Страница 56 из 76
Рюкзак пришлось надеть задом наперёд. Он сковывал движения, к тому же ремень слишком сильно давил на поясницу… Но доставать из него инструменты стало значительно проще.
В эпоху Токугавы прямой путь из замка во дворец поддерживали в хорошем состоянии. Слуги регулярно расчищали проход, меняли факелы, следили, чтобы не забивались отдушины. Ловили крыс.
Почувствовав, как по ногам и спине пробежали крошечные лапки с острыми коготками, я невольно задёргался. Накатила волна отвращения.
На Ёшики давно не было крыс. Не было комаров, мошки, бабочек, а также бродячих собак и кошек. Каждое животное ценилось на вес золота.
И сейчас я испытывал страх пополам с благоговением. Настоящее животное, которое не побоялось притронуться ко мне!
А вдруг оно залезет под куртку?.. Или ему взбредёт в голову полакомиться моей мягкой частью…
Пока я судорожно втягивал воздух и раздумывал, что делать, крыса благополучно спрыгнула с моего плеча и неспешно удалилась, волоча за собой голый сероватый хвост.
Выплюнув люминофор, я вытираю рукавом вспотевшее лицо. Чувствую, что пора подкрепиться, и найдя губами резиновый наконечник, делаю пару глотков армейского питательного коктейля, мягкая фляжка с которым отыскалась в рюкзаке.
Как только жидкость попадает в желудок, по мышцам прокатывается волна жара. И через пару минут я себя чувствую таким же бодрым, как и в начале путешествия.
…До Киото я добрался на мотоцикле. С одной поправкой: на заброшенном заводе Янаки мне пришлось переодеться… девушкой. Яркий блондинистый парик, набитый ватой лифчик, красная помада на губах и густо подведённые глаза.
Хорошо, что меня не видит Фудзи.
В таком виде ничего не стоило войти в замок сёгунов, предварительно купив билет и слившись с толпой туристов у входа…
Несмотря на страх и репрессии, и на повешенных на воротах дворца, туристов в Киото хватало. Город храмов — так его характеризуют путеводители. И те, кто потратил свои кровные денежки на дорогостоящий тур по достопримечательностям одного из самых старинных городов Ямато, не желал упускать впечатлений из-за какого-то там политического переворота.
Завтра туристы сядут в самолёт, и улетят в свои, более благополучные страны.
Наконец я чувствую, как неровная поверхность подо мной начинает подниматься. Ползти стало ещё труднее, но меня греет мысль, что скоро это закончится.
Ход ведёт в спальню императора, — инструкции Янаки я помнил наизусть. — Сейчас этой частью дворца не пользуются.
Ёмэй выбрал для проживания покои в непосредственной близости от Артефакта. Они находятся в западном крыле, более архаичном, без современной системы отопления и электричества.
Где логово Сётоку — никто не знает. Но не думаю, что он оставляет Артефакт без присмотра надолго.
В старых покоях твоей матери никого быть не должно, — продолжил старик. Я отметил, что он сказал "твоей матери". Но не стал его поправлять… — Когда у власти был Ёмэй, эти комнаты почти не навещали. Уборка раз в год — не более того. Говорят, на коврах до сих пор сохранились пятна крови…
Я сглотнул. А затем взял себя в руки и просто кивнул. Это старая история. Много воды утекло.
…Где именно держат принцессу — тебе придётся выяснить самому, — напоследок сказал старик.
Я помнил все карты, которые показал мне Колян. Все этажи дворца, все флигели, пристройки и мезонины. Я знаю, что под самим дворцом находятся обширные рукотворные пещеры, в которых в старые времена держали узников…
В эпоху правления Антоку они пришли в запустение, но говорят, Ёмэй вновь открыл часть из них. Девушку могут держать там.
Я припомнил видение, где Любава сидит на берегу небольшого прудика. Сколько в том видении правды, а сколько — воображения, — сказать нельзя.
Последние пару десятков метров ход поднимался почти вертикально. Ступени раскрошились и осыпались, но цепляться, кроме как за них, было не за что.
Зато сюда проникало куда больше света: старая часть дворца была построена из дерева. И хотя в более поздние времена брёвна пропитали защитным раствором, часть из них подверглась набегу древоточцев. В стенах зияли огромные щели, прикрытые шелковыми гобеленами — что нисколько не мешало прохождению света и воздуха.
Слушая тишину, я стараюсь дышать как можно спокойнее, взгляд мой блуждает по сероватым сумеркам тесной застенной площадки…
И вдруг взгляд падает на какой-то предмет.
Небольшой, размером с мою ладонь. За десять лет он покрылся толстым бархатным слоем пыли, но так как ни сквозняков, ни перепадов температуры здесь не было, сохранил свою форму.
Это была детская сандалия.
Присев на корточки, я поднимаю её и осторожно сдуваю пыль.
Красная лаковая кожа. Белая подошва. На мыске — изображение Микки-Мауса.
Это сандалия принца Владимира… — холодные призрачные пальцы бегут по спине, ерошат волосы на затылке.
Сидя на корточках, я держу в руках кусочек истории — вероятно больше, чем все рассказы, вместе взятые, убедивший меня в реальности того, что на Тикю называют Кармой.
Принц потерял сандалию в спешке…
Он видел, как мать остановилась, не дойдя нескольких шагов до страшного провала в стене, и бросился назад, к ней. Но слуга поймал мальчика, и подхватив на руки, унёс в тайный ход.
Принц стал вырываться — он не желал никуда идти без мамы, и сандалия слетела.
Поднимать её было уже некогда…
Вспоминая инструкции Янаки, я нащупываю один, чуть выступающий из кладки камень и нажимаю… Стена приходит в движение. С потолка сыплется пыль — я в это время вдохнул, и едва сдержался, чтобы не закашляться…
Стена же, сдвинувшись сантиметров на пятнадцать, застревает.
Я выглянул в щель. Голова не пролезла, и обзор был довольно узким: край массивной кровати у дальней стены, занавешенное тяжелыми шторами окно — сквозь него пробиваются пыльные полоски света. Ковёр на полу. Посреди ковра темнеет заскорузлое пятно…
Запаха нет — все органические материалы за десять лет успели разложиться. Но мне всё равно показалось, что в комнате витает тяжелый, сладковатый дух смерти.
Стена, к сожалению, больше не двигается.
Я пытался её толкать, нажимал на потайной камень — всё, чего я достиг — это подвинуть её ещё сантиметров на пять, после чего стена застряла намертво.
Видимо механизм, за которым никто не следил последние годы, пришел в негодность. Рельсы забились пылью. А может, их перекосило во время очередного землетрясения.
Опасаясь вызвать шум и привлечь внимание, я оставил попытки справиться со стеной, и принялся готовиться к рейду по дворцу.