Страница 37 из 76
Глава 13
И вот я оказался в пустыне, засыпанной чёрным песком. Она была совершенно ровной, и тянулась во все стороны настолько далеко, что глаз не мог различить горизонта.
В небе, высоко над головой, сияло семь солнц. Все они имели свой цвет. Было даже чёрное — просто дыра в белом, как бумага, небе. Но я чувствовал исходящее из этого чёрного солнца тепло.
Фиолетовое солнце было похоже на осьминога. Его лучи извивались, как змеи, пронизывая все остальные шесть солнц, как бы нанизывая их на себя.
Это таттвы, — решил я, хорошенько рассмотрев все диски. Я нахожусь внутри своего тонкого тела. Чёрная равнина — это моё подсознание.
К этому выводу я пришел, когда заметил в песке равномерные концентрические круги, расходящиеся от разбросанных тут и там камней. В первый момент я их не заметил, но сейчас видел совершенно отчётливо.
Жар семи солнц был почти нестерпим. Он пригибал к песку, заставлял опуститься на колени, уткнуться в них лбом и замереть… Но песок был таким же раскалённым — я отдёрнул руку, как только прикоснулся. На ладони остались белёсые отпечатки песчинок.
Нет, я ошибся. Песок был ледяным. Настолько, что оставлял ожоги.
Как я сюда попал?
И сразу вспомнилась палуба, сидящий на ней человек с выдающимся носом и чёрными широкими бровями. Он ударил меня в лоб жемчужиной мастера Никто…
В ней хранится моя память, — вспомнил я слова мастера. — Всё, что я пережил, весь мой опыт.
А моё тело всё ещё там, в обычном мире, — подумал я. — Беспокоиться не о чем. Я в полном порядке.
Пот тёк не только по лицу, но и по всему телу, вопреки моим рассуждениям, доказывая его материальность. Скапливаясь у босых ног, он превращался в лёд.
И вдруг, у себя над головой, я заметил тонкую крупноячеистую сеть. Она тянулась через всё небо, перегораживая этот мир на две части.
Протянув руку, я дотронулся до одной из нитей. В голове раздался звон…
ПОСЛАННИК НЕ ДОЛЖЕН ДОПУСТИТЬ ПРИЧИНЕНИЯ ВРЕДА ОБОЛОЧКЕ, КОТОРУЮ ЗАНИМАЕТ
Эти слова звучали в моей голове, как колокол.
Тогда я убрал руку, и дотронулся до нити в другом месте.
ПОСЛАННИК НЕ ДОЛЖЕН УЧАСТВОВАТЬ В ЖИЗНИ МИРА, В КОТОРОМ НАХОДИТСЯ НА ЗАДАНИИ
Третья нить…
ПОСЛАННИК ОБЯЗАН ВСЕМИ СИЛАМИ СТРЕМИТЬСЯ К ВЫПОЛНЕНИЮ ЗАДАНИЯ
Это Корпус, — понял я. — Нейросеть моего разума накрепко связана с директивами, вшитыми в подсознание. Я должен стремиться к их исполнению на инстинктивном уровне, никогда не задумываясь о неповиновении.
Более того: Я НЕ ДОЛЖЕН ДОГАДЫВАТЬСЯ О ТОМ, НАСКОЛЬКО КРЕПКО ИМИ ПОВЯЗАН.
Кладенец, — решил я. — Это он, вступив во взаимодействие с нейронами моего мозга, выявил навязанные извне правила. Он рассказал мне о них. Дал понять, что я — не хозяин своим поступкам и желаниям.
Разумеется, я хочу избавиться от этой сети, от этой паутины, из-за которой не могу стать самим собой!
Но пока я не пойму, как это сделать, Сеть лучше не трогать.
Потому что, если исходить из логических допущений, где-то должна быть сигнализация: как только Сеть начинает подозревать, что Посланник не подчиняется Директивам, она запускает программу самоуничтожения…
Именно это и случилось с Шивой. Его свёл с ума конфликт между Директивами и его собственным "Я".
Это значит, мне нужно быть предельно осторожным. Я не хочу, чтобы мой разум выжгло пламя безумия. Я подожду.
— И долго ты собираешься ждать?
От неожиданности я вздрогнул. Как-то не подумал, что внутри собственного тонкого тела могу оказаться не один.
— По! Какими судьбами?
Мальчишка выглядел точно так, как я его и запомнил: похожий на румяный колобок, во рту не хватает зуба. Щеки измазаны шоколадом. Сама плитка, наполовину съеденная, зажата в пухлой потной ладошке. — Хочешь? — спросил он, протягивая шоколадку обкусанным краешком.
— Нет, спасибо. Мне бы попить.
— Чего нет, того нет, — и он расплылся в улыбке. Щеки приподнялись, превращая и без того узкие глаза совсем в щелочки. Но через секунду мальчишка стал серьёзным. — Чего это ты тут завис, а? Делать больше нечего?
— Спроси у своего друга.
— Какого ещё друга? — удивился малец.
— С Окинавы. Щелкнул меня, понимаешь, по лбу.
— Друга? — По смешно сложил бровки домиком. На лбу проявились пухлые складочки.
— Ну, вы же там, на Окинаве, все сэнсэи, в кого ни плюнь. Знаете поди друг друга…
— А, ну да, — По смешно покивал и откусил большой кусок шоколадки. — Сэнсэи с Окинавы, конечно…
— Ты пришел мне помочь? — как-то я уже начал привыкать, что По заявляется в самые критические моменты жизни.
— Не-а, — мальчишка принялся неуклюже чертить носком кроссовка большие клетки в песке. Под его напором песок даже не осыпался. — Я пришел поиграть.
— Ты же понимаешь, что солнца меня скоро поджарят?
— Захочешь — поджарят. А не захочешь — так и не поджарят.
— Легко тебе говорить.
— А то! — он закончил рисунок. Оказалось, что это "классики" — простая детская игра. — Ну давай, ты первый.
— А смысл?
— Ой, прыгай уже, а? — он упёрся руками мне в поясницу и подтолкнул к первой клетке. — Раньше сядем — раньше выйдем.
Вздохнув, я прыгнул.
Открыл глаза и увидел над собой знакомый ржавый потолок. И Хякурэн, сидящую на узкой койке у меня в ногах.
— Всё повторяется, — сказал я.
А потом облизал губы. Чувствовал себя так, словно и вправду только что вышел из пустыни: всё тело зудит от песка, губы потрескались. Зато ступни босых ног не гнутся от холода.
— Тоётоми очень извиняется, — поспешно сказала Белый Лотос, как только я посмотрел на неё. — Он не думал, что жемчужина произведёт на тебя такой эффект. Он хотел, как лучше.
— А что же он сам об этом не скажет?
Мне честно казалось: в таких обстоятельствах можно и повредничать…
— Он улетел. Нужно поговорить с теми, кто на нас напал. Постараться их вразумить…
— Горбатого могила исправит, — буркнул я. — Люди, которые продают в рабство других людей, обычно не слишком склонны к внушениям.
— Тоётоми никогда в жизни не причинял вред ни одному живому существу, — в голосе Хякурэн было больше укоризны, чем мне бы хотелось.
А как же я? — вертелось на языке. Но я промолчал. В конце концов, я ведь жив. Несколько обезвожен, но кто сейчас без недостатков?
— А где моя жемчужина? — голос мой звучал сварливо. — Тоже у Тоётоми? Знаешь, это всё-таки был подарок…
— Подарком было то, что хранило в себе свёрнутое заклинание, — сказала Белый Лотос. — Память сэнсэя. Теперь она принадлежит тебе.
Я помолчал, гадая, что это означает на самом деле, но так ничего и не придумал.
— Ладно, можно мне встать? — Белый Лотос поднялась с кровати, позволив мне спустить ноги.