Добивающий удар

— Господин начальник УГРО, — продолжил Керенский, но обратился уже к Кирпичникову. — Сколько после всех этих событий в Петрограде осталось уголовников? Отдельно убийц и склонных к особо тяжким преступлениям?

Кирпичников замешкался, тронул пальцами правой руки очки, полез за пазуху, достал пару листков бумаги, разложил их перед собой и начал читать.

— За неделю совершено тяжких преступлений — пятьсот тридцать два, из них убийств — сто пятьдесят три, и…

— Аркадий Аркадьевич, я вас спросил не о преступлениях, а о количестве уголовник и убийц.

— Я не могу вам точно этого сказать, да и никто не сможет это сказать точно.

— Вы увеличили свой штат сотрудников?

— Да.

— Во сколько раз?

— В три раза.

— Учитывая, что у вас было очень мало людей, это незначительно. Увеличивайте их в десять раз. В ДЕСЯТЬ раз! Вам ясно!

— Да.

— И не берите туда всякую шваль.

— Но у нас неоткуда брать людей. Лишь только тех, кто ничего не умеет и отличается низкими моральными качествами.

— Так пустите слух о том, что скоро полки будут отправлены на Северный фронт из-за наступления немцев на Рижском направлении, а те, кто вступит в ряды уголовного розыска и Совет общественного порядка, будут освобождены от этого. И люди к вам потянутся. Нет…, - Керенский взял паузу, — Не потянутся, а побегут, ломая ноги и стирая колени.

— Будет исполнено, — Кирпичников нервно коснулся пальцами очков.

— Так сколько примерно осталось в живых уголовников?

На этот раз Кирпичников сориентировался и ответил так, как и ждал Керенский.

— Примерно до тысячи человек, учитывая, что многие убийцы и грабители погибли в Петропавловской крепости, при её штурме китайцами, да и без этого они погибают весьма часто. И это, в основном, из-за вашего крайне жёсткого приказа.

— Да, я не жалею об этом приказе. А что сделали французы и англичане в начале войны со своими уголовниками? Полковник Раш, вы были в контрразведке, вы должны были слышать об этом?

Полковник Раш, застигнутый врасплох, откашлялся и на пару секунд задумался. К его чести, он довольно быстро покопался в глубинах своей памяти, выудив оттуда нужную информацию.

— Французы часть своих уголовников расстреляли во рвах Венсенского форта, что находится в знаменитом Венсенском лесу. Там были похоронены пара сотен человек. Про англичан не слышал, но они вели особый надзор за всеми уголовниками.

— Понятно. Тогда я отдаю всем вам приказ — никого, из совершивших тяжкие преступления, при задержании больше не арестовывать. В случае поимки подобных преступников и не уничтожения их на месте, переправлять в тюрьму «Кресты». Дальше я приму решение, что с ними делать. Есть у меня китайцы для этого. Товарищи и господа, учитывая моё сегодняшнее покушение, вся сентиментальность должна быть отринута, мы на пороге больших потрясений, и чем жёстче мы будем действовать сейчас, тем легче нам будет потом. Наступает решающий момент. Он наступит не сейчас, но в самое ближайшее время. Что происходит с железнодорожной милицией, полковник?

Получилось несколько грубовато, но Керенскому было не до сантиментов.

— Мы создали летучие пулемётные команды и значительно укрепили охрану всех железнодорожных станций, а также значительно увеличили количество людей из отставных военных, но пока не в тех пределах, которые вы установили для нас.

— Хорошо. Вам нужно за месяц привести свои силы в установленную мной численность. Положение на фронтах ухудшается, и дезертирство начинает принимать угрожающие масштабы. Пока я не вступил в должность военного и морского министра, этот процесс будет только усугубляться.

То, что произошло со мной, ясно подчёркивает контрреволюционность всех выступлений против Временного правительства. Каждый из вас должен этим воспользоваться, для общих целей и на благо Отечества. Тот, кто этого не понимает, может уточнить у меня для ясности.

Все молча слушали. Керенский продолжил.

— У нас есть всего лишь месяц до решительного отпора силам, окружающим нас справа и слева. Уголовный розыск, бюро, совет порядка и железнодорожные жандармы — вот и всё, что у нас пока есть. Но Россия воюет, и главное сейчас — это войска и морячки. Аркадий Аркадьевич, вы свободны. И повторяю, вам не надо жалеть преступников, не то время. Сегодня мы их, а завтра они нас. Уничтожьте все опиумные курильни и марафетчиков, полностью. Любые обнаруженные наркотики надо уничтожать на месте.

Торговцев помещайте в тюрьму, всех, без исключения. Никакой жалости и снисхождения. Уже давно пора это сделать. Завоз спиртного в город прекратить, пусть распродают оставшееся. Две недели им на это, дальше в Москве и Петрограде будет введён сухой закон. Попавшихся на торговле из-под полы в первый раз оштрафовать на крупную сумму. Второй раз — оштрафовать на сумму, большую в десять раз и опечатать лавку. В третий раз попался — посадить в тюрьму, а всё имущество отобрать в пользу государства. Вам всё понятно?

— Да, господин министр.

— Тогда, вы свободны, Аркадий Аркадьевич.

Начальник УГРО встал и торопливо вышел.

— Полковник Раша, вам я даю две недели, чтобы приступить к проведению максимально жёстких операций против любых дезертиров и заподозренных шпионов. Подготовьтесь!

— Есть, господин министр.

— Генерал Брюн, вам приказ — очистить все тюрьмы от уголовных элементов для принятия туда дезертиров. Устранение уголовников возлагаю на вас и определение тех, кого надо устранить в первую очередь, тоже на вас.

— Господин министр! — Брюн привстал, — Я не палач!

— Вы — нет, палач я. Это мой приказ, и вы его выполните, приказ я подпишу, а вас расстреляю, если вы не обеспечите выполнение этого приказа, и тогда его выполнит другой, менее щепетильный, чем вы. Осмелюсь предположить, что большевики или эсеры ни на минуточку не колебались бы в этом.

— Я не большевик и не эсер!

— Хорошо, тогда назначьте человека, который будет отвечать за проведение этой операции, а я решу.

Брюн сел. Керенский же, наоборот, встал.

— У меня создаётся такое впечатление, что вы несколько недопонимаете, что сейчас происходит в стране. Недопонимаете!!! Те силы, которые сейчас проснулись, они готовы на всё! Кто знаете Савинкова? Все!

Так вот, он мёртв. Вся верхушка партии эсеров мертва. Все уничтожены. Большевики и меньшевики уничтожены частично. Ещё едут их товарищи во главе с Троцким. Жду их с нетерпением. В Кронштадте окопались анархисты и те же большевики. Кронштадт нам неподконтролен. Это тысячи матросов, которые готовы в любой момент атаковать Петроград. Пехотные и запасные полки дезорганизованы и распропагандированы. Ораниенбаумский пулемётный полк и бронеотряд Петрограда сочувствуют большевикам. Мне некуда деться, всё зашло слишком далеко, и я пойду до конца! Но и вам тоже некуда деться, господа. Подумайте, наконец, о своих семьях. Ладно, теперь дальше. Господин контр-адмирал, доложите о своих силах и о работе военной полиции.

— Военная полиция полностью готова. И выполнит любые задачи. Благодаря нашей работе, матросы больше не чувствуют себя вольготно на улицах города, но у меня по-прежнему не хватает людей, — доложил Рыков.

— Вы уже слышали, что я сказал всем остальным. Ищите и привлекайте. Заставляйте, принуждайте. Делайте, что хотите, но найдите людей и обеспечьте службу. Можете применять самые жёсткие меры, вплоть до расстрела. И мне нужны кандидатуры на пост морского министра. Впрочем, мы с вами переговорим на эту тему чуть позже. Вы пока можете быть свободны. Подождите меня, Александр Николаевич, пока в столовой, я приду туда обедать.

— Полковник Раша, вы тоже можете быть свободны.

Оба вышли.

— Господа, ну вот мы остались одни. Вы начинали со мной первыми и умрёте тоже вслед за мной. Я понимаю, что вы, возможно, не боитесь смерти или тюрьмы. Но мы не можем бросить всё сейчас. Вы должны это прекрасно понимать, я прошу и требую усилить работу по поиску революционеров из всех партий. В случае их нахождения немедленно арестовывать и заключать в Петропавловскую крепость. Её я отдаю в ведение Шкуро.