Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 7



Не случайно создатель «Синей птицы» Морис Метерлинк считал Рериха знаковым явлением, символическим Вождем России[22].

Рерих никогда не рассматривал себя эмигрантом. Он не уезжал в эмиграцию[23]. Если границы государств изменились, то не изменились его планы. Ему первоначально очень не понравились большевики у власти. Оказавшись за рубежами России, освобожденный революционными бурями от прежних обязательств, он использовал это обстоятельство для исполнения своей давней мечты. Когда-то великий русский искусствовед и критик Владимир Васильевич Стасов открыл перед молодым студентом Николаем Рерихом истоки восточного влияния в русском фольклоре, показал, как близки древний санскрит и русский язык. «Заманчив великий Индийский путь», – писал Рерих еще в 1913 году после посещения выставки восточного искусства В. В. Голубева[24]. Он – русский художник, путешествующий по миру, по тем заповедным местам, где всегда мечтал побывать. Он оставил Россию на время, в уверенности, что «познавание чужих стран лишь приведет к Родине, ко всем ее несказуемым сокровищам…»[25].

Миссию художника он видит не в том, чтобы бороться за или против советской власти. Писательница Надежда Лохвицкая (Тэффи) иронически классифицирует эмигрантов тех лет: «Лерюссы (русские) определенно разделяются на две категории: на продающих Россию и спасающих ее»[26]. Рерих вне этой классификации. Он видит свой долг русского интеллигента, патриота в том, чтобы поведать за границей о подлинных чарах России, и в том, чтобы «познавание чужих стран» пополняло сокровищницу Родины. Все его помыслы устремлены на процветание России.

Если Иван Бунин клокотал ненавистью к «Совдепии», благодарил Нобелевский комитет: «Впервые за время существования Нобелевской премии ее присудили – изгнаннику…»[27], то для Николая Рериха такое самосознание – изгнанника – совершенно невероятно. Невозможно представить, чтобы при официальном открытии многоэтажного «Дома Учителя» в 1929 году в Нью-Йорке, в котором разместились его картины и учреждения культуры, Рерих благодарил бы собравшихся американцев как эмигрант-изгнанник. Его полем деятельности был весь мир, но домом всегда оставалась Россия, она была в душе и за плечами…

Получившая широкое распространение версия о том, что «создание независимого государства, названного условно “Новая Страна”, – таков Великий, или Мировой, План Рерихов, задуманный для того, чтобы перекроить карту Восточной Сибири и Дальнего Востока», не находит подтверждения в письмах и статьях Н. К. Рериха. Ни о каких переделах границ, ни о каком «монголо-сибирском государстве», «Соединенных штатах Азии» речи не идет. Уже в 1921 году он пишет своему сотруднику В. А. Шибаеву о планах на будущее, основанных на возвращении в Россию, открывает намеченную дату, ставит задачи.

Четко и ясно заявлено о предстоящей деятельности «в пределах России». Начало предполагалось положить основанием города Знания – Звенигород – на просторах Алтая. Но прежде Рерих хотел совершить путешествие в Индию и Тибет.

Все эти приготовления входили в стратегический план – приближение «Новой Страны», в которой торжествуют высшие идеалы человеческого бытия. Деятельность Рериха была нацелена на постепенную эволюцию человечества на основе учения Живой Этики.

Один из биографов художника, рассказывая о Рерихе, напоминает о том, что сказал про русский ум Вячеслав Иванов:

Взором художника Рерих смотрит выше общественных перегородок, и там, где перегородки кончаются, в сфере высших идеалов он видит синтез революционной романтики русского коммунизма и мудрости восточных учителей, верит в единство, уходящее корнями в древние великие учения. Поэтому он приезжает в 1926 году в Москву с «Письмом Махатм», встречается с влиятельными представителями советской власти. Для эмигранта такие переговоры были бы невозможны. Когда знакомые спрашивали – вернулся ли он, Рерих отвечал: «Я и не уезжал. Я путешествую…»[28]

Одновременно «в беседах с Наркомпросом и Наркоминделом и другими деятелями обсуждались художественные и научные работы экспедиции. Выражались пожелания о дальнейших работах уже на Родине…»[29]. «В 1926 году было уговорено, что через десять лет и художественные и научные работы будут закончены. С 1936 года начались письма, запросы…»[30]

Его сокровенные мечты осуществились. Он совершил то, что хотел с ранней юности. «Хотелось приобщиться к Индии, и вот уже шестнадцать лет, как мы связаны с нею. Хотелось познать Тибет, и мы прошли его насквозь. Хотелось пожить в юрте – и в юрте пожили… Мечталось об охранении народных культурных сокровищ, и Знамя-Охранитель прошло по миру. Мечталось об искусстве как о светлом посланце, и вот именно искусство шествует по миру и каждый раз, при каждом выступлении поминается, как благодатны воздействия искусства…»[31]

Рерих раскрыл свое сердце всем народам в стремлении к всемирности и всечеловечности. Даже некоторым ближайшим ученикам в Америке оказался не под силу заданный масштаб. Духовный порыв увял в паутине меркантильных расчетов. Прагматизм затушил романтизм. На весах времени чаша потребительства перевесила чашу духовных накоплений. Они не удержались на высоте великой идеи земного пути Рериха – соответствие провозглашаемых идеалов повседневным нормам собственной жизни, единству высокого слова и реального дела…

Ю. Н., Н. К. и С. Н. Рерихи. Индия. 1930-е гг. МР ГМВ

Рериха можно назвать романтическим реалистом. Романтическая (высокая, героическая) цель оправдывает (и определяет) реальные средства достижения. Никогда – наоборот. Цель всегда возвышенна, на грани невозможного, а средства самые реальные, земные. Он – цезарь духа и пролетарий творческого труда.

Поэтому он соглашался, когда его искусство определяли, как «героический реализм»[32].

Настала пора возвращаться. В какую страну он хотел вернуться? В ту, о которой тосковал все последние годы, которую видел своим воображением художника: «Героизм, романтизм, социализм, все виды самоотвержения не на заоблачных вершинах, но здесь, в трудовой жизни…»[33] Рерих подводит итог странствий: «Для кого же мы все трудились? Неужели для чужих? Конечно, для своего, для русского народа, мы перевидали и радости, и трудности, и опасности. Много, где нам удалось внести истинное понимание русских исканий и достижений. Ни на миг мы не отклонялись от русских путей…»[34]

Ничего не изменилось с 1900 года, когда на вопрос: «Где бы вы хотели жить?» он написал: «На родине»[35].

Но грянула Вторая мировая война. В декабре 1947 года, в сборах, он ушел в иные сферы бытия…

Караван, снаряженный им, ведомый сыном – Юрием Рерихом, достиг России через десять лет после того, как в гималайской долине Кулу отпылал погребальный костер, символически объединивший великие обряды Индии и России…

Его дела и мысли получили свое дальнейшее развитие на Родине…

22

Письмо Е. И. Рерих В. Е. Гущику 2 июня 1934 года: «Передо мною лежит письмо с приведенной в нем формулой известного писателя Метерлинка: “Россия была бы спасена, если бы профессор Рерих стал ее Вождем”» // Елена Ивановна Рерих. Письма. Т. 2. М., 2000. С. 110.

23

Трудно согласиться с версией, изложенной в статье Ольги Ивановны Ешаловой «К вопросу о начале эмиграции Н. К. Рериха из России», что «началом эмиграции Н. К. Рериха и его семьи следует беспрекословно считать май 1917 года» (Н. К. Рерих. 1917–1919. Материалы к биографии. СПб.: Фирма Коста, 2008. С. 33). Территория, на которой находился тогда Н. К. Рерих и его семья, входила в состав России.

24



Н. К. Рерих. Индийский путь // Н. К. Рерих. Собрание сочинений. Книга первая. М., 1914. С. 261.

25

Н. К. Рерих. Завет // Н. К. Рерих. Из литературного наследия. М., 1974. С. 298.

26

Тэффи. Земная радуга. М., 2007. С. 40.

27

См.: Бунин Иван Алексеевич – Юрий Безелянский. 99 имен Серебряного века. М., 2008. С. 92.

28

См.: П. Ф. Беликов, В. П. Князева. Рерих. М., 1973. С. 228. Рерих вполне мог бы сказать о себе нечто подобное по духу, не по букве: «Я, Флоренский Павел Александрович, профессор, специалист по электротехническому материаловедению, по складу своих политических воззрений романтик Средневековья примерно XIV века…» (Цит. по: Ю. Безелянский. С. 578).

29

Н. К. Рерих. Памятки // Н. К. Рерих. Листы дневника. Т. II. М., 1995. С. 352.

30

Н. К. Рерих. Четверть века // Н. К. Рерих. Из литературного наследия. М., 1974. С. 245.

31

Н. К. Рерих. Мечты // Н. К. Рерих. Листы дневника. Т. II. М., 1995. С. 190.

32

Н. К. Рерих. Героический реализм // Н. К. Рерих. Зажигайте сердца. М., 1990. С. 76.

33

Н. К. Рерих. Самоцвет // Н. К. Рерих. Листы дневника. Т. II. М., 1995. С. 414.

34

Н. К. Рерих. Четверть века // Н. К. Рерих. Из литературного наследия. М., 1974. С. 245.

35

Запись в альбоме «Исповедь» 31 мая 1900 года // Л. В. Короткина. Рерих в Петербурге – Петрограде. Л., 1985. С. 80–82.