Путь в пантеон

В тот момент, когда я переводил дух, раздались очереди в глубине дома. Я бросился на звук и вовремя. В окно уже залезал один из селян вооруженный винтовкой армейского образца. Воин священник лежал у моих ног пусть и успевший выстрелить, но видно неудачно. Заметив меня, селянин попытался отпрыгнуть назад на улицу. В этом я ему помог. Пуля из моего пистолета останавливает несущегося в лоб ящера. А человек с раскуроченной грудью и спиной буквально улетел во тьму улицы. Оттащив воина священника в коридор, такой безопасный и надежный я еще раз убедился, что он мертв и после этого занял оборону, так чтобы из-за косяка двери в комнату я мог простреливать оба окна в ней. Мне не единожды пришлось отправлять обратно ретивых селян пытавшихся влезть в окно. Один раз им чуть не повезло. Я как раз менял заряды в барабане и совсем еще мальчишка с не по росту подобранным оружием - охотничьим карабином шустро влез в окно. Но, не заметив меня сразу, мальчонка, потерял свое преимущество. Здоровая пуля из моего пистолета не дала ему вырасти в славного и удачливого охотника.

Уже стихла стрельба в комнате с Ритки. Уже даже ко мне никто не лез, а со второго этажа несколько стволов еще палили на улицу. Ну, им сверху видно лучше. Хотя, что можно видеть ночью я понятия не имел. Появившийся в коридоре Ритки, осмотрел меня и, не говоря ни слова, оставил и унесся по лестнице ведущей наверх. Стрельба стихла. В этой оглушающей тишине навалился страх. Уж не знаю с чем он был связан, но мне казалось, что сейчас во тьме ко мне подкрадывается кто-то, а я не слышу и только еле улавливаю колебания под его ногами. Спустившийся сверху Ритки был тоже слегка оглушен и потому думаю, его голос можно было сквозь стены слышать на улице.

- Надо уходить! - проорал мне он. Я кивнул и он, схватив меня за пораненную руку поднял и потащил за собой под лестницу, где был выход в большую тележную. Тут тоже были наши бойцы, слава богу, целые. Я вырвал руку и проорал что без саквояжа, клинка и ножа не уйду. Он только махнул на меня рукой, но я еще даже в дом вернуться не успел, как мне в руки всунули мой саквояж меч и кинжал. Воин священник, которого я даже не знал по имени, отдав мне это сказал:

- Это ваше не забудьте! - Я чуть оружие не выронил от неожиданности.

- За мной! - скомандовал Ритки и мы, наталкиваясь в почти полной тьме, ринулись за ним сквозь открытые ворота тележной.

- Не растягиваться, не теряться! - командовал Ритки и я был готов его убить за то, что он выдает наш отход.

Но по нам не стреляли. Как будто за полчаса боя мы положили в деревне всех, кто мог держать оружие. Только один раз, когда мы пробегали близко какому-то из домов, нам чуть ли не в лицо прогрохотала тяжелая армейская винтовка. В ответ впереди меня три автоматических карабина буквально напичкали пулями тело стрелка. Из наших, как я понял никто не пострадал и мы бежали, не останавливаясь дальше. Поселок оказался значительно больше, чем я его себе представлял. Я думаю, что сам бы только к утру вышел из него по такой тьме. Только чутье Ритки, ведущего нас за собой, позволило всем за полчаса выбраться из селения в глубокий лес сразу за окраиной деревни.

Уже даже запах деревни пропал, а мы все бежали, тяжело дыша и глохнув от собственного хрипа глоток. Привал начался с того, что я ударился о впереди бегущего и буквально свалился на него. Отползая, я наткнулся на Ритки, что тоже лежал тяжело дышащим бревном рядом. О нас спотыкались, по нам топтались, но, наконец, пытка кончилась, и весь отряд улегся на влажной земле. Это еще хорошо что там затопи не было. Так бы думаю, валялись бы мы в воде, наверно, кстати, также наслаждаясь малым отдыхом.

Только мое дыхание успокоилось, как Ритки поднял отряд и, не слушая вздохов и ругани, повел только ему известно куда. К рассвету мы без сил попадали на неприметной полянке в глухом лесу. Мне было уже все равно, куда и зачем мы идем. Что ищем и для чего я послан в эту дурацкую командировку. Весь мой дух взывал об отдыхе. Я упал среди воинов-священников и под их монотонные бормотания молитв просто выпал из реальности.

Дождь бил мне в неприкрытое ничем лицо, раздражая меня и пробуждая. Я открыл веки и тут же получил каплю прямо в глаз. С рычанием я сел и стал судорожно тереть веко. Рядом еще кто-то поднялся. Захрустели суставы, закряхтели глотки. Весь отряд просыпался. Я услышал голос Ритки.

- Доставайте остатки припасов. Делите поровну. Пусть крохи, но чтобы каждому. Ясно? Нам надо еще немного пройти, но это "немного" будет тяжелым испытанием. Есть и подниматься.

Я был удивлен появившимся копченым мясом и здоровым куском хлеба в моей руке. С жадностью я набросился на еду и сквозь свое жевание расслышал голос Ритки:

- Молодцы. Хоть этого старосту предателя обчистили.

Я не стал интересоваться, почему Ритки назвал старосту предателем и продолжил глотать, почти не жуя. Воду пили из двух фляжек, что остались после поспешного бегства у воинов. В общем, когда Ритки скомандовал подъем, отряд был почти сыт, а, следовательно, почти непобедим, как любил говаривать мой отец.

Началось самое отвратительное путешествие. Перевалив через дорогу такую заманчивую и такую опасную мы скатились снова в лес и очутились по колено в жиже из веток, листьев и земли. Дальше был далеко даже не Звездный Ад. Еле вытаскивая ноги из жижи, задирая и перенося, как можно дальше шаг, мы двигались непонятно куда и непонятно зачем. Мне не стыдно признаться, я был настолько измотан, что готов был послать всех и вся и просто упасть в воду а, отдохнув начать медленный путь обратно… к позору человека, не выполнившего задание. Но не страх двигал меня вперед. Не опасность, казавшаяся шедшая по пятам. Нечто иное. Древнее, как сама природа. Воля вожака. Ритки, казалось, магнитом тащил нас за собой. Мысли были заняты одним - не отстать от него. Только бы не отстать. Этот странный магнетизм и главное отклик в нас на него сейчас хорошо изучен учеными и признан атавизмом психики. Но тогда мне было плевать, как это называется. Тело мое молило о покое и отдыхе, а дух мой подчиненный воле Вожака гнал тело вперед, заставляя переступать через корни и даже взбираться на буреломы. Я падал в грязь и вставал. Я задевал стволы деревьев и, превозмогая боль от ушибов, шагал, бежал, полз дальше. Пока мы все не упали на внезапно начавшуюся сушу.

Голос Ритки сорванный командами, которых мы не слышали пока бежали, сейчас хрипел что-то о том, что надо собраться с силами и преодолеть подъем, а там мы будем в безопасности. И он, со стоном поднявшись, поковылял от нас. Еще один воин поднялся и пошел. Я подняться не смог и невольно начал свое движение на четвереньках. Но тут меня с двух сторон подхватили и с ревом выходящих последних сил подняли и потащили вперед. Мне помогли. Меня почти несли. Но скоро я уже сам перебирал ногами и через долгий десяток минут мы были на вершине знакомого холма. Внизу, сквозь ветви и верхушки деревьев, я видел старый покинутый дом, который уже служил нам однажды убежищем. И перед домом переминались с ноги на ногу стояли лошади. Много лошадей. Двадцать или немного больше.

Меня втащили в тепло и уложили на одну из кроватей. Шум, который творился вокруг, был на столько мне непонятен и разноголос, что я, как бы отключился от него. Теперь существовало только две вещи в мире: мое разбитое и уставшее тело, пронзаемое болью почти везде и кровать. Мягкая, теплая, сухая… такая нежная, что я сразу отказывался верить в это чудо. Чудо медленно проглатывало мою боль вместе с сознанием, мыслями и надеждами.

Утром я встать не мог. Все тело словно поломанная детская игрушка было скрючено болью. Одеревеневшие ноги, казалось, так и не отогрелись за ночь. Осмотревший меня один из священников воинов заявил, сидящему возле огня в камине, Ритке.

- Переохлаждение, и как следствие лихорадка. Как и у других четверых. Но думаю, поднимется. Мне бы трав поискать я бы отвар сделал и на ноги бы его поднял, но где в этом болоте трав найти.

Не поворачиваясь к нему, Ритки сказал хрипло: