Лекарь

«Главное, не дать ей прогрызть тебе кожу, — неожиданно раздался прямо надо мной голос гнома, — нужно держаться на расстоянии, но и не выпускать ее. Кажется, мы взяли ее в кольцо. Трофим гонит ее на нас, не зевай, Прохор, сейчас будет самое веселье!»

Сразу же после этих слов над нами зашуршали торопливые шаги, скатывающегося по склону неведомого существа. Я перехватил внушительную дубинку, намереваясь огреть непрошенного гостя со всей широтой русской души. Тварь, почуяв мои намерения, настороженно остановилась и прислушалась. Теперь я отчетливо видел ее очертания. Она имела некрупное строение и крепкие ноги, а в лапах держала похожую дубину. Вероятно, вирус не до конца поглотил ее сознание, и она еще сохраняла в себе что-то от человеческого существа. Трофим опередил меня и, подскочив со спины твари, без сожаления огрел ее по затылку. Тварь пошатнулась и рухнула на землю, безвольно подкатившись к моим ногам. Теперь я смог разглядеть, что когда-то она была мужиком и поэтому логичнее было бы называть его «он». Тварь полностью соответствовала тому описанию, что лилось со всех утюгов на перепуганных обывателей. Его конечности были удлинены и неестественно выгнуты, а бывшее некогда лицо уродливо вытянуто вперед. Трофим наверняка расправился с ним одним ударом, однако сбежавшимся на победные возгласы остальным участникам погони, требовалось убедиться в том наверняка.

Они без сожаления пинали поверженное существо, вымещая всю накопившиеся ненависть и страх на том, кто некогда был человеком.

«Остановитесь, безумцы! — раздался неожиданный голос, в котором я с изумлением признал свой собственный, — он не виноват, что стал таким. Оставьте его, он все равно мертв!»

Мое внезапное вмешательство вернуло моим соседям здравый смысл и отголоски сострадания. Поверженный противник не успел причинить вреда никому из присутствующих и поэтому больше не вызывал панических эмоций. Еще раз убедившись в его смерти, участники ночной экспедиции разбрелись по норам, оставив печальную процедуру захоронения до утра. Одержанная победа больше не вызывала ожидаемой эйфории, и до самого утра то с одной, то с другой стороны склона раздавалось негромкое бормотание, вскоре сменявшееся отчетливым мужественным храпом. Я не стал возвращаться к своему походному лагерю, оставшись неподалеку от поверженной твари. Его неясные очертания странно притягивали мое внимание, пробуждая во мне интерес ученого и врача, кем я некогда был. Возможно передо мной открывался тот единственный шанс отыскать противоядие и заполнить пустоту никчемного своего присутствия в этом мире. Мысль была заманчивая, и я даже некоторое время всерьез рассматривал ее жизнеспособность. Ровно до тех пор, пока крепкий здоровый сон не сморил меня, вызвав долгожданные сновидения.

Глава 2.

Из состояния приятной полудремы меня вывел взволнованный окрик старого гнома.

«Прохор! — тряс он меня за плечо, возвращая в реальность, — ты закопал дикую тварь? Почему ты не дождался всех остальных?»

Почему-то в данной процедуре гном видел особую значимость, и теперь в его голосе звучала неприкрытая обида. Я автоматически замотал головой, с трудом припоминая события прошлой ночи.

«Ничего я не закапывал, — пробормотал я, уставившись туда, где всего пару часов назад валялось избитое тело поверженной твари. — наверно, это сделал кто-то другой.»

Я постарался придать голосу максимум убежденности, поскольку моя давняя врачебная практика позволяла с профессиональной точностью подтвердить уверенно мертвое состояние нашего вчерашнего противника. Однако простой опрос подтвердил ошибочность моих предположений и вызвал среди обитателей склонов обоснованную панику.

«Она ожила! — заполошно визжал полноватый мужик средних лет, нарезая беспокойные круги вокруг несостоявшегося места захоронения. — она начнет мстить! Нужно было разорвать ее на части! Зарыть в землю! Сжечь!»

Начавшаяся паника разбудила в моих соседях варваров, и я откровенно опасался, что они сумеют найти крайнего в истории и на всякий случай расправятся с ним.

«Прохор! — подтверждая мои опасения, проговорил гном, — ты был последний, кто видел ее вчера. Ты сделал заключение о ее смерти. Скажи нам, куда она исчезла?»

На эти незамысловатые вопросы я ответов не находил и только качал головой, отрицая свою причастность к ее исчезновению.

«Иди и найди ее! — верещал толстяк, расставаясь с рассудком, — верни ее немедленно и не возвращайся без этой ненавистной жути!»

Понимая, что других вариантов мне предложено не будет, я послушно встал, спустился к речке и принялся собирать немудреные пожитки. Разумеется, я не собирался охотиться за неведомой дрянью, посмевшей прийти в себя после столь внушительной казни. Я справедливо полагал, что спокойной жизни в моем биваке мне больше не видать. Что ж, думал я, отправляясь в путь, найду себе другое пристанище. Гном, Трофим и остальные торжественно напутствовали меня, провожая на дело, а я только мысленно усмехался в ответ на их пафосные речи.

Моя дорога теперь не казалась столь безмятежной, какой я видел ее до кровавого поединка. Несмотря на мою внешнюю отрешенность и полную убежденность в собственной безопасности, я то и дело прислушивался к шорохам и хрусту, озираясь и замирая. Миновав склон, я вновь оказался на узкой асфальтированной ленте, ведущей к вершине. Я совершенно не имел представления, куда мне идти, как не знал того, чем завершиться мое спонтанное путешествие. В отличие от заполошного толстяка, я не жалел о полной невозможности расправиться с диким монстром прямо сейчас. Сказать по правде, я и вовсе забыл про это, поглощенный собственными размышлениями. Нечаянно возникшая мысль, рожденная видом твари, теперь громоздилась в мозгах и не давала покоя. Единственное сожаление вызывала во мне упущенная возможность как следует исследовать неведомую тварь и возможно, отыскать противоядие. Я был слишком самонадеян, однако моя самонадеянность была оправдана. Я действительно много знал и умел, однако все мои знания были сейчас бесполезны.

Проведя в дороге весь световой день, я вновь свернул на склон, рассчитывая отыскать место для ночлега. На какое-то мгновение вернулась мысль о дикой твари, наверняка блуждающей где-то неподалеку. Отдавшись в руки провидению, я махнул рукой и присел возле огромного валуна, выбранного мной в качестве временного пристанища. Сон не шел ко мне, и сколько бы я не пытался призвать его ласковые объятия, вместо них получалось только призвать нарастающую панику и тревогу. «Я казался себе более равнодушным,» — с усмешкой подумал я и вдруг замер, привлеченный странным шорохом, раздавшимся прямо за спиной. Подскочив на ноги, я уткнулся взглядом в сияющие в лесном сумраке огромные настороженные глаза твари, внимательно изучающей меня. От неожиданности, я не сразу сообразил, что мне делать прямо сейчас. Здравый смысл посоветовал бы рвать когти, спасаясь бегством, но проснувшийся ученый настойчиво требовал изловить существо и немедленно подвергнуть всесторонним исследованиям. Я выбрал подсказку ученого и принял решение поймать дикаря. Инстинкт самосохранения давно не был моим постоянным и верным спутником, поэтому я необдуманно рванулся вверх по склону, намереваясь ухватить страшную тварь. Тварь испуганно взвизгнула и отшатнулась, продолжая сверлить меня настороженными водянистыми глазами. Ее вытянутая морда и кривые ноги рождали лютое отвращение, сравнимое с восприятием стаи пауков арахнофобом со стажем. Я неосознанно потянулся к внушительного вида ветке, очень кстати выросшей прямо перед моими глазами, но мои действия побудили тварь к решительным шагам. Оставив свое любопытство, она рванула в густые заросли, не оставляя мне шансов. В лесу стремительно темнело, местность была мне незнакома, а излишняя прыткость дикой сущности, отнимала у меня последнюю надежду на ее отлов. Однако я продолжал нестись по скользким от сырой травы склонам, высматривая очертания. Поглощенный погоней, я не сразу сообразил, что поведение существа несколько отличается от сведений, ставших достоянием гласности. Диких тварей описывали страшными агрессивными существами, способными уничтожить все живое в любом доступном им радиусе. Средства массовой информации настойчиво предупреждали об опасности внезапной встречи с дикими чудовищами. Помимо опасности заражения, существовала опасность быть разорванным живьем, если вам «посчастливилось» оказаться в поле ее видимости. Я же гнался за злобным монстром, ломая ветки на своем пути, и едва переводя дыхание от стремительного бега. При всех своих достоинствах, вероятно, твари обладали необычайной выносливостью, поскольку моя погоня длилась больше получаса, а к видимым результатам не приводила. Я отчетливо слышал хруст и топот, производимый тварью, видел ее мелькающие очертания, однако ни на шаг не мог приблизиться к объекту. Я не мог с уверенностью сказать, была ли эта тварь нашим противником в прошлой ночной битве, или это была совершенно другая особь. Я надеялся выяснить это эмпирическим путем. Наконец, тварь сбавила обороты, давая мне возможность максимально сократить дистанцию. В ее движениях отчетливо чувствовалась усталость и неловкость, что давало ей почти полное сходство с человеком. Тварь перешла на быстрый шаг, потом шаг замедлился, потом она и вовсе остановилась, согнувшись пополам и переводя дыхание так, как это бы сделал представитель здоровой человеческой расы. Я сам был готов в точности повторить каждое ее действие, но мне не хотелось упускать открывшиеся перспективы. Собрав остатки жизненной энергии, я сделал последний рывок и, нагнав существо, повалил его на землю, придавливая тощее тельце своим немалым весом. Тварь дернулась, опасно заверещала, угрожающе лязгая зубами, но вывернуться из моего захвата так и не сумела. Я ловко развернул ее к себе лицом, прижимая коленом ее горло к земле, и попытался найти признаки вчерашнего противника. Темнота, и постоянное мельтешение верещащего существа мешало мне выполнить поставленную задачу. Все, что я мог сделать, это привязать трепыхающегося дикаря к стволу ближайшего дерева. Я воспользовался брючным ремнем, очень скоро мой пленник был надежно зафиксирован, и я наконец-то смог его рассмотреть. Впрочем, рассматривать было особо нечего. Все, что я смог увидеть, я видел прошлой ночью, когда безвольное тело валялось у моих ног. Его уродливая тушка была покрыта шрамами и ссадинами, и невозможно было понять, какие из них он приобрел в результате этой погони, а какие появились много раньше. Тварь обладала чудовищной регенерацией, которая позволяла затягиваться ранам буквально на глазах. Мой научный интерес превысил пресловутый гуманизм, и я, отыскав в сумке, так и продолжавшей болтаться на моем плече, некое подобие скальпеля, беззастенчиво провел им по израненной коже дикой твари. Тварь заполошно заверещала, подтягивая к себе раненую конечность, но тут же прекратила вопли, демонстрируя мне совершенно затянувшийся шрам. Мне становился понятен алгоритм ее действий прошлой ночью. То, что это была та самая тварь, сомневаться не приходилось. Я вспомнил некоторые повреждения, которые отчетливо зафиксировались в моей памяти. Среди них особенно выделялся кривой уродливый шрам на шее, полученный тварью еще в тот период, когда она была еще полноценным человеком. Сейчас он терялся на фоне остальных, и в сочетании с его вытянутой рожей, выглядел особенно жутко. Тварь больше не проявляла агрессии, вновь принимаясь внимательно изучать своего тюремщика. Все, что мне было известно об изменениях, происходящих с несчастными зараженными, была информация о деформации тела и полном отключении интеллектуальных способностей. Все научные наблюдения надежно проверялись, однако не особо не афишировались. То, что становилось достоянием гласности, было призвано уберечь оставшееся незараженное население от действий диких чудовищ. Любопытство, проявляемое вместо ожидаемой агрессии, было настолько нехарактерно для этого представителя нового вида обитателей планеты, что опасно притупляло мою осторожность и грозило необратимыми последствиями.