Страница 21 из 22
В это время Черский был сосредоточен в себе, внешне безразличный ко всему, какой-то тихий и неказистый, несмотря на то что на голову превышал его ростом. Он стоял, напрягшись, как струна, и только его глаза незначительно бегали. Он видел Великого Князя: тот снова занял прежнее место. В некотором отдалении от него, за кольцом стражи, были размещены на лавках семьи городских сановников и офицеров, чиновники и вся омская знать. Несколько далее за ними собралась в кучу огромная толпа гражданского населения. Наклонялись там друг к другу, что-то нашёптывали на ухо, удивлялись. Несомненно, захватило всех врасплох это появление перед трибуной двух молчаливых фигур. Фамилия Ланина перебегала из уст в уста, потому что многие знали его. В то же время Черский был для большинства одним из тысячи солдат. Отнеслись, следовательно, вначале к его присутствию как к отличию, как к акту какой-то благосклонности, могущей представить сюрприз во время сегодняшних торжеств. Только когда ему вручили учебный карабин, начали медленно догадываться об истине. Некоторые стали серьёзней. Однако большинство дало выход естественному в этой ситуации возбуждению и весёлости. Этого ещё не было в Омске: капитан должен был биться с обычным солдатом и, причём в присутствии Великого Князя!
Командир гарнизона наклонился, что-то сказал, Князь вежливо кивнул головой. Охватил внимательным взглядом фехтовальщиков.
– Начинать! – отдал он приказ так чётко и громко, как будто хотел, чтобы его услышали все.
Черский повернулся и принял предписанную уставом стойку, Ланин в этот момент сделал то же самое. Раздались гулкие «браво», потому что получилось это так одновременно и плавно, как будто действовал в них один мозг.
– Отлично, отлично, Черский! – обрадовался Ланин. – Так следует перед Великим Князем. Сразу видно, кто тебя учил.
Он отбил, ткнул с прохладцей, проворно побежал вперёд. Многократно лязгнуло оружие.
– Хорошо, – громко похвалил он. – Будь внимательней с плечом.
Он зашёл справа, зашёл слева, очертил круг. Подпустил близко к себе и сразу погнал вперёд. Он был как искра, что блеснёт внезапно, ослепит и исчезнет, чтобы через мгновение прыснуть в другом направлении. Переливалась в нём стихийная энергия, ноги топали, как в танце. И разговаривал он всё веселей. Его слышали все. Он давал добрые советы, подшучивал, поучал, набирал всё больше фантазии. Показывал редкие повороты, то снова применял удары, о каких обычный солдат не имеет никакого понятия. И ни на момент не терял необычайной упругости.
Это был красивый бой, увлекающий скоростью, поэтому постоянно раздавались рукоплескания. Не только для него. Черский бился так же прекрасно. Ланин не смог коснуться до него ни разу, и это наконец начало его удивлять. В казармах не было такого случая. Он несколько замедлил темп, пригляделся к нему внимательно; замкнутое в себя посеревшее лицо казалось мёртвым. Единственно в нём жили и блестели, как обычно, глаза: пронизывающие и бдительные, как у каждого фехтовальщика.
– Ну, Черский, – просиял он снова, – свёртывайся живей! Ты ведь лучше других поляков.
Он должен был отскочить, потому что чуть не получил в горло. Его охватил гнев.
– Ага, это польский удар, пане Черский! – воскликнул он, – В таком случае я тебе отвечу российским. Вот так! Штыком…
Он бросился, как молния, но проткнул только воздух. И только в последний момент удалось ему отклонить плечо, потому что тот таким же способом наотмашь вернул долг.
– Не для меня эти польские штучки, не для меня… – отскакивал он в течение некоторого времени, чтобы перевести дух. – От этого отклонился, получишь другой. Вы всегда саблей, а мы…
Его слова замерли на губах. Что-то сейчас изменилось в этих двух вонзившихся в него неподвижно огоньках. Рядом с чуткостью заметил он в них неожиданно незнакомый ему до сих пор, совершенно другой блеск: как угроза бунта, как предвестник ярости. Он быстро раскалился, начал жечь, как огнём. И наконец превратился в тихую, но беспощадную, ужасающую холодом угрюмость.
Карабин замелькал у него перед глазами. Ланин отскочил. И с той поры у него уже не было ни минуты отдыха. Черский гнал его, как сильный вихрь, гуляющий по безбрежной степи и бьющий одновременно со всех сторон. Он прогнал его под самую трибуну, повернул назад и снова бросил к трибуне. Теперь он показывал всё, чему его научили в казармах. Оружие летало, как живое, и сразу обнаружилось, что это не тот самый скромный солдат, который до этого бился неплохо, но большей частью только отбивал удары. Внезапно он как бы вырос, увеличился во много раз, набрал колоссальной силы! Теперь он атаковал, сейчас он диктовал темп. И предупреждал всё выразительней, что на этом поле он будет победителем.
Ланин побагровел, его глаза налились кровью. Он постоянно защищался, ускользал, петлял, но чувствовал, что скоро не хватит ему дыхания. Его охватил страх, ведь на него смотрели тысячи людей. Великий Князь, наверное, презрительно сжимал губы. Распадалась вся его карьера… Его бьёт обычный солдат, царский невольник!..
Охватил его страшный гнев, лицо озарила дикость. Он коварно присел, отбился и внезапно завертел прикладом.
Это был жестокий удар, и такой быстрый, что человеческая мысль не смогла бы успеть за ним. Ланин не раскрывал его никому, держал на чёрный день. И был убеждён прекрасно, что это будет концом боя. В это время голова Черского отпрянула, как оттолкнутая пружина, как будто подхватил её порыв ветра, созданный оружием, и счастливо избежала разбития. Но вот свалился уже следующий удар, и третий, и четвёртый.
На трибунах, на лавках, в толпе воцарилась смертельная тишина. Командующий дивизией склонился уху Великого Князя.
– Он убьёт его… – шепнул командующий дивизией.
Князь не отрывал глаз от редкого зрелища. Ланин уже не бился, а безумствовал, в нём чувствовалось звериное ожесточение. Было видно, что сейчас у него не идёт речь о победе; перед собой он нёс только смерть.
Командующий дивизией склонился сильней.
– Рассердился старик, – молвил он, потрясённый этой картиной до глубины. – Наверное, убьёт, я очень хорошо знаю его. Может, лучше прервать этот бой…
Князь нетерпеливо взмахнул пальцами.
– Не нужно! – вспыльчиво ответил он. – Пусть убьёт. Ну, ну… – заинтересовался он живо. – А это что?..
Черскому наконец удалось остановить эту ярость. Карабины ещё раз перекрестились с грохотом, коротко ещё столкнулись двукратно, но затем он ринулся вперёд. Ткнул раз и другой, свернулся калачиком. И внезапно ударил собой, как ядром: капитан завис на мгновение в воздухе и свалился. Его безвольное тело покрылось тучей пыли.
Князь наконец поднял голову. Взглянул на командующего дивизией.
– Вот и получил, чего хотел, – произнёс он безразлично. – Штыком в брюхо! Российский удар… А утверждал, что поляки не имеют таланта в штыковом бою.
Он встал, словно намеревался дать знать об окончании торжества. Командующий дивизии протянул ему какие-то бумаги в папке.
– Согласно приказу мы приготовили список солдат, повышенных в звании, – быстро произнёс он. – Возможно, Ваше Императорское Высочество сможете подписать его, чтобы мы смогли сейчас публично огласить это новое доказательство монаршей милости?
Князь окинул взглядом разложенные листы бумаги.
– Нет, не подпишу… – ответил он в раздумье. – Такие унтер-офицеры, как хотя бы этот Черский, нам не нужны.
Он взглянул на поле боя, несколько солдат как раз поднимали Ланина; он всё ещё был без сознания. Князь передвинул взгляд несколько дальше. Черский стоял по стойке «смирно» и неподвижным взглядом охватывал трибуну.
– А что прикажете сделать с ним, Ваше Императорское Высочество? – спросил в замешательстве командир дивизии. – Ланин может умереть после такого удара…
Князь усмехнулся.
– Даже Нерон награждал жизнью гладиаторов, которые побеждали в честном бою, – ответил он. – Пусть возвращается в свою роту.
– Ланин погубит его, если выздоровеет, – в голосе командующего дивизии чувствовалось всё большее беспокойство. – Может, перевести его в другую роту?..