Лекарь

Женька вопросительно оглянулся на меня и ничего уточнять не стал, опасаясь вызвать ненужные вопросы. Дед, погрузившись в события прошлой зимы, принялся перечислять другие напасти, никак не связанные с всемирной эпидемией, подробно останавливаясь на проблемах подвоза питьевой воды и постройке нового склада для леса.

«Совсем от рук отбились, ироды, — сокрушался он, — то у них пьянка, то свадьба, а сарай-то недостроенный стоит. Зима на носу, а куда лес сгружать?!»

«А твари? — пошел ва-банк любопытный Женька, — они у вас появлялись?»

Дед снова хмыкнул, с трудом переключаясь с бытовых реалий на мировые проблемы.

«Ну так и зимы еще не было толком, — рассудительно заявил он, — все твари с наступлением холодов сбегаются, только держись. Прошлой зимой мне корову загрызли, единственная кормилица была. Мужики, те, что помоложе, облаву устраивали, отстреливали целыми выводками, да толку-то. За лето наплодятся и по-новой! Волки звери лютые, но умные. За то и уважаю!»

По всему выходило, ни о каких преображенных тварях, терзающих целый мир, в Нордсвилле не слышали, а самой страшной проблемой для местных жителей являлись стаи волков. Конечно, сделанные выводы требовали подтверждения, и слова старого деда принимать на веру не стоило, но Женька ободрился и тем, что уже услышал. Весь его вид говорил о желании продолжить беседу, но впереди показались очертания кладбищенских ворот и разговор пришлось прервать. Дед кивнул нам, прощаясь, но на минуту задержался и с интересом посмотрел на меня.

«А с тобой что приключилось? — все так же равнодушно пробормотал он, — странный ты какой-то. Зубы болят?»

Я весьма правдоподобно закивал, а дед, загадочно усмехнувшись, знаком приказал подождать его у ворот.

«Что происходит, Тихон? — забормотал Женька, как только дед скрылся за высоким надгробием, — вероятно сюда эпидемия просто не дошла. Если ты прямо сейчас кого-нибудь тут покусаешь, то станешь основателем проблем, поинтересней недостроенного сарая».

Дед вернулся и протянул мне сморщенный пучочек какой-то травы, аккуратно перетянутый толстой шерстяной ниткой.

«Пожуй на больном зубе, боль и отпустит, — напутствовал он, разворачиваясь, чтобы уйти обратно за высокое надгробие. В свете изложенных новостей я без смущения продемонстрировал деду уродливую конечность, забирая угощение, а дед снова притормозил, вспоминая траву от очередного моего недуга. Видно, сразу на ум ничего не пришло, и он наконец-то оставил наше блистательное общество насовсем.

«Пойдем отсюда, — вполне обыденно проговорил Женька, косясь на гербарий, — пожуй, Тихон, хуже не будет.»

Я просунул под широкое забрало сморщенное лекарство и с удивлением обнаружил, что оно состоит из нескольких растений, одно из которых показалось мне знакомым. Именно такую траву я собирал нынче ночью, оскверняя чье-то вечное пристанище.

Торчащие из пасти слюнявые зубы, здоровые и крепкие, мешали мне по достоинству оценить вкус и пользу предложенного угощения. Сожрав пучок, я сыто рыгнул и невнятно прогудел:

«Я скучаю по тому времени, когда мог, не стесняясь, жрать коньяк, заедая его неполезными нарезками.»

После чего испуганно остановился и повторил еще раз:

«Я скучаю по тому времени, когда…»

«Я тебя понял, Тихон, — тут же отозвался Женька, — надеюсь, это не единственная фраза, которую ты научился произносить.»

Осененный внезапной мыслью, я сдернул с морды синтетические вериги, и в то же мгновение откуда-то сбоку раздался испуганный возглас. От неожиданности я повернулся к источнику звука и вызвал истерический припадок у довольно молодой женщины, случайно оказавшейся поблизости.

«Надень шарф обратно, Тихон, — угрожающе прошипел Женька и принялся успокаивать разволновавшуюся мадам. Она не слишком поддавалась Женькиным красочным объяснениям моей сказочной внешности. На все его рассказы о нападении на меня стаи диких волков, женщина только шумно вздыхала и прижимала к лицу дрожащие ладони.

«Ох, вот ведь, горе какое! — повторяла она, не сводя с меня настороженных глаз, — покоя нет от этой напасти. Прошлой зимой целыми стаями приходили из леса, могли и человека загрызть!»

Женька сочувственно кивал и попутно выяснял у милой горожанки, где возможно отыскать недорогой ночлег двум измотанным странствиями путникам.

«У нас нет ни единой монеты, — проникновенно признавался Женька, — но мы можем отплатить за ночлег какой-нибудь работой по дому. Я умею готовить, еще неплохо плотничаю, хорошо считаю, а мой друг разбирается в медицине.»

Разрекламировав наши немногочисленные умения, Женька вызвал у незнакомки искреннее сострадание, и она, немного успокоившись, вполне доброжелательно произнесла:

«Я живу тут неподалеку. И у меня действительно найдется для вас домашняя работа.»

Часть 3

Глава 17.

В Нордсвилле все оказывалось неподалеку. По счастливому стечению обстоятельств, милая барышня, представившаяся нам Тихомирой, жила напротив кладбища в приземистом уютном домике. Во всех трех комнатках царил тот идеальный порядок, что сопровождает очень аккуратных хозяек, живущих без мужа. Дом основательно требовал ремонта, и мне становилось понятно, почему добросердечная леди так легко согласилась принять на постой двух незнакомых мужиков. Тихомира любезно усадила нас за идеальной чистоты стол, гостеприимно размещая на его внушительной поверхности разнообразную снедь. Истосковавшийся по нормальной еде Женька только потрясенно взмахивал руками, оценивая изобилие настоящих харчей. Тихомира, сдержанно улыбаясь, бросала на Женьку заинтересованные взгляды, рождая во мне глухое недовольство. В любой другой ситуации я без труда бы завоевал ее внимание, оставив Женьку за бортом, однако сейчас, неисправимый бабник вовсю пользовался случаем, расточая миловидной хозяйке ласковые улыбки. К моменту завершения торжественной части, Тихомира была сражена наповал Женькиным обаянием, оставив на мою долю несколько сочувствующих взглядов и глубоких вздохов.

В наше распоряжение была предоставлена одна из трех комнат, скромно обставленных самодельной мебелью, изрядно потрепанной временем. Когда за гостеприимной хозяйкой закрылась дверь, я не удержался и мстительно пробубнил, не до конца освоив вербальные премудрости:

«Ты делаешь успехи, Варвар-завоеватель. Возможно после того, как ты продемонстрируешь хозяйственной Тихомире свое столярное мастерство, она позволит тебе похвастаться и другими умениями!»

Женька самодовольно хмыкнул и доверительно сообщил:

«Кажется, ты прав, мой звероподобный друг. Думается, мне и не придется напрягаться с тесаками и рубанками!»

Моя внутренняя дикая тварь, с таким трудом укрощенная и затихшая, вновь зашевелилась в глубинах подсознания, поскольку я, не дав развить Женьке чудесные мысли, угрожающе зарычал, скаля зубы. Бродяга тут же напрягся и вполне миролюбиво закончил:

«Да вот только я не собираюсь разводить тут шашни. К тому же Тихомира не в моем вкусе»

Наутро ответственная хозяюшка решила заполировать произведенное раньше впечатление, и, дождавшись нашего пробуждения, пригласила к богато накрытому столу. Того, что было призвано служить нашим завтраком, нам с лихвой хватило бы дней на десять, а если включить режим экономии, то неделю мы могли бы питаться только пирогами, заботливо поданными к чаю вместе с кувшином домашних сливок, неизменным куском домашнего сыра и чего-то такого, чему я не знал названия.

Женька, не забывая мою ревнивую реакцию на проявление всякого вида ухаживаний, держался степенно и в разговоры не лез. Тихомира, усевшись напротив, тут же принялась жаловаться на горькую судьбу, ненароком перечисляя все то, что могло бы пойти в уплату нашего долга. Жалостливый Женька, не выдержав хозяйственного натиска, вставлял уточняющие вопросы, косясь в мою сторону и отслеживая реакцию. Сегодня его неисправимый кобеляж больше не выбешивал меня, и я благосклонно вызвался помочь ему чинить стену сарая, ставшую первым номером нашей хозяйственной программы.