Страница 28 из 76
Глава 10
Пришлось повозиться, пока мы не придумали, как разогнать судно. В подводной лодке всё было просто: маги перенаправляли энергию Эфира в реактор.
Но на Кобаяши Мару этот номер не пройдёт: старенький двигатель, работающий на солярке, просто не выдержит такой нагрузки. Как сказал Дед — тот самый, заросший по самые глаза мужик, которого нам представили храпящим в кубрике, — что больше узлов, чем он уже даёт, из движка не выжать…
Паруса у нас не было — а значит, ветер нам не помощник.
Но спустя некоторое время и несколько неудачных экспериментов, во время которых мы чудом не потонули, мы с Хякурэн научились создавать очень быстрое течение, которое несло плоскодонное судно с огромной скоростью.
— Следи, чтобы не возникали водовороты, — командовала Белый Лотос. Она находилась в рубке — контролировала показания приборов. — Если нас затянет в воронку — обшивка не выдержит и Кобаяши Мару пойдёт ко дну.
Сначала ничего не получалось — с течения нас всё время сбивал боковой ветер. Ватанабэ приходилось постоянно корректировать курс, а это отнимало время. И все наши усилия шли насмарку.
Затем на палубу выбрался Фудзи. Влез на крышу пристройки, взмахнул руками… И ветер, бьющий в борт с настырностью годовалого бычка, вдруг задул в корму.
И мы понеслись…
— Через несколько часов будем в проливе, — уверенно сказал Старик Кагосима, вытирая руки ветошью. Его снова определили в коки — к вящему недовольству самого Старика, да и всей команды: принц Фудзивара готовил гораздо лучше.
— Откуда ты знаешь? — как по мне, было совершенно непонятно, где мы находимся: кругом вода. Берега не видно. Солнце почти в зените…
— Я здесь хожу вот уже сорок лет, — ответил Старик, который выглядел, как двадцатилетний юноша. — Знаю Японское море лучше, чем шрамы на своей ладони.
— Но ведь здесь нет никаких ориентиров.
— Вода — вот главный ориентир, — сказал Кагосима, любуясь пенной струёй, вздымающейся за кормой Кобаяши Мару. — Воды у побережья сильно отличаются от вод открытого моря. А воды одного пролива — от вод другого…
— То есть, по цвету воды ты можешь узнать, где мы находимся?
— Не только по цвету. Вкус, поверхностное натяжение, структура брызг…
Наверное, те несколько часов, что мы летели, как сумасшедшие, над водой, были самыми спокойными за очень долгое время.
Солнечные лучи создавали на воде непередаваемую игру света, и в то же время мягко прогревали уставшие от сырости кости.
Я развалился на корме, прикрыл глаза и полностью отдался движению, ощущению тепла на коже и йодистым запахам водорослей и соли.
Удивительно: ветер, бьющий в корму с силой парового молота, над самим судном превращался в лёгкий бриз. Это было дело рук Фудзи: поднявшись на крышу рубки, он стоял там во весь рост и постоянно двигал руками в медленном завораживающем ритме.
Иногда казалось, что в просвете его рук появляется голубая, наполненная светом сфера, которую он то сжимал, то растягивал — словно месил тесто.
Я лениво наблюдал за его движениями, иногда проваливаясь в подобие дрёмы, или точнее сказать, умиротворённого созерцания. И мог видеть исходящий от бортов свет — радужное сияние, результат наших совместных действий.
За этим приятным и ленивым занятием я не сразу заметил, что движения Фудзи изменились. Они стали более судорожными, дёргаными, и — как ни удивительно, более сосредоточенными.
Ветер внезапно засвистел в ушах. Он был таким сильным, что грозил сорвать волосы с головы. По Кобаяши Мару пошел ровный нарастающий гул: все канаты, каждая гайка и заклёпка, всё, что не было плотно прикручено или приклеено, начали вибрировать в ритме нарастающего ветра.
Из рубки показалась Белый Лотос. В три прыжка она преодолела лесенку, ведущую на крышу, и присоединилась к Фудзи. Взгляды их были направлены в ту сторону, где, предположительно, был берег Корё…
Усилившийся ветер мгновенно выдул из моего тела всю истому, всю лень, и наполнил мысли тревогой и раздражением.
Застегнув ветровку на все пуговицы, я с опаской поднялся к друзьям, на крышу рубки. Было страшно: судно неслось по волнам со всё возрастающей скоростью. Казалось, я нахожусь на крыше скоростного синкансэна, мчащегося без остановок в сине-голубую даль.
Взобравшись на крышу рубки, я мысленно застонал: там была ещё одна пристройка, метра два высотой. Так вот: Белый Лотос и Фудзи находились на ней. Сцепив зубы, я тоже полез по лесенке.
Площадка наверху была совсем крошечная, не больше квадратного метра. Когда я поднялся, друзьям пришлось потесниться.
Единственное утешение: её огораживали перильца на уровне пояса. Ничего особенного, но какое-то успокоение они давали.
— Что случилось? — спросил я. — Почему мы несёмся, как сумасшедшие?
Фудзи молча указал на горизонт. Там реяло несколько чёрных точек, которые быстро приближались.
Мне показалось, это какие-то крупные птицы. Может, поморники — иногда они достигают поистине гигантских размеров.
И уж совсем не хотелось думать, что это опять драконы… Что это Бестужев, выследив нас каким-то непостижимым образом, решил покончить с обоими принцами Ямато раз и навсегда.
— Пираты, — пояснил Фудзи. — Пираты острова Окинава.
По-моему, эти слова он произнёс с некоторым удовольствием.
Хякурэн молчала. Она рассматривала точки в огромный морской бинокль. Желтый дождевик её бился на ветру, вызывая звук, похожий на далёкую грозу.
— Нужно прибавить скорости, — наконец сказала она. — Пираты постараются взять нас в клещи в проливе — там нам будет некуда деться. Но если мы успеем проскочить узкое место и выйти в Тихий океан — есть шанс спастись.
— Но зачем? — я не понимал, почему нужно бояться каких-то точек далеко в небе. — Что им нужно? У нас нет ничего ценного — ни рыбы, ни дорогих безделушек…
— Им нужна энергия, — сказала Белый Лотос, передавая мне бинокль. — Управляя лодкой с помощью Эфира, мы выдали своё присутствие. Теперь пираты пришли, чтобы забрать то, что они считают своим по праву: нас.
— Нас?
— Они ловят сэнсэев, которые оказываются в сфере их влияния. А потом используют, как живые батарейки.
— Вот это да! — я был изумлён.
Работа с Артефактами, даже объединение Артефактов, чтобы добиться большей мощности — это я испытал на себе. Но использовать магов вместо Артефактов, выкачивать энергию прямо из живых людей — в этом было что-то противоестественное. Что-то настолько чуждое самой доктрине разумной жизни, что я содрогнулся.