Страница 4 из 5
Не был ли «крайне важный и загадочный пункт» делом тамплиеров? Ну а что касается упомянутого Ридом «скандала в Ананьи», то это инцидент поистине беспрецедентный. На предыдущего папу Бонифация, откровенно недружественного французскому королю, было совершено нападение, в котором участвовали его злейшие враги из римской семьи Колонна и представители Филиппа во главе с его канцлером Гильомом де Ногаре. Как сейчас сказали бы, операция была проведена «с особым цинизмом» – престарелому понтифику дали пощечину. Вскоре от перенесенного потрясения он скончался. И руки у Филиппа оказались развязаны.
Атака на Тампль началась с распространения разных нехороших слухов. Так была расставлена ловушка для великого магистра. Уверенный в своей правоте и своих правах Жак де Моле в 1307 году приезжает с Кипра (где закрепились рыцари, изгнанные из Палестины) в Париж, чтобы снять все эти нелепые, с его точки зрения, подозрения. С просьбой разобраться в этом вопросе магистр обращается к папе.
Рид сообщает: «Удовлетворенный тем, что его просьба о расследовании уважена, Жак де Моле отправился из Пуатье в Париж, где 12 октября 1307 года со всем двором присутствовал на похоронах Екатерины де Куртене, жены брата короля Карла Валуа. Но уже на следующий день, в пятницу 13 октября 1307 года, он был арестован прямо в Тампле, резиденции ордена в пригороде Парижа. Руководили арестом министр Гильом Ногаре и королевский казначей Рено Руа.
Три недели спустя Филипп Красивый разослал тайные инструкции своим бальи и сенешалям по всей Франции задерживать храмовников за “странные и неслыханные преступления, которые жутко не только вообразить, но о которых страшно даже слышать… о столь мерзких и отвратительно позорных делах, которые выходят за пределы человеческих понятий, по сути являясь абсолютно бесчеловечными”. Его распоряжения были выполнены необычайно оперативно: всего за один день в королевстве арестовали около пятнадцати тысяч рыцарей, сержантов, капелланов, а также слуг и хозяйственных работников. …Точно так же, как ранее в истории с ломбардцами и евреями, все имущество ордена Храма изъяли в пользу короля».
Часто атаку на орден объясняют алчностью Филиппа, зарившегося на богатства ордена. Действительно, до рыцарей король ограбил евреев и ломбардских банкиров, и действительно, тамплиеры были богаты. Точнее, богат был Тампль, который направлял свои ресурсы как на подготовку нового крестового похода (возглавить его обещал Филипп), так и на строительные проекты и помощь неимущим. Каждый же отдельный рыцарь ничем не владел, но распоряжался порой весьма серьезными суммами.
Шарпантье рассказывает:
«Развитием коммерции тамплиеры занимались много: строили дороги, склады, гостиницы, что, безусловно, содействовало торговой циркуляции.
Однако рост коммерческих связей невозможен без своевременной доставки денег, и это момент исключительный.
В ту эпоху не фабриковали бумажных купюр – легко представить трудности перевоза увесистого монетарного металла на гужевом транспорте: прибавим капризы погоды и постоянную угрозу ограбления.
Дабы избежать подобной головной боли, тамплиеры ввели систему вексельного учета, которая практиковалась в Ломбардии и Венеции. Система простая: некто оставляет определенную сумму (в металле, не забудем), скажем, в командорстве Парижа. Взамен бухгалтер выдает вексель на другое командорство – в Тулузе, допустим, и некто по предъявлении документа получает там эквивалент своего депозита в любой “валюте”.
Устраняются, таким образом, тяготы транспорта и прочие дорожные проблемы крупного негоцианта: при себе у него только бесполезный для воров вексель».
То есть орден, действительно был уникальной организацией – духовной, военной, финансово-хозяйственной. Его даже не назовешь «государством в государстве». Он был «государством» поверх любых границ. И именно этот его статус был абсолютно неприемлем для Филиппа. Пока рыцари сражались в Святой земле, их еще можно было терпеть. Но теперь, когда позиции на востоке были утрачены, и их возвращение очень мало волновало французского короля, его весьма и весьма стала беспокоить мощь ордена.
Ведь он никоим образом не контролировал военно-финансовую силу, которую какой-нибудь новый, недружественный папа мог направить против него. Да, устав ордена запрещал рыцарям поднимать меч против христиан. Ну а если понтифик отлучит короля от церкви? Если обвинит в ереси? Филипп был человеком стратегического мышления и решил сыграть на опережение, обвинив в ереси самих храмовников.
Какие же обвинения им были предъявлены? Рид сообщает:
«По словам королевских прокуроров, орден Храма состоял на службе у самого дьявола. Каждого новобранца будто бы принуждали во время инициации (процедуры вступления) заявлять вслух, что Иисус Христос является лжепророком, которого распяли не во искупление людских грехов, а в наказание за собственные преступления. Вступающему в орден полагалось отречься от Христа и плюнуть или помочиться на распятие, а затем поцеловать рыцаря, который принимал клятву у новобранца, в рот, пупок, ягодицы, копчик, а “иногда и в пенис”. После этого сообщали, что ему не просто “дозволяется вступать с братьями в половые отношения”, а предлагается всячески “стремиться к подобным братским связям по взаимному согласию”, но что это “для них не считается грехом”.
Дабы подчеркнуть свое неприятие Христа, священникам-тамплиерам якобы полагалось во время мессы пропускать все слова, связанные с его прославлением. Обвинители утверждали, что у тамплиеров существовала некая тайная церемония службы демону по имени Бафомет – в виде кошки, черепа или скульптурного изображения головы с тремя лицами. На поясе рыцари носили веревки или ремни, “освященные” прикосновением к подобной голове. Утверждалось также, что это делалось “большинством и повсеместно”, а тех, кто отказывался, либо убивали, либо бросали в темницу.
Наряду с этими главными беззакониями существовали и другие странности, которые также вызывали подозрение общественности. Заседание тамплиерского капитула всегда проводилось тайно, ночью и под усиленной охраной. Великий магистр – вместе с другими старшими офицерами – исповедовал и отпускал грехи братьям-храмовникам, хотя и не имел на это церковных полномочий. Всем тамплиерам вменялись в вину жадность и своекорыстие; они „не считали грехом… присвоить имущество других – как законными, так и незаконными методами” – и постоянно стремились “приумножить богатства ордена любым способом…” И еще их обвиняли в предательстве, в тайных переговорах с мусульманами, которые, дескать, привели к потере Святой земли.
Неудивительно, что когда папа Климент V и король Яков II Арагонский впервые услышали эти обвинения, то не поверили ни единому слову».
Однако, неожиданно для всех, арестованные рыцари стали массово давать признательные показания. Под впечатлением от оных и под давлением Филиппа папа разослал всем европейским монархам тайную директиву арестовать тамплиеров, находящихся на подвластных им территориях. Одновременно в Париж была направлена следственная комиссия кардиналов, призванная разобраться в скандальном деле.
Когда перед «князьями церкви» предстал Жак де Моле, он отрекся от признательных показаний и, задрав подол рубахи, продемонстрировал следы чудовищных пыток. Кардиналы «горестно вскрикнули и потеряли дар речи». И начались многолетние мытарства. Для того чтобы обличить тамплиеров, Филипп привлекал университетских теологов и созывал заседания Генеральных штатов (французского парламента), вел активную пропаганду среди населения, обеспечивая, таким образом давление на папу со стороны «общественного мнения», запутывал и запугивал обвиняемых.
И, тем не менее, большинство из них продолжало отвергать обвинения. Более того, некоторые вызвались выступать в качестве адвокатов ордена. Один из них, Пьер Булонский, заявил судьям, что к братьям применялись «самые изощренные пытки, от которых одни просто умерли, а другие стали калеками, что побудило многих солгать, оклеветать себя и весь орден». Он сделал заявление, достойное современного правозащитника о том, что пытка, как метод дознания, в принципе неприемлема, поскольку под ее воздействием становится невозможным «свободное мышление – неотъемлемое свойство любого добродетельного человека». Позднее Пьер просто исчезнет. Сгинет в казематах французского короля. А пятьдесят четыре его собрата, столь же упорных и непоколебимых, будут публично сожжены у стен монастыря Святого Антония в пригороде Парижа.