Страница 44 из 61
Секс — больше физиология. А совместный сон — это уже настоящая близость.
Можно открещиваться, пеняя на беспокойство за сына. Но мы ведь сами знаем правду… Это новый уровень, к которому ни один из нас не готов, и вместе с тем не готов отступить.
Прикрывая веки, выравниваю дыхание.
— Миша… — говорю очень тихо. Едва-едва уловимо для меня самой. Страшно, и все же не могу не спросить: — Ты еще с кем-то, кроме меня, спишь?
Никаких звуков со стороны Тихомирова не слышу. Его большой палец как-то очень медленно проходится по моему запястью. Раз, второй… Тишина. Глубокая и тревожная. Для меня разрушительная.
Пока не звучит уверенный и спокойный ответ Миши:
— Нет.
Выдыхаю с облегчением. Неосознанно и несколько нервно стискиваю его ладонь. Ощущаю ответное пожатие. И, наконец, счастливо замираю.
Можно поспать. Устала.
40
Полина
— Как твоя работа на выставку? Когда заканчиваешь? — спрашивает Мира в такси.
Мы вместе едем к ней домой. Сегодня я забираю Егора от Тихомировых. Миша утром сказал, что будет занят.
— Почти закончила.
— Ух ты! — в глазах подруги вспыхивает живой интерес. — Можно приехать, посмотреть?
— Пока нет, Мир, — с улыбкой мотаю головой. — Давай я закончу и… — обрываюсь на полуслове, так как забываю, о чем хотела говорить.
Такси въезжает во двор, и я вижу припаркованную перед домом знакомую машину. У меня моментально ускоряется сердцебиение, и тормозят все остальные процессы.
— Ой, че это Непобедимый? — выражает за нас двоих удивление Мира. Смеется, и мне приходится тоже улыбаться. — Что за обманные маневры?
С показной легкостью направляюсь за подругой к парадному входу. Считаю секунды до столкновения с Мишей. Увы, их не набирается и на минуту. С трудом перестраиваюсь, но, когда приходится схлестнуться с Непобедимым взглядами, вроде как справляюсь. Учащенное дыхание и пылающие щеки списываю на быструю перебежку, которую мы с Мирой совершили.
— Всем привет! — восклицает она.
Я здороваюсь значительно тише и, наклоняясь, подхватываю на руки сына.
— Ну как ты, чемпион? Как дела?
— Бомба! — выкрикивает малыш.
Все дружно смеются.
— Ох уж эта бомба… — дразняще протягивает дядя Тимур. — Прям кодовое слово. Сильнее, чем родимое пятно.
Неумышленно скольжу взглядом к Мише и чувствую, как резко спирает дыхание.
С того дня, как Егор вынудил нас лечь вместе в одну кровать, все изменилось. И вместе с тем, кажется, что ничего… Секс теперь происходит на регулярной основе. Каждый вечер, после того, как сын ложится спать, Миша приходит ко мне и остается на всю ночь. Но днем напряжение сохраняется. Ощущается даже более тягостным. Мы делаем вид, что все по-прежнему. Практически не общаемся. Все разговоры сугубо по делу — касательно быта или сына. Короткие и сдержанные переругивания из-за чертового сахара — самое эмоциональное, что происходит между нами в светлое время суток.
Сейчас нет сахара, но кажется, будто воздух между нами взрывается. И как дышать рядом?
— Голодные? Садитесь за стол, — начинает суетиться тетя Полина. — Егор проснулся и успел покушать. Давайте теперь вас накормлю.
Готовка, гости и большие застолья — это то, чем живет Мишина мама. Ну и своих, естественно, закармливает. Мира не раз жаловалась, что не может удерживать идеальный вес, когда у тети Полины «кулинарное обострение». Да и бабуля Тихомирова как-то сказала, что всю жизнь прожила «пухленькой», стараниями «дорогой дочери». Хорошо только мужикам, они приверженцы определенного ряда блюд и продуктов. Ни дядя Тимур, ни Миша сладкое не любят.
Так получается, что нам приходится сесть рядом. Стараюсь расслабиться, но буквально сразу же чувствую, как тело наливается тяжестью и колоссальным напряжением. Вроде и голодная, а есть толком не могу. Все внутри сжимается, не оставляя прохода даже кислороду.
— Полина, может, попробуем оставить Егорку у нас на ночь?
Резко вскидываю взгляд на Мишину маму.
— Нет, пока не стоит.
— Почему? Вы бы отдохнули, а нам радость.
— Егор еще слишком маленький, — машинально тянусь к тете Полине, чтобы забрать сына и прижать к груди. Она наблюдает за этим с понимающей улыбкой. — Когда-нибудь попозже… — говорю очень неопределенно.
— Согласен. Пока рано, — поддерживает меня Миша. Смотрю на него и чувствую, как щеки вспыхивают от смущения. — Отложим.
Егор перебирается на руки к отцу. Мира расходится болтать, не давая никому лишнего слова вставить. А мне удается поесть.
— У тебя изменились планы? — спрашиваю у Тихомирова уже по дороге домой. — Ты говорил, что будешь занять после обеда… Чтобы я Егора сама забрала.
— Да, изменились, — отвечает, не отрывая взгляда от дороги.
Я машинально оборачиваюсь, чтобы посмотреть, чем занимается сын. Но, честно сказать, перевариваю все как-то заторможенно. Отмечаю, что пристегнут, и на этом успокаиваюсь.
Снова смотрю на Мишу. Хочу расспросить конкретнее, что планировал и что изменилось. Однако, быстро об этом забываю, когда он сам ко мне обращается.
— Я скоро улетаю в Майами, — озвучивает то, что я и до этого знала. Просто старалась не думать, отметала все мысли. А теперь… в груди так больно заламывает, что пару секунд дышать не могу. — И я бы хотел, чтобы вы с Егором поехали со мной.
— Что? — переспрашиваю, потому что в какой-то момент кажется, будто я оглохла. Слышу только, как кровь в ушах шумит. Ничего более. Сглатываю, перевожу дыхание, кое-как успокаиваюсь… — Что ты сказал?
Миша сжимает руль — вижу, что чересчур много силы прикладывает. А потом, отвлекаясь на мгновение от дороги, смотрит так пронзительно и необычайно нежно.
— Я сказал, что хочу, чтобы ты и сын летели со мной в Майами.
Снова дышать не могу, когда понимаю: это предложение далось ему с трудом. Он старается.
— Зачем? — выпаливаю как-то слишком эмоционально. Его слова, голос, взгляды — все это, будто раны какие-то внутри меня вскрывает. Резко, неожиданно и очень больно. — Миша, ты всегда только о себе думаешь? — голос звенит, но я стараюсь его не повышать, чтобы не пугать Егора. Тихомиров же и так, что должен, услышит. — Когда ты узнал о сыне, я согласилась жить в твоем доме. Но не обещала, что мы будем ездить за тобой по всему миру. Ты понимаешь, что я не обязана это делать?! Я и так многим жертвую, живя с тобой!
— Жертвуешь? — Мишин же голос звучит глухо и как-то убито. — Что это значит?
— То и значит! Я не твоя жена. Я свободная… — тараторю слишком быстро и дышу так же учащенно.
Пока Тихомиров не обрывает внушительным и резким:
— Так будь ею, наконец!
— Что? — снова безбожно торможу.
— Стань моей женой, как когда-то обещала, — припечатывает сердито, будто это обещание не отзывалось и по сей день мне в кармический долг занесено. — Сколько можно творить всю эту хрень, Полина?
— Какую хрень?
Мы забываем, что с нами ребенок. И выражения, и интонации — все уже выходит из-под контроля. У меня сердце так сильно колотится, что буквально изнутри калечит и оглушает.
— Мы оба непростые, признаю. Признай и ты, — давит так, словно я обязана это сделать. Будто никакого другого выбора у меня нет. — Пора прекращать рвать каждому в свою сторону, пойми ты! Я делаю шаг тебе на встречу. Сделай, мать твою, и ты.
— Ты делаешь шаг? Каким образом? — едко утоняю я.
— Хочу, чтобы ты была моей женой, — в очередной раз припечатывает. — Соглашайся.
Я просто теряю дар речи. Не то, что говорить не способна… Долгое время даже в голове пусто. А потом, будто какой-то отсек открывается, и хлынет бурный поток мыслей.
— Миша, кто так предлагает? — выдыхаю, как только удается собраться. На глазах слезы наворачиваются. Да и в голосе они слышны — дрожит до вибраций и срывается. — Ты хочешь этого только для того, чтобы Егор был с тобой? — спрашиваю. На секунду замираю. Для ответа этого мало, но я спешу сделать выводы: — Конечно! Ты ведь на все готов, чтобы он был рядом. Но ты никогда не думаешь обо мне! А я не вещь и не приживалка какая-то! И знаешь что… — расхожусь почти до истерики. И даже то, что Тихомирову то и дело приходится отвлекаться на дорогу, меня сейчас неимоверно злит. Я будто здравый смысл теряю и забываю о том, что он должен быть внимателен и не может смотреть на меня непрерывно. — Я прямо завтра съезжаю от тебя. Хватит.