Страница 5 из 6
Члены команды и собравшиеся на помосте провожающие обменивались между собой последними прощаниями, пожеланиями счастливой дороги и быстрого возвращения, когда внезапно раздался басовый рёв сирены. Пан Равич с Дзикой, находившиеся на палубе «Нефертити», быстро попрощались с паном Гораем и Яцеком и покинули корабль.
Рёв сирены раздался во второй и третий раз. В мгновение, когда матросы втягивали трап на палубу, Яцек что-то вдруг вспомнил. Он ринулся в свою каюту и вскоре вернулся, неся в руках африканский наплечник, искусно сплетённый из грубых волос слоновьего хвоста, который он ловко бросил прямо в руки стоящей на помосте Дзики и воскликнул:
– Это тебе, Дзика! Чтобы у тебя было меньше сожалений, что ты не с нами! Покажи себя молодчиной в Каире!
Он не услышал ответа девочки, так как «Нефертити» вздрогнула, в ее внутренностях заскрежетали и запыхтели машины, а под лопатками колеса, расположенного за кормой, запенилась вода. Освобожденный от швартовых, корабль отчалил от помоста пристани и, провожаемый возгласами с берега, направился нижним рукавом, разветвляющегося здесь Голубого Нила прямо на запад.
Достигнув мыса Хартум32, где Голубой Нил соединяется с Белым Нилом, судно миновало, находящийся в бассейне обеих рек, остров Дакин, который производил впечатление заботливо ухоженного сада, после чего, направив свой нос на юг, выплыло на широкие воды реки Бахр-эль-Абьяд, в глубине души названной Яцеком «Рекой Большого приключения».
3
В самом начале Бахр-эль-Абьяд широко разливается и напоминает более всего огромный пруд с плоскими берегами, на которых тут и там вырисовывались контуры зонтичных акаций или видны сакийе33, достигающие в диаметре восьми метров, деревянные колёса оросительных сооружений, обслуживающих тянущиеся вдоль берегов старательно возделываемые искусственно орошаемые поля ячменя и проса, а также овощные огороды, обеспечивающие столицу свежими овощами. А дальше на скудных выжженных солнцем пастбищах паслись стада горбатого крупного рогатого скота, верблюдов и коз под надзором конных арабских пастухов, закутанных от палящего солнца в белые хлопчатобумажные бурнусы34.
Потом река разделялась на два или больше узких рукава, охватывающих возникающие из волн многочисленные острова, поросшие травой или колючими кустами. На взволнованных сильным северным ветром водах начинали появляться одиночные островки травы и тростников, приносимые течением откуда-то с юга. У берегов тянулись теперь уже узкие языки камыша, контрастирующие своей светлой зеленью с тёмным фоном всё более густых рощ деревьев акации и мимозы, обволакивающих берега и заслоняющих вид на равнину. Но за этим занавесом пульсировала жизнь, так как время от времени в местах, очищенных от камыша, было видно то цветасто одетых женщин, стирающих в реке свои хлопчатобумажные платки, то мужчин, приведших на водопой скот, верблюдов, коней и осликов.
На первый ночлег «Нефертити» остановилась на западном берегу, в Эд-Дуэйм. Несмотря на поздний вечер на пристани было заметно оживлённое движение, так как Эд-Дуэйм был большим городом, куда сбегаются многочисленные дорожки и тропки, пути верблюжьих караванов и автомобильные дороги Кордофана, громадной провинции Судана, растянувшейся вдоль левого берега Бахр-эль-Абьяд. Город населён главным образом двумя арабскими племенами: Данангла и Хассание, хотя и нет в нём недостатка в нубийцах, а время от времени появляются даже группки африканцев из племён Шиллук, Нуэр и Динка или осевших значительно южнее племён Диур и Бонго. Живёт здесь достаточно много греческих и сирийских купцов, а также государственных чиновников, потому что Эд-Дуэйм является столицей округа Белого Нила, а также одним из важнейших торговых пунктов этой громадной провинции.
На базар этого города из глубины страны привозятся ячмень, просо, пшеница, лук, шкуры, слоновая кость, дубильная кора, однако главным образом аравийская камедь, которая получается из нескольких разновидностей акации, растущей в большом количестве в Кордофане.
На пристани, почти загромождённой ящиками, бочками, мешками с зерном и хлопком, грудами ужасно пахнущих шкур и банками оливкового масла, «Нефертити» погрузила в один из своих грузовых трюмов большой запас топлива и на рассвете двинулась в дальнейшую дорогу.
Яцек хорошо знал, что на отрезке между Эд-Дуэйм и Кости, городом, расположенным в 100 км в южном направлении, находится известный во всём мире рай перелётных птиц, поэтому он приготовил камеру, чтобы произвести киносъёмку как можно большего количества сцен из жизни крылатых гостей, прибывающих сюда с Севера на зиму. Уже между Хартумом и Эд-Дуэйм расположилось на воде и в прибрежных зарослях довольно много птиц, но, к сожалению, на этом отрезке реки пришельцев пугают многочисленные курсирующие по реке фелуки и пароходы, беспокоят стада скота, переплывающие с одного берега на другой, а также охотники из столицы, стреляющие в любую птицу, появляющуюся в поле зрения.
Надежды Яцека оправдались, так как острова, речные заливы и песчаные дюны, рядом с которыми проплывала «Нефертити», просто кишели всякого рода гусями, утками, лысухами, гагарами, корморанами, змеешейками35, цаплями, аистами, журавлями, бекасами и сотнями других видов птичьего сообщества. Всё это плескалось в реке или отдыхало на песке в полном согласии. Однако подросток сразу заметил, что здесь не было местных птиц почти совсем, а марабу36, змееяды37 и ходулочники38 держались вдали от пришельцев. Шум, свист и трепыхание крыльев, крик гусей и уток, клекотание аистов, глухие ухания выпей, крик цапель, печальный крик крачек – создавали такой ужасный гомон и шум, что в сравнении с этим даже шум омдурманского базара мог показаться только шёпотом. Этому гомону решающим образом способствовало щебетание орланов-крикунов (лат. Haliaeetus vocifer), посматривающих на сборище посторонних птиц с высоких стволов прибрежных акаций, а также щебетание мелких птиц, поселяющихся огромными стаями во всё более расширяющихся прибрежных лугах тростников и камышей.
Яцек бегал разгоряченный от одного борта к другому, наводил визир своей шестнадцатимиллиметровой «Baby», отыскивал наиболее живописные группки птиц и, нажимая пружину камеры, хватал их на киноленту.
На верхней палубе «Нефертити», отлично затенённой брезентовым козырьком, у стола с разбросанными картами сидел руководитель экспедиции пан Станислав Горай, плечистый, мускулистый мужчина, в полной силе своего возраста. Погружённый в изучение карт, он не обращал ни малейшего внимания на то, что делалось вокруг него. Не услышал он также быстрых шагов на лестницах, идущих с нижней палубы, и очнулся только, когда тут же рядом с ним раздался запыхавшийся голос:
– Папа! Смотри, смотри!
Пан Горай поднял голову и взглянул на сына своими тёмно-синими, легко прищуренными глазами, в которых таился лукавый блеск, придающий сухому, энергичному, гладко выбритому, загорелому до тёмно-коричневого цвета лицу, удивительно молодой вид, ни сколько не гармонирующий с сединой, видимой на висках.
– Что случилось, Яцек? – спросил он, глядя на зарумянившееся от бега лицо подростка и его взлохмаченные волосы.
– Взгляни, папа, что вытворяют эти пеликаны! – воскликнул мальчик и, ухватив за руку, потянул его к верёвочной сетке, окаймляющей верхнюю палубу.
Пан Горай перегнулся через релинг39 и с любопытством взглянул в указанном направлении. На расстоянии полусотни шагов от плывущей свободно «Нефертити» он заметил перед большой песчаной отмелью несколько десятков розовых пеликанов (лат. Pelecanus onocrotalus), выстроившихся в длинную, полукруглую линию, напоминающую развёрнутую цель. Птицы, находящиеся в полукруге, медленно устремились к мели, ударяя по воде крыльями и гоня перед собой уплывающую в панике рыбу, а пеликаны, стоящие по бокам – как на страже, – зорко следили, чтобы ни одна рыба не прорвалась через кордон. Испуганные рыбы, оказавшись на мелком месте, выскакивали из воды и падали на песок дюны или, схваченные в воздухе птицами, исчезали в их обширных зобах. Шеренга продвигалась вперёд в образцовом порядке, не давая возможности ускользнуть из западни ни одной рыбе. А после того как уже вся добыча находилась на песке, пеликаны замкнули кольцо и начали пир. Каждый из них хватал рыбу концом клюва, подбрасывал ее вверх и позволял ей упасть прямо в широко раскрытую глотку.
32
Хартум (араб. Ra’s al-hurtum) – «хобот слона».
33
Сакия (араб.) – деревянные колёса, черпающие воду из реки для орошения полей.
34
Бурнус (араб.) – епанча с капюшоном, носимая арабами.
35
Змеешейка, или змеиная птица (лат. Anhinga) – птица с длинной, тонкой шеей и длинным прямым остроконечным клювом; питается рыбой; особенно распространена на Белом и Голубом Ниле.
36
Марабу (лат. Leptoptilos crumeniferus) – живущая в Африке, большая птица из отряда аистообразных; питается падалью и мелкими водными зверьками.
37
Змееяд (лат. Circaetus gallicus) – пернатый хищник из семейства Ястребиных; населяет болота, степи и леса горной зоны.
38
Ходулочник (лат. Himantopus himantopus) – отряд голенастых; в Северной Африке – ходулочник чернокрылый; охотится на мелкой воде.
39
Релинг (немец. Reling) – ограждение из верёвки, идущее по периметру палубы, опирающееся на металлические стойки выше борта, которое обеспечивает безопасность от падения за борт судна.