Война за мир

Глава 23. Тёмная сделка

— Моё имя — аль-Хасан сын Аби1. Султан султанов, царь царей, повелитель повелителей, Малек ал-Эссераф2; могущественный, грозный, каратель мятежников, победитель франков, и татар, и армян, вырывающий крепости из рук неверных,2 назначил меня эмиром Белого Замка.

1 «Хасан» можно перевести с арабского как «красивый», «добрый». Имя персонажа вымышленное.

2 Он же аль-Ашраф Халил, текущий султан Египта, сын умершего султана Сайф ад-Дина Калауна (Килавуна).

3 Это официальные эпитеты к титулу египетского султана, которые использовались им самим. Взяты мною из его официального письма великому магистру ордена тамплиеров, которым Малек ал-Эссераф объявляет его ордену и всем христианам-католикам войну.

(примечание автора)

Я замешкался, осмысливая звонкие эпитеты. Первый раз слышу, чтобы турок называли татарами. Хотя, наверное, это оправдано, ведь все народы, живущие на востоке, принято называть татарами (или тартарами), даже монголов и тех, кого они завоевали.

— Так это ты тот рыцарь, который захватил Маргат?

— Да, — я ещё не определился с тем, как себя вести и поэтому предпочёл дать краткий ответ.

— Для меня честь лицезреть столь доблестного рыцаря. Жаль, что ты франк.

Вопреки значению своего имени стоящий передо мной эмир Белого Замка не был красив. Осанка воина, но могущее быть вполне привлекательным внешне лицо портило жёсткое выражение, горбатый нос и глубокие складки на лбу и в уголках губ, которые не убрало даже святое исцеление. Мог ли человек с таким лицом и на его месте быть добр? Едва ли.

От жрицы альвов я слышал, что лишь по-настоящему сильный человек (с её слов — альв) может позволить себе быть добрым, а для всех остальных подобная черта характера — слабость. Спорная точка зрения, как по мне, но и повод задуматься в то же время. Для матери твоих детей доброта — добродетель. А для правителя? Лишь очень наивный человек может полагать, что Бог добр. Нигде в Святом Писании не сказано ничего подобного. Бог мудр и строг, но справедлив, а справедливость и воздаяние плохо согласуются с добротой.

Я слишком глубоко задумался, разглядывая лицо собеседника, и тот нахмурился.

— В детстве я переболел оспой, но Аллах не призвал меня к себе. В более старшем возрасте — получил шрам через всю щёку, сражаясь с неверными. Я привык. Ты видел меня прежним?

Снятый шлем уже не скрывал промокшую от пота белую хлопковую шапочку, обтягивающую крупную голову слишком тесно, чтобы заподозрить под ней наличие волос. Мой взгляд скользнул по вышитой на груди зелёной розе с тремя рядами лепестков4 и невольно зацепился за прореху в одежде. Трудно сказать шиит передо мной или суннит. Отсутствие шёлкового халата не говорит ни о чём. Может быть, местный житель и смог бы выделить нужные нюансы, но мой уровень богословия таких знаний не давал.

4 Главный герой не разбирается в суфийских тарикатах (братствах). Эти знания откроются ему лишь на четвёртом уровне богословия (потому что он христианин, а не мусульманин).

(примечание автора)

— Нет, я лишь недавно прибыл в эти края, и до сих пор мало кого здесь знаю. Предупреждая твой возможный вопрос, в братстве Грааля, в котором я состою, место рождения рыцаря не имеет значения. Представители твоего народа в наших рядах тоже есть. Как есть и из куда более отдалённых краёв, где люди никогда не слышали о Боге, и поклоняются языческим идолам.

— Ты хорошо владеешь нашим языком, — эмир сдержанно уважительно кивнул. — Я слышал легенду о Граале. Признаться, мне она всегда казалась вымыслом. Вас правда выбирает Камень?

Я покосился на жадно вслушивающегося в наш разговор тамплиера в белом плаще. Было бы странно, если бы он, проведя в этих краях годы и годы, не выучил самый распространённый здесь язык.

— Так гласит легенда. И она недалека от истины.

— Хм… — сарацин сощурился. — Вы приходите из царства царя-рыбака? Как его здоровье?

Я усмехнулся.

— Разве ты не знаешь, на какого именно Рыбака намекает эта легенда? С ним всё в порядке. По крайней мере, пока.

— Так вот почему на монетах символ рыбы! — неожиданно воскликнул тамплиер, невольно прерывая наш диалог.

Телохранители за спиной эмира дёрнулись, но сразу же замерли, — за спиной святого брата тоже стояли вооружённые люди. Моего вмешательства в едва не вспыхнувший на пустом месте конфликт не потребовалось, сарацин вскинул повелительно руку, приказывая своим слугам оставаться на месте.

— Ты сказал «пока». Неужели с этим что-то может измениться?

Со вздохом пожимаю в ответ плечами.

— Наше братство возникло неспроста, и неспроста мы оказались вынуждены заявить о себе именно сейчас. Чаша терпения Господа переполнилась или просто пришло время, но нашему миру грозит вторжение демонов, которым будет наплевать на веру любого из нас. Хотя может быть некоторые из бесов потребуют от своих новых рабов склониться перед их хозяевами лже-богами. Моя миссия — остановить начавшуюся войну, потому что скоро этому миру понадобятся все его силы, чтобы устоять в грядущей буре.

— Это твоя личная задача или твоего братства? — уточнил эмир, поджав губы и быстро проведя рукой перед своим лицом. Не знаю, может быть это был какой-то знак, отвращающий Зло.

— Моя личная. Основная задача Братства — оберегать этот мир, и мы будем выполнять её несмотря ни на что, вне зависимости от успеха моей миссии. Другие рыцари, насколько мне известно, сейчас пытаются предотвратить другие конфликты. Но этот — самый крупный и опасный из всех.

— Какие силы вам противостоят и сколько у нас времени?

Я поймал себя на мысли, что мне нравится этот мусульманин. Он почти мгновенно выхватил главное.

— Вторжение начнётся не внезапно, и скорее будет походить на прилив. Сначала демоны будут приходить редко и поодиночке или небольшими группами. Кажется неопасным, но что это не так ты видел своими глазами. Потом… потом всё начнёт становиться хуже и хуже. Я бы не называл это Карой Господней за людские грехи, скорее — Испытанием. Просто оно дано не одному человеку, и даже не какому-то одному народу, а всему нашему миру. И мы либо пройдём его с честью, либо исчезнем, будто нас никогда не было на этой земле. Впрочем, возможно, что немногие выжившие станут рабами демонов и навеки потеряют шанс спасти свою душу.

Сарацин катнул желваками, и некоторое время просто молчал.