Страница 19 из 22
Иванова семья, как и все остальные члены местной еврейской общины, была потрясена внезапным предписанием правительства.
Иван Раухвергер в юности. Фото предоставлено Иваном Ярным.
«Страна не стала закрывать глаза на происходящее, – вспоминает он. – Многие предприниматели из словаков обращались к братиславским епископам с просьбой вступиться перед президентом Тисо за их еврейских друзей: ведь депортация юных незамужних девушек противоречит всему христианскому учению, особенно заповеди „возлюби ближнего своего“».
В тот понедельник Эвжения, мать Ивана, настояла, чтобы он навестил увезенных соседок. Один из Ивановых друзей взял у дяди машину, и они вместе с парой других приятелей отправились в попрадские казармы. Стоящее рядом с железнодорожными путями двухэтажное здание было хорошо заметно с главной дороги. Казармы окружала ограда, а ворота охранялись, но Ивану и его друзьям удалось уговорить охранников и пробраться внутрь. Их тут же обступили охваченные паникой, перепуганные девушки.
«Сердце разрывалось от их вида: обезумевшие от безысходности, с потеками туши на щеках, они были в отчаянии и умоляли нас принести им еды и лекарств».
«Мы все время плакали, – рассказывает Эдита. – Что с нами будет? Что мы здесь делаем? Охранники ничего нам не говорили».
На следующий день стали приезжать и другие парни навестить своих сестер и кузин, и охранники полностью закрыли доступ на территорию. Лудди, брат Йоаны Рознер, вновь и вновь пытался увидеться с сестрой, но безуспешно.
Эмиль Кнежа раздобыл армейскую форму у одного друга-словака, и ему позволили увидеться со своей молодой женой Руженой Грябер, которую Эдита знала по школе. Ружена пыталась отстоять свою свободу – ведь, будучи замужем, она не должна была привлекаться к работам, но чиновники не вникали в такие мелочи. Они с Эмилем вели отчаянный разговор, сплетя пальцы через сетку ограды.
– Вас повезут в Польшу, – предупредил он.
Они оба еще не знали, что это значит.
Девушки в казармах закипали от тревоги и нетерпения. У них было такое чувство, будто они чего-то ждут. Но чего? Тем временем автобусы из дальних городков все прибывали и прибывали.
Хозяйство на ферме Гартманов вели два двоюродных брата, Бела и Дьюла, которые ладили друг с другом и все делили поровну, как родные братья. Этот просторный дом с прилегающими угодьями они арендовали у одной венгерской аристократки. Их семьи жили каждая в своем крыле с собственными спальнями и кухней, а крылья соединяла общая гостиная, где их дети собирались по вечерам, пели, играли в настольные игры или спокойно читали при свечах. В доме – ни электричества, ни канализации, но это не воспринималось как неудобство: ведь так было у многих.
В пространствах дома Гартманов обитало шестеро детей. Дочь Белы, Магдушка, – темноволосая, хмурая девочка с улыбкой Моны Лизы – рано повзрослела. Жена Белы давно болела рассеянным склерозом. До войны, до принятия «Еврейского кодекса», за ней ухаживали словачки, но после запрета работать на евреев главной сиделкой матери стала Магдушка. Это был тяжкий труд – умывать ее и купать, помогать ей принимать пищу и ходить в туалет, – и Магдушка превратилась в гиперответственного подростка. Наверное, тем и объяснялась мрачность взгляда ее карих глаз, которым она пронзала тебя насквозь. 15-летний брат Магдушки Эвжен отличался не меньшей ответственностью и работал в поле вместе с отцом.
На долю их кузины Ольги выпали не столь обременительные заботы, но она, старшая из детей Дьюлы, несла ответственность за младших Бьянку, Валерию и Андрея (Бунди), любимца семейства, который то и дело норовил прошмыгнуть в сад и, забравшись на вишню, объедаться ягодами. Нюси – как называли Ольгу домашние – была живой девочкой 16 лет, она души не чаяла в своей старшей троюродной сестре Магдушке. Круглые, словно оладьи, щечки и широкая улыбка Нюси контрастировали со смуглой кожей и задумчивым лицом Магдушки. Нюси всегда ходила с таким видом, будто сейчас поделится шуткой, а Магдушка – словно она хранит тайну. Но несмотря на все различия, девочки были близки, как родные сестры. Они дружили с пеленок, и обе помогали родителям на ферме с того возраста, когда детей считают достаточно большими, чтобы доверить им принести яйца из-под курицы. Из 600 жителей деревни Рожковани только три семьи были еврейскими. Среди местных фермеров никто не проявлял антисемитизма, ведь все они зависели друг от друга в пору уборки урожая или в тяжелые времена. Эвжен и Андрей играли и со словацкими, и с еврейскими детьми и имели хороших друзей среди тех и других.
На солидной ферме братьев Гартман работали местные – и на скотном дворе, и на полях, где выращивали пшеницу, кукурузу, кормовые травы. Еще Гартманы держали овец, из молока которых делали сыр, а в их садах росли груши, яблони и вишни.
В ближайшем городке Липаны, километрах в трех от фермы, была небольшая синагога, куда Гартманы ходили молиться. Поскольку в такие глухие сельские уголки глашатаи пока не заглядывали, Гартманы имели лишь весьма смутное представление о новом указе про работы. Младшей сестре Нюси, Бьянке, уже исполнилось 15, и Дьюла от греха подальше отправил ее переночевать к своему другу из неевреев. Как и семейство Фридманов, Гартманы не хотели нарушать закон. Когда за девочками пришли, Нюси была дома.
Андрею, который наблюдал за сборами сестры, казалось, «будто она едет в летний лагерь», – вспоминает он сейчас. Она взяла с собой флягу воды, складной стакан, который легко помещался в кармане, зубную пасту со щеткой, карандаш и бумагу, чтобы писать домой. Пару практичной рабочей обуви. Лучшее пальто. Варежки. Шарф. Шляпку. Пижаму. Смену белья.
Магдушка никаких вещей не собирала.
– Да мы просто свозим ее в соседний город. Ее наверняка отпустят, – сказал полицейский, который хорошо знал их семью и понимал, что она – сиделка при матери. Беле лишь требовалось объяснить ситуацию.
– Ну тогда так и поступим, – ответил Бела, надевая пальто.
– До скорого! – попрощалась Магдушка, поцеловав мать и потрепав брата по голове.
«Все воспринималось очень легко, – рассказывает Эвжен. – Она просто съездит в соседний город». Никто не беспокоился. Она вернется, глазом моргнуть не успеешь.
В городе Бела, прибывший в компании с полицейским, дочерью и племянницей, увидел еще 17 таких же девушек. Все знали друг друга, но Элли и Корнелия Мандель были близкими подругами Нюси. Белу успокоило, что его дочь знакома с другими девочками, особенно имея в виду, что Магдушка не едет. Нюси пошла поболтать с сестрами Мандель, а он, взяв Магдушку под руку, твердым шагом направился к чиновнику, отмечавшему имена в списке, и принялся объяснять, сколь важные домашние обязанности лежат на дочери, которая служит сиделкой при матери.
Крючкотвор окинул господина Гартмана скептическим взглядом.
– Мать нам не нужна. Мы берем дочь.
– Но так нельзя! – воскликнул Бела. – У нас большая ферма, которая кормит армию, мой сын работает в поле. А ее мать прикована к постели.
– Это не наша проблема.
– Прошу вас! Магдушка необходима на ферме. Я не могу смотреть и за коровами, и за женой. Как мы сможем доить коров и овец, выращивать овес и пшеницу и одновременно ухаживать за инвалидом? Магдушка – наша няня.
– Значит, вам надо найти другую няньку. А эта должна явиться на общественные работы сроком на три месяца.
Магдушкино внешнее спокойствие пошатнулось. Ее глубокие темные глаза заволокли слезы. Как они справятся без нее? Она же даже не попрощалась.
Нюси вместе с сестрами Мандель пытались ее утешить. Своими огромными руками Бела обнял единственную дочь и прижал ее к себе. Он наказал девочкам написать при первой же возможности домой, чтобы семья за них не волновалась. Как только он узнает Магдушкин адрес – пообещал Бела, – то сразу вышлет вещи и кое-какие деньги, чтобы она смогла купить себе необходимое. Элли и Корнелию он тоже попросил писать.