Страница 41 из 54
Глава 21
— Мама! — Анни крутанулась и вцепившись в руку старухи, изо всех сил укусила ее за палец. А когда Танита, вскрикнув, выпустила ее из рук, кинулась ко мне, — Мама!
Я прижала Анни к себе и подняла взгляд на Таниту. Я была в такой ярости, что эта дрянь невольно попятилась от меня...
— Анни, маленькая моя, ты как? — спросила я у дочери. И она вдруг разрыдалась прижимаясь ко мне. Так горько, что я с трудом удержалась, чтобы прямо сейчас, самолично не придушить старуху, которая посмела обидеть мою девочку.
— Мама, они забрали Катрилу! Дяденьки! Она их привела, и они ее забрали!
Я присела на корточки, обняла дочь и заглянула в заплаканные глазки. Мне не нужно было объяснять, что случилось. Все было понятно.
— Анни, все будет хорошо. Я сейчас ее найду. Слышишь? С ней все будет хорошо. Я тебе обещаю!
— Они хотят сделать ей больно, мама, — Анни снова зашлась плачем, — У Катрилы сегодня... кровь... и Танита сказала им, что уже можно. Они повели ее в винный погреб. Они хотят, — моя дочь задохнулась и не договорила...
А я чувствовала как изнутри поднимается что-то... что-то такое... огромное, чего нельзя описать словами. Рядом с этим чувством даже ненависть к Третьему советнику казалась мелкой.
— Анни, все будет хорошо, — повторила я очень тихо. — Ты побудешь с господином графом. Хорошо? Я пойду за Катрилой. Я ей помогу.
Анни закивала и отцепилась от меня, не переставая рыдать. А я встала. Выпрямилась. Мельком увидела, как старуха побледнела и прижала руку к сердцу. Но мне было не до нее. Я вдруг ощутила что-то... страх... панику... просто дикий ужас... не мой... чей-то... там... я даже как будто бы услышала мерзкий, отвратительный смех тех, кто... пока они еще ничего не успели. Спорили, кто будет первым...
— Ваша сиятельство, — повернулась к графу Шерресу, — присмотрите за моей дочерью. И за этой, — я кивнула на старуху. — Я с ней потом разберусь.
Граф, почему-то побледнев, кивнул.
— Ваша светлость, винные погреба в правом крыле. Их много... Вы не успеете, обойти все. Надо вызвать стражу, — заговорил он. И запнулся.
Я закрыла глаза, чтобы увидеть где...
— Я знаю, где они, — качнула головой. — Я успею.
Винные погреба находились в хозяйственной части посольского комплекса. Я никогда не была там, и даже не представляла, где все это находится. Но мне это и не было нужно. Я летела по коридорам, безошибочно выбирая путь туда, где мерзкие твари собрались надругаться над маленькой девочкой. Если бы я могла задуматься осознать, то поняла бы, что тут что-то не так. Но разума в моих поступках не было. Меня вело то «что-то», которое я ощутила, когда поняла, какое будущее видит Анни.
Двери, преграждающие мне путь, распахивались, казалось, раньше, чем я до них дотрагивалась. Слуги, случайно попавшие мне на пути, шарахались и в ужасе прижимались к стеночке, чтобы не коснуться меня. Они не знали, что прямо сейчас происходило там, внизу, в темноте, освещенной всего лишь крошечным огарком свечи, рядом с бочками господского вина. Время таяло, как масло на горячей сковороде. Еще немного и будет поздно.
Но я должна была успеть. Иначе я никогда себе этого не прощу.
Мельком заметила лежащую у стены неопрятной кучей Тайку. Я знала, ей сильно досталось, когда она попыталась защитить Катрилу. Ее били, пинали ногами и, хохоча, обещали заняться попозже. Мол, сама хочешь вместо девчонки? Можем устроить.
Но я не могла остановиться, чтобы помочь ей. Потом... сначала туда, где маленькое сердечко почти перестало битья от ужаса. Катрила уже не кричала и не сопротивлялась, потеряв всякий разум в жадных руках мерзких людишек.
Толстая дубовая дверь винного погреба отлетела от косяка и ударилась об стену с такой силой, что с потолка посыпалась штукатурка. И я увидела их.
Трое. Поваренок, мелкий служка и дворник. Они, радостно гогоча, перекидывали друг другу обезумевшую от страха девчонку, беззастенчиво тиская ее и срывая одежду.
Сквозняк, ворвавшийся в погреб мгновенно погасил крошечное пламя, теплившееся на кончике фитиля свечного огарка, поставленного на одну из больших бочек с вином. Погреб погрузился в кромешную тьму. Я закричала, протягивая руки к Катриле, и выпустила то «что-то», которое было во мне и рвалось наружу.
Последнее, что я запомнила, это дикий крик Катрилы:
— Мама! Мама! Мамочка!
Провал. Темнота.
А потом Катрила оказалась в моих руках. И я качала ее, успокаивая, и шептала:
— Тише, тише, доченька, тише...
Она даже не плакала. Просто тряслась всем телом и судорожно всхлипывала, обнимая меня и прижимаясь всем телом.
Вокруг были люди.
Те, которые, как оказалось, шли следом за мной. Они толпились у входа в погреб, перешептывались. В их руках были свечи, и их неровный трепещущий огонек, отражал троицу несостоявшихся насильников, лежащих вповалку прямо там, где я видела их в последний раз. Все трое были мертвы. И я знала. Это сделала я. В те несколько секунд, которые исчезли из моей памяти.
Но это было неважно. Все было неважно, кроме маленькой девочки в моих руках, которая только что пережила самый страшный кошмар в ее короткой жизни.
— М-ма-ма, — шептала Катрила, заикаясь, — м-мама...
— Ваша светлость, — к нам подошла перепуганная служанка. Я не знала ее, никогда даже не видела. Она протянула мне большой кусок ткани. То ли простынь, то ли еще что-то. — Вот... прикройте, девочку...
Я кивнула. Молча. Взяла. И одним движением завернула-запеленала Катрилу. Ее платье было наполовину снято, наполовину изодрано человеческими тварями, которых настигла моя кара.
Ничего. Дочь все забудет. Я постараюсь, чтобы она все забыла. Страх, боль, липкие взгляды, мерзкие прикосновения чужих рук, ощущение беспомощности и незащищенности.
Я провела ладонью по щеке девочки. Красивая. Жизнь ее не будет легкой... а у кого она легкой-то бывает? Но не только боль и страдания ждут ее впереди. И любовь будет, и счастье будет... семья, муж, дети... Все трудности можно преодолеть, все горести пережить, коли есть ради чего или ради кого жить.
— Мама... Мамочка, — Катрила взглянула на меня и наконец-то заплакала, слезы текли из ее глаз, смывая пережитое. Пусть поплачет. А потом поспит. И все будет хорошо.
— Ваша светлость, — служанка продолжала неловко топтаться рядом. Она как будто бы хотела что-то сказать, но не решалась. И так и не решилась, — девочку надо унести отсюда.
Я снова кивнула. И, с помощью служанки, которая подхватила меня под локоть, я поднялась. Качнулась под тяжестью ноши. Тут же подскочил какой-то мужчина. Из прислуги.
— Ваша светлость, — протянул он руки, — давайте я понесу. Я не сделаю ей ничего плохого, клянусь.