Во власти мужа

— Все хорошо? — с хрипотцой спрашиваю я, потому что врач до сих пор не издал не слова. Его хмурый, слишком серьезный вид настораживает.

Я переживаю. Сильно. Хоть и каждый день убеждаю себя в том, что все будет хорошо, но умело спрятанный страх дает о себе знать вот в такие моменты.

Вместо ответа врач протяжно и шумно вбирает носом воздух и продолжает клацать что-то на клавиатуре.

Я замираю и дышу так тихо, что слышу, как стрелка часов слишком громко стучит в гробовой тишине кабинета. Ровно также — редко и громко — волнительно колотиться сердце в груди. Сначала сжимается, что есть мочи, а потом резко выбрасывает кровь, покалывая с правой стороны.

— Вытирайтесь, Наталья, — доктор передал мне салфетку и добавил. — И присаживайтесь ко мне…

Мгновенная паника охватила мозг, нервными движениями рук убрала остатки смазки и выкинула салфетку. Схватившись в сумку, как в защитный жилет от всех недуг, я села к доктору за стол и буквально жадным взглядом впивалась в каждую черточку лица, желая понять по выражению и собравшимся морщинам насколько все плохо.

Нет, не может врач с хорошими прогнозами, который обследовал беременную, сидеть загруженным и потерять лоб, сомневаясь или подбирая слова, потому что сообщить ему придется нечто неприятное.

— Что такое? — продрожал голосок, и я сглотнула.

— Не переживайте так, дорогая. — взгляд синих внимательных глаз устремился на меня, и жилистые руки схватили ручку и листок. — Вам надо будет пройти повторное узи в нейрохирургии, я все вам распишу…

— Для чего повторное?

— Чтобы подтвердить или… опровергнуть диагноз. — он чиркал ручкой, сжимая губы, а я вся побелела.

— Какой диагноз?

В ушах загудело. Неужели с моим малышом что-то не в порядке?

— У вашего ребенка увеличены желудочки головного мозга, а это главный признак возможной гидроцефалии.

Непонятное страшное слово навело страху еще больше. Нет, господи, пусть это будет не со мной. Ужасный сон, кошмар из которого я вот-вот проснусь, и все будет хорошо.

Прикосновение врача моей руки заставило почувствовать реальность. Я накрыла ладонями лицо и судорожно замотала головой, не желая верить в происходящее.

— Не стоит паниковать раньше времени. Сейчас вам следует ехать в центр нейрохирургии и специалисты в этой области уже скажут вам точные прогнозы. Выпейте воду, Наталья, и успокойтесь.

Врач поставил стакан с водой перед носом, и я выпила все до дна. Не помогло. Пальцы все также шалят, как и колени.

— Это опасно? То, что вы сказали…

— Я не хочу вас пугать. Главное, что этого подвластно лечению. Ваша задача, как мамы, вовремя среагировать и сделать все, что в ваших силах.

— Я поняла вас. — выдохнула я, собирая оставшиеся силы. — Конечно, я все сделаю.

Я взяла все бумаги, которые передал доктор и с бледным лицом и подрагивающими коленями вышла из кабинета.

***

В клинике нейрохирургии подтвердили опасения врача-узиста.

На приеме у специалиста я не выдержала и заплакала — слезы сами вырвались из глаз. За что? Не понимаю, за что это мне?

Я вытирала лицо платком, одновременно слушая врача, который бросался ему известными терминами и говорил о серьезности ситуации.

— Я сделаю все что в моих силах, доктор. — шмыгаю вздувшимся носом и смотрю на доктора красными глазами. — Просто, скажите, есть ли у нас шанс на здоровое будущее?

Он снимает очки и кивает.

— Шанс есть всегда.

Его слова сняли тяжелый камень с души. Я буду рвать и хвататься зубами за этот шанс, будь он единственно возможным на земле.

— Но все индивидуально. Вы должны это понимать. Полную картину осложнений будет видно после рождения малыша.

— А что сейчас?

— Сейчас верить в лучшее. И определяться с клиникой, которая будет лечить вашего малыша. Скорее всего понадобиться операция сразу после рождения.

— Операция сразу после рождения… — я эхом повторяю его слова и прикрываю открывшийся от ужаса рот. — Но это ведь совсем кроха.

Некоторые матери по первости бояться брать в руки младенца, переживать что могут причинить боль, а тут сразу операция.

— Я понимаю ваши опасения, Наталья. Но так мы сможем дать шанс вашему ребенку на полноценную жизнь.

— Каковы риски? — умоляюще спросила я.

— С младенцами риск всегда высокий. И нельзя подгадать что выйдет, в итоге. Все индивидуально.

— То есть никаких гарантий?

— Никаких. Но подобные операции делают в наших клиниках и успешно и к тому же не будет стоит вам денег. — доктор сделал паузу и продолжил. — Но я могу порекомендовать вам нейрохирургию в Швейцарии, но вы сами понимаете, что это обойдется вам в довольно крупную сумму.

Я пытаюсь сдержанно выслушивать врача, хотя готова выть волком и скулить на всю больницу от несправедливости и душевной боли. Видимо, трудностей на мою долю судьбе-злодейке оказалось недостаточно, и она продолжает испытывать меня на прочность.

Но как бы она не старалась, она уже будет не в силах загнуть или сломать меня. Ни за что и никогда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Глава 37

На следующий день я приехала к маме, и все рассказала ей.

За прошедшую ночь я наверно вылила все слезы, и сейчас, откровенничая на кухне, не единой капельки не выжалось из глаз. Лишь непробиваемый ком стоял в горле и мешал говорить. Я то и дело останавливалась, чтобы поглубже вдохнуть и собраться с духом.

Мама поддерживала меня, но не позволяла раскисать. Слезы горю не помогут — всегда говорила она и была абсолютно права. Здесь надо действовать решительно и мыслить здраво.

— Ребенку нужна будет операция. Лучший вариант — центр нейрохирургии в Швейцарии, но у нас нет таких денег. — шмыгаю носом и складываю в руках платочек. — Что делать, мам? Можно прооперироваться в России, это будет бесплатно, но … Я переживаю.

— И правильно делаешь. — кивнула мама и сосредоточенно смотрела на меня, сверля взглядом лоб. — Мы достанем деньги. Сколько надо?

— Я смотрела вчера в интернете. Там столько информации вылилось про эту патологию, — я встряхнула головой, вспоминая страшные картинки с операционного стола. — Лучше я бы не смотрела и не читала…

— Какая сумма, дочка? — повторила мама.

Я помню примерную цифру и этот семизначный номер не выйдет из головы, пока деньги не окажутся в руках. Вопрос — каким образом и откуда?

Когда мама услышала стоимость операции, она нахмурилась и вздохнув, присела на стул. Энтузиазм под утих, потому что у нас действительно нет таких денег.

— Подожди, — опомнилась мама, и в глазах загорелся огонек надежды. — А если добавить те деньги, которые тебе Богдан перечислял, что там на карте?

Я знала, что она вспомнит. Мама видит, как я отрицательно мотаю головой и меняется в лице.

— Там ничего нет. — подтверждаю ее опасения.

— Как? — охает она.

— Вот так. Я перечислила все в благотворительный фонд. Им они были нужнее.

— Таша…

Я пожала плечами и потупила взгляд в стол. О чем сделала — не жалею. Как только у нас с Богданом начали появляться большие деньги, мы отчисляли регулярный процент в благотворительность. Да, эти деньги бы сейчас не помешали, но я уверенна, что они были жизненно-необходимы кому-то.

— Кто знал, мам? Ничего не предвещало беды… — тихо резюмирую в ответ, подпирая рукой слишком тяжелую от мыслей и забот голову.

Маме нечего добавить. Она суетливо измеряет комнату шагами, проворачивая в голове мыслительные процессы.

Вот она резко останавливается, берет за плечи и сканирует проницательным взглядом насквозь.

— Ты должна ЕМУ сказать. — решительно заявляет она и обходится без имен.

— Кому? — спрашиваю я, хотя прекрасно понимаю, о ком она говорит.

— Попроси помощи, это и его ребенок. — настаивает она. — Для него деньги не проблема.

Я думала о Богдане. В первую же секунду, как встал вопрос о возможности операции за границей. Но потом спросила себя, а смогу ли я позвонить ему и попросить помощи? И засомневалась. Не ушла, а сбежала от него, мечтала больше не видеть и не слышать его, грезя о свободной жизни… А по итогу, когда оказалась в трудной ситуации, мне не к кому больше обраться, кроме него. Да и как я скажу, что беременна и скрывала это от него?