Черное пламя Раграна 2

— Хочу тебе кое-что показать. Точнее, кое-кого.

У меня все внутри холодеет.

— Драконов?

— Боишься?

Сейчас мне кажется, что он надо мной издевается. Хотя, возможно, так оно и есть, потому что для него драконы — это… ну, просто драконы. А для меня — звери неукротимой мощи, которые могут наступить на меня и не заметить.

— Хорошенький способ избежать серьезного разговора, — говорю с нервным смешком.

— Как видишь, я его не избегаю, — Вайдхэн сдвигает брови, — больше того, я его провоцирую. То, что он не совсем обычный, точнее, в не совсем обычном месте… Я долгие годы был лишен возможности выехать в пустоши. Ты наверняка не знаешь об этом, Аврора, но вместе с пламенем иртхану передается не только магия огня и звериная часть дракона, вместе с пламенем нам передается неосязаемое, постоянное притяжение к ним. К тем, кто делился с нами силой, к тем, кто отдавал нам часть своего пламени, чтобы позволить стать равными. Драконы подчиняются иртханам не потому, что боятся их. Драконы подчиняются иртханам как равным, как сильнейшим среди равных, как лидерам. Долгие годы в нашем мире все было перевернуто с ног на голову, и было слишком много тайн, но все эти долгие годы я был изгоем среди тех, чье пламя бурлило у меня в крови. Я не могу этим надышаться — своей свободой. Своей возможностью быть рядом с ними. Тем, что я могу для них сделать.

Он произносит это настолько серьезно, что у меня внутри что-то дергается. То ли от глубины его чувств, то ли от того, что для него это настолько важно, и я понимаю, насколько.

— Продолжая разговор о твоей матери… я нашел свою сестру спустя много лет после случившегося под властью моего отца. Признаюсь честно, если бы у меня не было возможности и средств, чтобы найти ее самостоятельно, я был бы рад, если бы ее для меня нашел кто-то другой. Не просто нашел — привел ко мне, и сделал за меня все то неудобное, неуютное, неопределенное — все то, что возникает перед глазами, в сознании, в разуме, когда думаешь о близком, которого не видел достаточно давно, и с которым вообще непонятно как расстался. Если не сказать, вообще никак. Я понятия не имел, захочет ли она меня видеть, но тем не менее пошел к ней.

— Она захотела? — почему-то у меня сел голос, когда я это спрашивала.

Вайдхэн же резко увел флайс в сторону вырастающих впереди невысоких холмов.

— Я был примерно как Лар, когда все случилось. Мы встретились как чужие и расстались примерно так же. Она не была в восторге от нашей встречи, я это почувствовал. — Он приподнял брови и усмехнулся. — Для нее я действительно был всего лишь братом по крови. Не больше и не меньше. Братом, из прошлого, которое она всеми силами стремилась забыть, которое ей забыть удалось, и которое она вспоминать не хотела.

— А я для папы была всего лишь обузой… — Я вовремя прикусила язык, потому что наши откровения грозили перевалить за отметку «откровенный разговор» и войти в графу «консультация с психологом».

— Не скажу, что это приятно, но все равно чуть получше, чем быть объектом манипуляций и попыток завладеть миром, предварительно наполовину его разрушив, для того, кого долгие годы считал отцом.

Да. Если бы он улыбнулся сейчас, это точно перешло бы на ту самую графу, но пока что это все еще просто откровенный разговор. Мужчины и женщины, которые друг для друга… вообще непонятно кто. Жених и невеста, босс и секретарь, черное пламя и его контейнер? От последнего уже у меня вырывается смешок. Я прикусываю нижнюю губу, а в следующий момент мы вылетаем из-за холмов. Дракон, огненно-красный, на белом снегу сначала кажется просто нереальным, как в аронгарском блокбастере, но, когда мы подлетаем ближе, он вскидывает голову.

Первая мысль, которая у меня мелькает в голове, о том, что ему стоит взмахнуть крыльями, сделать «кусь», и наш флайс развалится на две половинки. Не знаю, предположительно, потому что я не уверена, из чего делают флайсы правящих. Второе, о чем я думаю — останемся мы в той половине, которая в его пасти, или в той, которая упадет в снег.

— Ни за что бы не подумал, что ты такая трусишка, Аврора!

— А ты когда первый раз увидел дракона, не испугался?

— Я первый раз увидел дракона не так давно, — хмыкает он, — и в те минуты страх был последним, что меня беспокоило.

Я все время об этом забываю! О том, что Черное пламя Раграна большую часть своей жизни видел драконов в точности, как и я — по визору, в хрониках или в фильмах. Ну или в кино.

Дракон реагирует равнодушно, пока мы летим. Точно так же равнодушно смотрит, как мы опускаемся чуть поодаль.

— Он правда не воспринимает нас… меня как потенциальную еду?

— Драконы не воспринимают друг друга как потенциальную еду.

— Но я не дракон. Не иртхан. Я человек, — напоминаю на всякий. Ну мало ли. Может, он об этом забыл?

— Ты со мной, — напоминает он. — И у тебя в крови черное пламя.

Если сверху дракон смотрелся противоестественно-ярким, то когда мы оказываемся в нескольких метрах от него, его чешуя кажется просто раскаленной. Она горит алым, снег вокруг зверя оплавлен, чешуйки сверкают в лучах заходящего солнца. От него исходит такой жар, что кажется, если я сейчас сброшу пальто, не замерзну. Он лениво наблюдает за нашим флайсом, а потом отворачивается. Для него ничего необычного. Так, Черное пламя Раграна прилетел со своей… секретарем.

Бен все-таки выходит первым, снова огибает флайс, и, хотя дверца открыта, я выходить не хочу.

— Пойдем, — он протягивает мне руку.

— Не-а. Нет. Ни за что.

Он улыбается, а потом оставляет меня в покое и просто идет к зверю. Дракон снова вскидывает голову и раскрывает крылья. Размах у них такой, что мне на миг даже дурно становится: если же он ими махнет посильнее, наш флайс сдует. Или не сдует?

Несмотря на открытые двери, в салоне действительно жарко: это внутреннее пламя дракона, исходящая от него сила сталкиваются с холодным воздухом зимы, создавая зыбкое марево. Мне кажется, что если к нему подойти ближе, просто сгоришь. Это как идти к гигантскому факелу, но Бен спокойно входит в это марево и так же спокойно касается чешуи, будто она не раскалена до предела. При этом не отдергивает руку и не отпрыгивает, дуя на пальцы.

Зверь, несмотря на то, что лежит, опускает голову. Настолько, что его морда становится ниже роста Вайдхэна, и я понимаю, что таким образом он признает его власть. Смотреть на все это с расстояния нескольких метров настолько дико, что у меня даже отключается инстинкт самосохранения. Или слишком много адреналина? Или весь мой страх, все эмоции ушли на то, что происходит между нами? Потому что мне кажется, что грохот сердца в моей груди никак не связан с тем, что принято называть страхом. Неужели это правда? Как я могу не бояться дракона?

Осознание этого настолько меня оглушает, что я еще несколько минут сижу, смотрю, как Бен просто стоит рядом с ним, глядя вдаль. Еще недавно окрашенный закатным солнцем снег пустошей понемногу темнеет, впитывает начинающие густеть сумерки, и я все-таки выхожу из флайса.

Дракон выпускает струйки дыма из носа, прочертив две талые дорожки рядом с Беном. Там, куда он дохнул, сейчас темнеет земля, а Бен поворачивается ко мне и протягивает мне руку. Я шагаю ближе, вкладываю свои пальцы в его ладонь, и он притягивает меня к себе. Так легко и естественно, словно не было ни единой нашей ссоры, и так мы и стоим, пока раскаленная полоска солнца не скрывается окончательно за горизонтом. Рядом с нами глубоко дышит дракон, от его дыхания воздух разогревается еще сильнее, а под ногами я слышу удары мощного сердца.

Я разворачиваюсь, чтобы посмотреть на зверя, и он, прищурившись, смотрит на меня. Моргает. Снова хлопает крыльями, и в лицо мне летят уже не снежинки, а брызги — растаявшие от жара его тела. Не удержавшись, тянусь к сверкающему алому боку, осторожно касаюсь чешуи. Она слегка теплая, не горячая, самый жар, видимо, остался под ней.

— Ты такой красивый, — говорю ему. Дракон жмурится, словно меня понимает. Может, и понимает? Надо будет спросить у Вайдхэна, но позже, потому что сейчас все слова лишние. Это такие магические мгновения, такое волшебство, которое не хочется нарушать лишними вопросами и выяснениями. Но не получается.