно ползущий червь. И всё-таки оно не подвело меня. Я смогла соскользнуть с кровати, добралась до комода и мучительно долго пыталась подняться, задыхаясь и потея. Вот он, прекрасный борун, спасение от боли и слабости! Я бы умерла тотчас, подавившись чуть колючим лепестком, но смогла вернуться на прежнее место, спрятав кинжал под подушкой, и тело снова утратило подвижность. Всё. Теперь оставалось надеяться на целебные свойства цветка и действующее благословение предков. А ведь за окном уже было темно, и вскоре должен был прийти Гурфик… Кажется, я ненадолго уснула, а проснулась от звука открывающейся двери. Демон вернулся.

Он зашёл в комнату и пронзил меня тяжёлым взглядом. Яника как всегда спала на полу, но мужчина выгнал её, сказав, что будет меня лечить. Я знала, что это мой последний вечер в Драгнуре, а ещё была уверена, что цветок совсем скоро подействует.

— Что-то ты сегодня совсем бледная, Нуала. Неужели стало хуже? Знаешь, а ведь Такэйл перед смертью сказала мне, что сожалеет о своей измене. Любовь любовью к этому ощипанному волку, а вожаки её всячески оберегали и радовали. Не то что тебя, а? Уехали оба сразу, бросили лапушку совсем одну. Уж Йан, чувствительный наш, мог бы почуять неладное. Но, как я уже сказал: либо женщина, либо война.