Страница 9 из 22
Как-то неделей позже Ланин, как обычно, принял утренний рапорт, но, к удивлению всех, на этот раз не исчез. Был в прекрасном настроении. Должно быть, прогулял целую ночь, потому что ещё сейчас наносило от него запахом водки, но не было заметно в нём утомления. Он шутил с офицерами, в отношении рекрутов сохранял добродушие и не жалел похвал при каждом случае.
– Вот и отлично, детишки, – громко радовался он, прогуливаясь среди борющихся между собой рекрутов, так как день начался с фехтования, – Не теряете времени. Будут из вас солдаты, будут…
Рекруты же упражнялись действительно хорошо. Колотили каблуками в пол, аж стёкла стонали, и в каждое движение вкладывали свои наилучшие желания. Никто не доверял его слащавости, досконально зная эти его разные переходы от мягкости к ярости. Вопреки, однако, опасениям, ничто не предвещало до сих пор бури. Ланин весело разговаривал, порой что-то поправлял, однако без тени гнева, и всё чаще потирал руки. Наконец приблизился он к Черскому.
– Хорошо, хорошо, – похвалил он. – О, нужно именно так! Пошли уже щепки от пола. Так, Черский, нет у тебя недостатка таланта к штыку, вот только с подготовкой… С этим у тебя нехорошо, милый. Слишком слабо держишься на земле.
Он бросил взгляд на партнера Черского – Марущика, парня, стройного, как свеча, который во время восстания исколесил пол-Польши, чтобы в конце концов оказаться здесь, в Сибири. Немного он понял из этой речи, потому что совсем не знал русского языка, но почувствовал в словах выговор. Схватил он, таким образом, штык в горсть и ударил в пол с таким размахом, что раздалось эхо.
– И, однако, постоянно плохо, – отметил Ланин, не теряя хорошего настроения. – Не скользишь, а летаешь. Сразу увидели мы, что из этого происходит…
Он выпрямил указательный палец, и, когда рекрут находился в прыжке, зацепил им неожиданно за руку. Движение было незначительным, почти незаметным для глаза. И несмотря на это Марущик рухнул во весь рост.
– Вот видишь, братку, – рассмеялся Ланин, наблюдая замешательство стоящего уже перед ним навытяжку рекрута. – Одним пальцем тебя перевернул. А что бы случилось, если это сделал какой-нибудь немец или англичанин? Превратился бы ты в ангелочка, мой дорогой. Так нельзя, нужно исправить. Кто ты такой?
Марущик доложил по уставу, хотя и слова выговаривал с явно чужим акцентом. Это не понравилось, по-видимому, капитану, так как он внезапно насторожил брови.
– Гм… – буркнул он. – Выходит, ты также пан?
– Поляк, Ваше Высочество!
– Говорил ведь: поляк и пан – одно и то же! Почему выражаешься так плохо по-русски?
Марущик задумался на мгновение, отыскивая, по-видимому, в памяти соответствующие слова.
– Потому, – ответил он медленно, – что никто меня не учил… Я хлоп (крестьянин).
– Ты поляк?
– Да, Выше Высочество!
Капитан в растерянности покрутил головой. Взглянул на упражняющихся рекрутов.
– А таких, как ты, – обратился он снова к Марущику, – можно найти ещё в нашей роте?
– Да, Ваше Высочество, и хлопув, и мешчан (горожан).
– Даже мешчан? Ну, ну! Посмотрим…
Он отдал приказ собраться. Встал перед фронтом и приглядывался в течение какого-то времени к лицам.
– Панове (паны), – скомандовал он внезапно и чётко. – Шаг вперёд!
Никто не двигался. Лоб капрала покрылся густыми морщинами. Казалось, через мгновение, что взорвётся он, что сразу начнётся здесь ад. Однако он овладел собой.
– Поляки, – изменил он команду, – Шаг вперёд!
Несколько десятков фигур сделало шаг вперёд. Он приблизился к ним.
– Ты кто? – спросил он первого с края. – Шляхтич?
– Да, Ваше Высочество!
– А ты?
– Мещанин.
– А ты?
– Хлоп (крестьянин).
Спросил он так всех по очереди и вернулся на прежнее место. В течение какого-то времени он бился с какими-то мыслями.
– Пусть это черти возьмут! – вздохнул он, поглядывая беспомощно на офицеров и унтер-офицеров. – Если они поляки, то паны, а раз паны, то не холопы и не мещане. Этих также здесь достаточно набралось… Эх, – махнул он с разочарованием, – жалко себе этим заморачивать голову! Для нас они все паны, потому что одинаково бьём их в морду. Вывести их в снег! Через час штрафные (дисциплинарные) учения. За непослушание. Пусть знают на будущее, что если вызываю панов, то о них идёт речь!
Он охватил взглядом марширующую колонну, но сразу смягчился. Подозвал к себе Черского и Марущика, а после минуты размышления также Быкова.
– Этого заберёшь с собой, произнёс он, указывая на побледневшего парня. – Если он также пан, то должен прыгать, как паны. Двести раз под стеной. Только считай хорошо, пьянчуга, так как на этот раз не сойдёт тебе с рук!
Он погрозил капралу пальцем, но в этом движении не чувствовалось вовсе злости. К нему вернулось хорошее настроение. Он похлопал Черского по плечу.
– Мы тоже пойдём, – добродушно произнёс он. – Подышим немного на морозе. Здесь слишком жарко. При случае проверю, как ты продвинулся вперёд.
Он взял запасной карабин, и они вышли. Тяжёлые оловянные тучи плотно закрывали небо. На счастье, не было ветра и мороз ослабел. Ланин вздохнул глубоко и оглядел двор: поляков уже гнали, то и дело бросая их в снег, в стороне, под стеной, ожесточённо упражнялся Марущик.
Капитан отодвинулся от здания и выбрал подходящее место.
– И мы начнем, произнёс он бодро. Чувствую, что сегодня задам тебе неплохую трёпку.
И действительно атаковал он так резко и метко, что, прежде чем Черский успел подумать, как уже получил два удара. С этого момента, однако, он защищался мужественно и успел вскоре остановить ярость первого наступления. Отступал он сегодня лучше, сильнее оседал на ногах. И помимо воли начал думать с признательностью о суровой школе Ланина. Там, в зале, сапоги держали лучше на деревянном полу; здесь, в снегу, если не выбьешь их сильно, убегали, как на катке. Поэтому он бил ими со всё большим размахом и немедленно достиг эффекта, не позволяя прикоснуться к себе. Зато терял свыше меры сил. И в этот момент понял, что у него ещё мало сноровки и закалки.
Ланин же не только держался отлично, но всё более разжигал борьбу. Он вертелся, как молодой, несмотря на то что давно уже перешагнул сорокалетие. Было видно, что он любит эту игру. Он весь светился, часто взрывался смехом, отпор противника разжигал ему кровь. Он попал снова, попал ещё раз. Черский будто очнулся. Начал ловко уклоняться и почувствовал, что миновал кризис, мышцы затвердели. Ринулся он внезапно вперёд. Скорее почувствовал, чем заметил подходящий момент: капитан не осадил основательно ноги. Подбил ему легко карабин, тем же самым движением толкнул в плечо, вывел его из равновесия, молниеносно подскочил сбоку и теперь гнал без милосердия, не давая ему ни секунды отдыха.
Ланин задыхался, его глаза налились кровью. Черский моментально опомнился. Присел в подскоке, потерял выгодное положение, а Ланин атаковал его в свою очередь. Он незаметно отдавал ему поле и с беспокойством наблюдал посиневшее, пышущее яростью лицо. Защищался только, время от времени совершая целенаправленную ошибку. Капитан обретал быстро преимущество. И также обретал весёлость.
– Ну, Черский, – сказал он, удовлетворённый тем, что имел достаточно этой забавы. – Разыгрались мы неплохо. Должен честно признать, что продвинулся ты вперёд. На ногах держишься крепко, имеешь меткий глаз. Порой он излишне убегает в сторону. Это плохо, нужно исправить. Также излишне много нервозности, перестрадаешь быстро. И шаг влево нужно исправить…
Он оглядел площадь: поляков не было.
– О-го-го, – удивился он, – выходит, продолжалось это свыше часа! А что, стоит на меня посмотреть после такого боя? – спросил он хвастливо, расправляя медленно руки. – Мне немало лет, но я до сих пор не нашёл равного себе во всей омской дивизии!
Черский с одобрением взглянул на крепкую массивную фигуру и пришёл к выводу, что, вопреки кажущемуся, этот человек, должно быть, по-видимому, пощадил его, если сразу не свалил на снег. Дыхание его было постоянно ровным, тело по-прежнему упругое. И, наверное, выглядел бы он таким же образом, если бы бой продолжался ещё час…