Добивающий удар

— Слушаюсь! — барон вытянулся и, повернувшись, вышел.

Керенский тоже встал и, выйдя из кабинета, направился по вестибюлю в сторону выхода. Сестра милосердия, дежурившая в коридоре, вскочила и бросилась к нему.

— Господин министр, доктор настоятельно рекомендовал вам уйти отдыхать. Иначе ваш организм не выдержит пережитого.

— Хорошо. Я только взгляну в окно.

Опершись о подоконник, Керенский задумался. За окном вечерело. Весна постепенно вступала в свои права, но очень и очень медленно. Временами моросил дождь, налетая на окна мелкой взвесью.

— Противно, господа, противно! — сказал вслух Керенский и, повернувшись, зашагал в комнату отдыха. Выпив предложенные сестрой микстуры, он подложил руку под голову и крепко заснул.

Утро наступило, как и всегда. Снова повторив про себя: «Время не ждёт!», Керенский заставил себя встать с кровати и, морщась от незначительной боли, стал одеваться. Нужно было появиться в правительстве, оправившись после очередного чудесного спасения.

Уже надоело вечно попадать под пули, но очевидно, что это будет не в последний раз. Надо ехать в Мариинский дворец и заявлять свои права на всё. Но сначала необходимо переговорить с Щегловитовым. До него вчера очередь просто не дошла.

— Мишка!

Ординарец быстро появился в проеме двери.

— Ищи Щегловитова и ко мне веди, а то вчера так и не смог с ним поговорить.

Не успел ординарец исчезнуть за дверью, как в кабинете разразился длинной трелью телефон. Странно, что он вообще стал трезвонить только сегодня. Не став ломать над этим голову, и так больную, Керенский поднял трубку.

— Керенский.

— Александр Фёдорович, вы живой?! Какое счастье!

Судя по голосу, это был князь Львов.

— Да, живее всех живых.

— Александр Фёдорович, мы вас все ждём, надо принимать меры, кругом сплошная анархия и хаос.

— Не знаю, Кирпичников мне об этом не докладывал, да и Рыков тоже. Обстановка на улицах контролируется, хаоса нет, это преувеличение.

— Да, но военное и морское министерство обезглавлены, генералы не знают, кто ими сейчас командует, и идёт война.

— Ну, покомандуйте вы, Георгий Евгеньевич, — резко бросил Керенский. Этот латентный гомосексуалист, толстовец, англофил и абсолютно бесхребетный человек уже начал его откровенно раздражать.

Князь абсолютно не умел ничего делать, только заседать и говорить банальности. Что Толстой, желая прославиться на весь мир, пресмыкался перед англичанами, охаивая собственный народ, что этот безвольный чиновник, который ничего не хотел делать.

— Что вы, что вы. Руководство армией взял на себя пока генерал Алексеев, а морским министерством — начальник морского генерального штаба контр-адмирал Кедров.

— Ну, вот видите. Я буду завтра, созывайте совещание. Я обязательно буду. Мне многое нужно сказать господам министрам. И, Георгий Евгеньевич, готовьте документы для моего вступления в должность военного и морского министра.

— Да-да, конечно, мы вас с нетерпением ждём. А то у нас тут хаос в правительстве полный. Все боятся последствий и того, что и до них доберутся революционеры.

— Хорошо, завтра в девять я буду в правительстве.

— Ждём-с!

Керенский опустил трубку на рычаги и, не снимая руки, задумался. Хотелось прийти завтра, сразу разогнать всю эту подлую кодлу и взять власть. Но…

Но не получится. Так грязные дела не делаются, надо работать, работать и ещё раз работать. В дверь постучали.

— Войдите.

В кабинет быстро вошёл министр юстиции Щегловитов, которого царь прочил в главу правительства.

— А, Иван Григорьевич! Наконец-то, а то я уже заждался вас.

— Заждался вас это я, Александр Фёдорович. Вы со мной хотели встретиться ещё вчера, но, видимо, вам было не до сук, ой, оговорился, недосуг.

— Ммм, а я и не знал, что вы умеете ёрничать и грубить, а, казалось бы, царский министр…

— В тюрьме научился, в ней плохому быстро учат.

— Да, не спорю. Но сейчас вы уже не в тюрьме и, кроме того, вы же не знаете, что случилось со мною вчера.

— Не знаю, — не стал отрицать Щегловитов.

— Вот! А в меня вчера стреляли и хотели взорвать, представляете? Некая девушка, в порыве революционного оргазма кинула в меня бомбу.

— Как, как вы сказали, оргазма? — не поверил своим ушам Щегловитов.

— Я сказал оргазма? — сделал вид, что удивлён, Керенский. — Нет, оговорился. Я имел в виду, что в порыве революционного экстаза или мракобесия, уж не уточнял. Но бомба была брошена в меня, и бомба разорвалась. Последствия налицо, то есть на лице.

— Да, я вижу, — признал Щегловитов.

— Но это ещё не всё. Ночью в госпитале, что в Зимнем дворце, ко мне приходил гость, некий полковник Герарди. Пришёл не в гости, а чтобы заколоть кинжалом. Банально, как в дешёвой театральной пьесе. Италия, стилет, мавр, и привет господу Богу…

— Да?! Тогда теперь вы можете оценить то, что делали господа эсеры по отношению к царским чиновникам и каково это, жить под постоянным страхом быть взорванным или расстрелянным…

— Могу, пренеприятно, скажу я вам, это чувствовать. Очень, очень неприятно. Да, теперь это будет повторяться с завидным постоянством. Впрочем, я готов ко всему, — и Керенский достал из ящика стола тяжёлый маузер, положил его на столешницу, а вслед за ним достал из наплечной кобуры ещё один пистолет, меньшего размера, но той же фирмы.

— Я умею стрелять, и уже не раз это делал. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих, — не совсем к месту сказал Керенский.

— Но, как же вас спасли в госпитале, господин министр? — холодно поинтересовался Щегловитов.

— Само провидение спасло меня.

Щегловитов поморщился, показывая, что пафос сейчас неуместен. Керенский усмехнулся.

— Зря вы так думаете, мир не без добрых самаритян, действительно, только самим провидением можно объяснить то, что ко мне явился один барон и спас меня от полковника Герарди.

— Позвольте, это точно был Герарди? — удивился Щегловитов.

— Да. Очевидно, что вы знакомы.

— Знакомы, и я удивлён и не ожидал этого от полковника.

— Ну, значит он решил устранить проблему одним ударом. Что поделать, дураками Россия никогда не оскудевала. Но дело не в этом. Дело в том, что я собираюсь воспользоваться данными покушениями. Уже сегодня об этом напишут во всех газетах, но в общих чертах.

А завтра, я подчёркиваю, завтра! Всё будет описано более развёрнуто. В красках, так сказать. Я собираюсь сделать очередной шаг к власти, но шаг, хоть и большой, но не очевидный, пока. Мне нужно опираться на буржуазные круги, на промышленников, на чиновников, на тот же народ, который поверил мне.

Единственное, сейчас я не верю никому, и не знаю, кто и на что способен. Все эти руководители, которые засели во Временном правительстве, ухватили здоровый куш, который не в состоянии даже прожевать. Более того, скажу я вам, они не знают, как его есть и как отмыться после еды.

— Но зачем вы с такой проникновенностью и доверием рассказываете всё это мне?

— Зачем? За тем, что вы находитесь под домашним арестом, и не в состоянии разгласить эту информацию всем и каждому. Можете себя считать рабом, но вас я решил поставить секретарём правительства. Пока тайным секретарём, а потом и настоящим. Возможно, вы станете заместителем председателя правительства в будущем.

Щегловитов недоверчиво усмехнулся.

— А кто же будет председателем правительства в таком случае?

— Председателем? Я!

— И почему я не удивлён!

— Действительно, это смешно слышать. Но в будущем, если меня не убьют, я стану лидером единственной партии. А вы, или тот, кто справится не хуже вас, станет премьер-министром в Российской республике. Как там дальше будет, я не знаю. Надо ещё что-то с императором делать.

— Но…

Керенский оборвал Щегловитова.

— Я хочу, чтобы вы помогли мне перехватить управление империей, примерно через месяц. Нужны кадры, которым бы я мог хоть немного доверять и, самое главное, они должны быть компетентны. Подумайте, подберите фамилии. Меня интересуют все, кто может управлять, организовать и контролировать стратегические военные заводы.