Страница 7 из 54
Глава 4
До выхода мы с Анни крались, прячась в тени стен и хихикая. Доставать верхнюю одежду мы не стали, чтобы моя горничная ничего не заподозрила, но с ног до головы завернулись в пуховые платки. На улице было довольно холодно, весна только-только вступила в свои права.
В посольских коридорах было уже совсем безлюдно, только где-то там, за стенами господских комнат, на половине прислуги, слышался неясный шум. Многочисленные горничные сновали туда-сюда, выполняя приказы своих хозяев. Дворецкий гулким басом распекал какую-то нерадивую служанку. А молодой мужской голос очень громко рассказывал что-то и хохотал. Здесь, в нашем мире, уже было вечернее затишье, а там все еще кипела жизнь.
— Идем, — шепнула дочери и осторожно, стараясь не скрипеть приоткрыла дверь, ведущую в сад, — только тише!
Меньше всего мне хотелось, чтобы кто-то, а особенно барон Пирр, узнал бы о нашей прогулке. Анни кивнула и смущенно улыбнулась. Пусть она пророк и знает о будущем гораздо больше, чем все остальные люди, но ей все равно было страшно. Я видела, как пугала ее предстоящая встреча и легонько сжала маленькую ладошку, показывая, что я всегда с ней. Что бы не случилось, я буду рядом. И никому не позволю обидеть мою девочку.
Мы вышли на невысокое крылечко, я осторожно прикрыла дверь за спиной и огляделась. Пусть в посольстве не такой большой сад, как в королевском замке, но несколько дорожек, ведущих в разных направлениях, расходились сразу от крыльца. И как узнать, где сейчас смотрит на звезды граф Шеррес? Бегать по саду и искать его не особенно хорошая затея. Мы могли бы всю ночь потратить на поиски и никого не найти, потому что графу надоело дышать воздухом, и он отправился домой. К тому же оставалась опасность просто замерзнуть, заблудившись между одинаковым рядами голых деревьев и кустарников. Тем более небо сияло так ярко, что было понятно, к утру хорошенько подморозит.
— Мам, — Анни потянула меня куда-то вправо и, кивнув в темноту, добавила, — идем. Граф Шеррес там... Мам... а как ты думаешь, он будет рад меня видеть? — вздохнула она, шагая по хрустящей льдинками тропинке в неизвестность.
И столько отчаяния было в этом вопросе, что я вздохнула и, остановившись прямо среди черно-серых кустов, присел и обняла Анни. Ветра сегодня совсем не было, и кусты стояли над нами, не шевелясь, как молчаливые стражи.
— Конечно он обрадуется! — воскликнула я, стараясь быть как можно убедительнее. И заверила, — любой был бы счастлив иметь такую дочь, как ты. Я вот очень счастлива...
— Ну, ты же моя мама! — рассмеялась она и снова вздохнула. — А папа это другое... вдруг я ему не понравлюсь? Или он скажет, что я ему не нужна?..
— Тогда он будет полный дурак, — я прижала Анни к себе и попыталась встать, держа ее на руках. Моей девочке было уже семь, она сильно выросла за эту зиму. Спина протестующе взвыла, но я справилась. Выпрямилась и теперь держала ее на руках, как маленькую девочку. Чувствовала, что это важно. Сейчас я нужна была дочери именно, как самый сильный во всем мире взрослый, чтобы она чувствовала себя защищенной рядом со мной.
Анни прильнула ко мне, обвив шею руками и обхватив ногами талию. И в ее тихом, еле слышном выдохе я услышала облегчение. Улыбнулась, прижала к себе еще крепче и сделала шаг вперед.
Идти было сложно. Я почти не видела куда наступаю, а дорожки, пусть даже очищенные от снега, были довольно скользкими. И я боялась не удержаться на ногах, грохнуться во весь рост и навредить ребенку. Тем более мои тонкие домашние туфли совсем не подходили для прогулок по парку в это время года.
Пройти мне удалось не больше двух десятков шагов. Я обогнула куст, дошла до обледенелой липы, на ветке которой висела кормушка для птиц, на секунду отвлеклась на ее качающийся темный силуэт, и не заметила, что именно в этом месте дорожка делает резкий поворот влево. Я не поскользнулась. Я споткнулась о высокий снеговой бортик и, пребольно ударив голень, рухнула за край дорожки прямо в сугроб. От неожиданности, боли и обжигающего холода снега, мгновенно забившегося нам под платки, мы обе не смогли сдержаться и взвизгнули. А потом, сидя по уши в снегу, как два снеговика, переглянулись и расхохотались.
— Что у вас случилось? — холодный, холоднее снега, попавшего за шиворот, голос прервал веселье. На дорожке, глядя на нас сверху вниз, стоял хмурый граф Шеррес.
— Мы упали, — ответила Анни, прежде чем я успела вмешаться. — Вы же нам поможете вылезти из сугроба? — умоляюще произнесла она и захлопала ресничками.
Я улыбнулась. Кокетство у девочек в крови. Я точно не учила ее так делать. Мне просто некогда было учить Анни женственности. Подруг у нее тоже не было, кроме Дошки, которая сейчас стала совсем взрослой. И Анни больше всего времени проводила с Лушкой и мальчишками.
Но графа не проняло. Он бесстрашно перешагнул через снеговой бортик прямо в сугроб и протянул мне руку, но хмуриться не перестал. Выдернул меня из сугроба как редиску из грядки. Но когда я встала на ноги, резкая боль в голени заставила застонать. Кажется, я ударилась сильнее, чем думала. Я невольно села на снеговой бортик.
Граф нахмурился сильнее. Он все еще стоял в сугробе и теперь недовольно смотрел на меня.
— Ну, что вы стоите! — не выдержала я, — помогите ребенку! Вы же видите, я сама и шагу сделать не могу.
Ему мое предложение совершенно не понравилось. Он так сжал челюсти, что на щеках заходили желваки. Но тем не менее протянул руку Анни, смотревшей на него из сугроба со слезами обиды на глазах. Она уже напридумывала себе невесть что, догадалась я. Скорее всего решила, что это доказательство ее ненужности для него.
Вот только это была просто разница обычаев. Анни знала, девочек в Абрегорианской империи прятали от посторонних глаз, но не догадывалась, что даже просто взгляд чужого мужчины даже на столь юную женщину мог был расценен, как покушение на ее честь. И за такое мужчине грозило в самом лучшем случае заключение отсроченного брачного договора. А в худшем — смерть.
Поэтому граф и замер, не зная, как поступить. Но потом все таки решился и протянул Анни руку. А когда она схватилась за его ладонь, резким рывком выдернул ее и сугроба и хотел поставить рядом, но не тут-то было. Анни, как маленькая обезьянка, прямо на лету вцепилась в его шею и повисла на нем точно так же, как несколько минут назад на мне. Граф непроизвольно придержал ребенка. И я с удивлением увидела, как треснула неподвижная маска на его лице, он ошеломленно заморгал, одернул руки и внезапно покраснел так, что это стало заметно даже в густой темноте наступившей ночи.