Леди в озере

Сейчас желаю купить бюстгальтер «Вассаретт», и лучше всего розовый.

– Я могу вам чем-то помочь? – слышится мужской голос из задней части магазина. Делаю вид, будто рассматриваю змей в стеклянных ящиках, но на самом деле пытаюсь наблюдать через пыльную витрину за машиной миссис Финкельштейн – убеждаюсь, что она отъехала и проехала на зеленый свет.

– Нет, – отвечаю я, как выражаются в моей семье, «с высокомерием, достойным герцогини». – Я просто смотрю.

Мужчина худосочен, бледен, у него оранжевые волосы и красные воспаленные веки. Если бы простуда приняла человеческий облик, она была бы похожа на него. Глаза как у белых мышей; правда, в этом магазине нет ничего такого хорошенького, как мыши. Сутулится и хлюпает носом.

– Ты рыжая, – говорит он. – Как я.

Нет, я не такая, как он. Он не рыжий, а оранжевый. Поворачиваюсь к нему спиной.

– Хочешь змею? Или пару черепашек?

– Я скажу, если увижу что-нибудь такое, что мне захочется купить. Человек может же просто ходить по магазину и смотреть на товар?

– Но для некоторых наших рыбок нужны особые аквариумы, и не всех их можно держать вместе…

– Я скажу, если вы мне понадобитесь, – говорю.

Не хочу разговаривать с мужчиной, который работает в таком грязном вонючем магазине. С мужчиной, у которого оранжевые волосы и который мнит, будто он может говорить мне, Тэсси Файн, имеющей в кармане целых десять долларов, что я могу делать, а чего не могу. Тетя не позволяет владельцам магазинов разговаривать с ней в подобном тоне. Я видела, как она вела себя в универмаге «Хатцлерз», когда продавщица попыталась побрызгать на нее духами.

– Дорогуша, – сказала она, – я душусь только «Джой»[42].

Покупатель всегда прав.

– Понятно, но ты не можешь трогать товар…

Я не хочу ни до чего дотрагиваться здесь, но этот тип не может указывать мне, что я могу делать, а чего не могу.

– У нас свободная страна, – говорю я и топаю ногой. Мне нравится слушать звуки, которые производят металлические подбойки на каблуках.

– Не делай так, – говорит мужчина, кривясь, как будто звук причиняет ему боль.

– Вы не можете указывать мне, что я могу делать, а чего не могу, – отвечаю я и опять топаю ногой. Чудесный звук. Топаю, и топаю, и топаю, и…

Март 1966 года

– Есть ли что-то, вызывающее большую досаду, чем невозможность сделать то, чего вообще никогда не хотела делать?

Мэдди попыталась отпустить шутку по поводу самой себя и вечного противостояния между матерями и дочерьми.

Но Джудит Вайнштейн, видимо, приняла это за серьезный вопрос, достойный глубокомысленного ответа, поскольку ответила не сразу. Мэдди не могла видеть лицо Джудит – они шли по узкой дорожке, и Мэдди шагала впереди, – но, когда Джудит наконец ответила, было видно, что ей очень хочется выразить согласие, даже если она и не совсем согласна.

– Очень досадно, что мы приехали, а они не захотели принять нашу помощь. Но они ведь не смогли нас остановить, верно?

Голос ее прерывался; дорожка была скользкой. Возможно, Джудит считает, что Мэдди сумасшедшая, раз ей хочется бродить по парку, хотя уже темнеет. Как они вообще оказались тут?

Это произошло потому, что мать Мэдди позвонила ей, как делала каждое утро в девять часов с тех пор, как у дочери появился телефон. При этом Мэдди никогда не приходило в голову, что можно не брать трубку. Этот ежедневный звонок матери был единственным, что в неизменном виде перешло в новую жизнь из старой.

– Мэдди, слышала про Тэсси Файн?

– Конечно, мама. Я ведь живу на Катидрал, а не в Сибири. Мы с тобой получаем одни и те же газеты. И я слушаю WBAL.

Мать фыркнула. Это означало, что она не согласна, но не станет ввязываться в спор, поскольку не хочется утруждаться. Похоже, она содрогнулась, когда Мэдди упомянула Катидрал, как будто это название уже само по себе оскорбляло ее слух. Она бы ужаснулась еще больше, если бы узнала, что окна квартиры Мэдди выходят на собор[43].

– С момента ее исчезновения прошло уже два дня. Синагога отправляет на поиски волонтеров. Надо будет встретиться на парковке и разбиться на пары.

«Надо будет» было сказано не вообще, а относилось лично к Мэдди. Тэтти Моргенштерн – странное уменьшительное от «Хэрриет» – говорила Мэдди: «Ты отправишься на парковку и оттуда в паре с кем-то пройдешь по заранее оговоренному маршруту в районе зоомагазина, где Тэсси Файн видели в последний раз».

Эта история будоражила Балтимор уже три дня. Тэсси Файн, такая хорошенькая, такая юная. Матери другой ученицы, женщине, которая подвозила ее, Тэсси сказала, что собирается купить корм для рыбок своего брата. Но у ее брата не было никаких рыбок. Мужчина в зоомагазине сказал, что она заходила, но ушла через пять минут, так ничего и не купив. И добавил, что была груба с ним. Ее семья и подруги с нескрываемым восхищением подтвердили:

– Да, это похоже на нашу Тэсси.

Мать Мэдди была знакома с бабушкой Тэсси. Та не нравилась ей, но они были знакомы. Знали друг друга с детства и вместе учились в Парк-скул, когда эта школа еще находилась на Очентороли-Террас. Хотя Парк-скул и принимала учеников независимо от религиозной принадлежности, семьи немецких евреев предпочитали отправлять своих детей именно в нее, поскольку в другие, более старые частные школы их в те годы старались не принимать. Но когда район вокруг парка Друид-Хилл «изменился» – этот эвфемизм использовался для обозначения расовой интеграции, – школа переехала на северо-запад. Мэдди училась в Парк-скул, когда та находилась на Либерти-Хайтс, теперь же она переместилась в Брукландвилль, почти к самой окружной автостраде, и Сет учился там вслед за бабушкой и матерью. В раннем подростковом возрасте Мэдди даже пару раз ходила на свидание с отцом Тэсси.

Бобби Файн был более консервативен, чем его родители, и предпочитал жить в ерув в Парк-Хайтс. По словам Тэтти, его мать считала, что в его совершенно неуместном переходе в ортодоксальный иудаизм виновата жена. Иметь два набора посуды и не есть свинину и дары моря, не имеющие чешуи, – это одно, но жена Бобби в своей приверженности заходила слишком уж далеко. Мэдди казалось, что Тэтти уделяет вопросам религии чересчур много внимания, неизменно настаивая на том, что правилен только консервативный иудаизм. Она также любила употреблять слово «пресвитерианский»[44] для уничижительного обозначения всего того, что было связано с протестантами и протестантизмом.

Мэдди несколько раз видела мать Тэсси, и, по ее мнению, та была похожа на серую мышь, хотя и хорошо одетую. Но круг общения Файнов не пересекался с кругом общения Шварцев, и Мэдди считала, что было бы вульгарно навязываться этой семье в то время, когда та переживает трагедию. Если бы они дружили, Мэдди бы охотно внесла сейчас свою лепту, но они ведь даже не присутствовали на свадьбах друг друга, и…

Мэдди не захотела додумывать эту мысль до конца и думать о следующем событии в семье Файн, на которое также не будет приглашена.

– Так ужасно, – сказала Тэтти. – Не знаю, как родители могут пережить такое.

– Быть может, она жива, – сказала Мэдди. Ведь счастливый конец еще возможен, не так ли? Девочка могла заблудиться, удариться головой и забыть, кто она такая, разве не так? Но вчера вечером Ферди сказал то же, что и Тэтти. Тэсси Файн почти наверняка убита, и детективы убойного отдела, которым поручили расследование этого дела, работают в условиях жесткого давления со стороны общественного мнения, требующего как можно быстрее предъявить хоть какой-то результат.

– Когда они найдут ее… – опять начала Мэдди.

– Если, – поправила ее мать. – В молодости я слышала историю об извращенце, который насиловал маленьких девочек, а затем убивал. Вот где ты живешь сейчас: тогда там находилось гетто. Впрочем, там и сейчас гетто. В конце концов он напал на девочку, у чьей матери был пистолет. Она застрелила его, на этом все и закончилось.

42

Парфюм цветочной группы, выпущенный в 1929 г. под маркой кутюрье Жана Пату; в 2000 г. по результатам общественного голосования, проведенного международной парфюмерной организацией «Фрэгрэнс фаундейшн», был признан «ароматом века», победив «Шанель № 5».

43

Катидрал-стрит (англ. Cathedral street) – Соборная улица.

44

Пресвитерианство – разновидность протестантизма, основанная на шотландской версии кальвинизма.