Страница 16 из 18
В любой цивилизации можно выделить две зоны – геополитическое «ядро» и этнокультурную периферию. Под «ядром» в данном случае есть смысл подразумевать регион, характеризующийся относительной этнической, государственной, политической, экономической и культурной гомогенностью и стабильностью, под «периферией» – располагающиеся вокруг этносы и субэтносы, развитие которых связано с близкими, но и несколько иными характеристиками (более низкий уровень или лежащая в основе иная экономика) и не отличается необходимой устойчивостью и однородностью. Но обязательной особенностью периферии является идейно-культурная и экономическая близость с центром. Самое яркое выражение эта модель нашла на «плечах» Евразии, в Европе и Китае, где в «центре» существовали империи («Средиземное море», «Срединное государство» в междуречье Хуанхэ и Янцзы) и на периферии «варвары». В этих центрах зарождается и оформляется цивилизационная парадигма и из этих «островов» она идет до границ периферии.
Границы культурной периферии неопределенны, границы же «ядра» достаточно четки. На Западе «ядерная» зона была ограничена пустынями, морями и «римскими валами», в Китае – морями, Гималаями и Великой стеной. Зона же влияния христианской культуры в средние века доходила до Урала, китайской – до берегов Северного Ледовитого океана. Если сравнить с некоторыми современными представлениями о человеке, то можно говорить о «физическом теле» цивилизации и «астральном». Кочевая цивилизация находилась в «средиземье», т. е. между различными цивилизационными зонами – Сибирью, Китаем, Средним Востоком, Византией, славянским миром и лишь отчасти христианско-европейским «pax»’ом.
Есть смысл обратить внимание и на то, что это промежуточное «средиземное» положение основной массы кочевых областей мешало их вхождению в какую-то одну цивилизационную зону и требовало формирования своей собственной более сложной и оригинальной культуры. Единство трех зон (Сибирь, кочевой коридор, южные оседлые цивилизации) невозможно в принципе. Выход один – быть неким проливом между урало-сибирской Сциллой и оседлой Харибдой, образно говоря, дорогой, вдоль которой расположены различные "миры".
На протяжении нескольких тысячелетий межцивилизационную «почту» переносил конь – «автомобиль веков». Как «почтальоны» кочевники были нужны почти три тысячелетия. «Цивилизации» всегда нуждались друг в друге, подпитке своей парадигмы со стороны других культурных ценностей и для всех нужна была общая картина «ойкумены», а не только своего «мира». До сих пор многие исследователи предпочитают говорить, что необходимо «для анализа особенностей развития кочевых обществ руководствоваться больше идеями диффузионизма, чем эволюционизма» [Бубенок], однако, здесь налицо незаметная ежедневная культурная эстафета.
В целом на исчезновение кочевой цивилизации повлияли как минимум два фактора:
1. экономический – сократилась роль в кочевников экономике Евразии.
2. культурный – когда оседлые цивилизации установили иные пути коммуникации, от «услуг» кочевников отказались.
3. Кочевая империя как феномен истории евразийской кочевой цивилизации
Термин «кочевые империи» сравнительно молод, но появился он как закономерный результат многолетних споров и размышлений о происхождении, развитии и месте в мировой истории кочевых народов.
Как уже было сказано, империя, – это не просто форма государства, а особая его стадия, для которой характерно наличие преимущественно аграрной экономики («феодализм»). «Империи» воспринимаются как центр – «orbis terrarum». Так трактуется не только классическая Римская империя, но и различные средневековые имперские образования. По мнению Григория Турского, Византия – это мировая держава, имеющая свои интересы во всех концах христианского мира и способная «побуждать» (inpellentibus missis imperiabilus) местных правителей подчиняться имперским требованиям. Византийский император, каролингские правители часто именуются «отцами», которые проявляют «отеческую заботу» обо всех народах и людях. Император как бы воспитывает своих сыновей – правителей подвластных территорий и готовит их к самостоятельной жизни. Именно в «средние века» имперская идея переживает свой золотой век, поскольку только в этот период существуют те факторы, которые обусловили существование такого рода государства (слаборазвитая экономика, решающая роль земледелия или скотоводства, особое значение насилия как второго после аграрных отношений «средства» решения экономических и социальных проблем, этносы, пестрота экономик, языков, культур, необходимость сопротивления культурному и военному натиску извне, четкое оформление цивилизационного ареала). Империя здесь – алгоритм оформления цивилизации и ее апогей и механизм сопротивления военному и культурному натиску извне. Она – апогей цивилизационного государства.
Кочевники занимают особое место в процессах политогенеза и это позволило даже поставить вопрос о том, можно ли кочевые образования считать государствами? Способны ли они были подняться до уровня такой сложной системы, как империя? Поскольку в понимании кочевников главное в империи ее политическая составляющая, вертикаль власти, это дало основание многим исследователям говорить о существовании у кочевников особой формы империи – кочевой. Сами названия «кочевая империя», «империя завоевания» есть в то же время результат гиперболизации таких факторов в истории кочевников, как милитаризация, внешняя экспансия, воинственный дух и пр. и противопоставления их в этой связи оседлым народам. Это не просто неверно, но обидно и вряд ли применимо к многочисленным народам Азии и Африки, в конечном итоге почти к половине тогдашнего человечества.
Вероятно, впервые в отечественной литературе понятие «кочевая империя» было введено в оборот М. Н. Суровцовым6. Как строго научный термин в рамках своей типологии кочевых образований его применила С. А. Плетнева7. Этот термин уже не раз становился предметом полемики. Насколько имеет право на существование сам термин «кочевая империя» и как его трактовать? Может ли эта империя считаться государством? По этому поводу высказывалось множество самых разнообразных мнений и, вероятно, все они должны быть так или иначе учтены, в том числе: климатические изменения (усыхание степей по А. Тойнби и Г. Е. Грумм-Гржимайло, увлажнение по Л. Н Гумилеву), комплекс Марса – бога войны в менталитете кочевников, перенаселенность степи, усложнение социальных процессов, ослабление земледельческих обществ (феодальная раздробленность), уменьшение заинтересованности земледельческих обществ в торговле с номадами, появление у кочевников харизматических фигур, пассионарность (по Л. Н. Гумилеву) и др. Но, вероятно, прежде всего, нужно учитывать то, что любая цивилизация есть не уровень развития общества, а сложное и противоречивое движение, а имперские конструкции в любой цивилизации возникают на стадии ее максимального развития.
Задача любой «империи», и кочевники не исключение, – не завоевания, а максимально упорядоченное структурирование определенного пространства, для которого характерна пестрота и иерархия различных «лоскутков» – экономик (кочевой в разной степени развитости у монголоязычных и тюркоязычных племен и оседлой у различных подчиненных народов), языков, культур. Эти «лоскутки» «сшивались» в пестротканое полотно империи и «коммунальная квартира» постепенно превращалась в единую «семью». Шло это в виде разрушения локальных социально-экономических и политических организмов и медленного складывания региональной системы. Ни одна известная в истории империя не проводила сколько-нибудь масштабных завоеваний, а больше оборонялась. Здесь есть смысл акцентировать внимание на двух интересных точках зрения. По мнению Кычанова Е. И., государства кочевников возникали в результате процессов имущественного и классового расслоения в самом кочевом обществе. Как считает Н. Ди Космо, изначальной предпосылкой создания степной империи является структурный кризис внутри общества номадов, который дополняется сложной внешнеполитической ситуацией.
6
Суровцов М. Н. О владычестве киданей в Средней Азии. // История Железной империи. Новосибирск, 2007.
7
Плетнева С. А. Кочевники средневековья. Поиски исторических закономерностей. М., 1982. С. 40–72.