Страница 11 из 22
В слишком старом для лифтов здании Министерства внутренних дел никаких патерностеров не было, и доктор Гейза Конка добирался до собственного кабинета по лестнице своим ходом. Войдя в обшитое дубовыми панелями помещение, он звонком вызвал секретаря с последними документами на подпись. И вскоре на его столе уже ожидали окончательного утверждения новые приказы, свежеотпечатанные в трех экземплярах на папиросной бумаге под копирку.
Игнорируя тот факт, что депортируемые «лица» – это, на самом деле, женщины – причем женщины молодые, еще не успевшие выйти замуж, – он проверил документы на наличие орфографических ошибок:
«Братислава-Патронка, станция Лемец, вместимость – 1000 человек.
Середь: середьский трудовой лагерь для евреев, середьская станция на реке Ваг, вместимость – 3000 человек.
Новаки: еврейский лагерь, новакская станция, вместимость – 4000 человек.
Попрад: попрадская станция, 1500 человек.
Жилина: жилинская станция, 2500 человек».
Изначально словацкие чиновники планировали вывезти пять тысяч еврейских девушек всего за пять дней – грандиозная задача, даже нацисты еще не ставили таких рекордов. Но в документе, который собирался подписать Конка, содержались цифры еще более дерзкие: незаконная депортация 12000 «лиц». Заботило ли Конку в тот момент мнение Ватикана? Пару месяцев назад никаких сомнений по поводу «еврейского вопроса» у него не возникало, но сейчас, когда на документе будет стоять его имя, шевельнулись ли в его душе хоть малейшие угрызения совести? Допустим, на точку зрения папы ему наплевать, но как быть с точкой зрения Бога?
У Департамента по вопросам евреев (Департамент № 14) было всего две недели, чтобы довести до ума все оставшиеся детали и приступить к крупнейшей в истории человечества депортации. Но Всемогущий, в конце концов, сотворил этот мир всего за семь дней. На свете нет ничего невозможного.
За окнами кабинета Конки с замерзшего Дуная поднимался туман. Занося ручку для подписи, он, вероятно, считал, что его карьера движется по верной траектории. Обмакнув перо, он вывел: от имени министра д-р Конка, – и печатью скрепил судьбы тысяч молодых женщин.
Казалось бы, одна эта подпись обеспечивала Конке вечное место в анналах бесславия, но вскоре его имя вдруг перестало появляться в исторических документах[20] – на посту руководителя Департамента № 14 его сменил бывший зам, одиозный Антон Вашек, грузный, самодовольный, коррумпированный чиновник, который позднее получит прозвище «Царь Иудейский». Он с удовольствием брал взятки, продавая освобождения от депортации тем, кто заплатит больше, лишая таких освобождений словацких евреев, не сумевших собрать требуемую сумму. Как бы то ни было, от Конки осталась лишь одна эта подпись, а сам он фактически исчез через пару недель после отправки первого, вошедшего в историю, транспорта, – исчез в точности, как депортированные им тысячи девушек.
Глава четвертая
Чего вообще от них ждут? Ведь почти все они – просто дети.
Эммануил Фридман гордился одаренностью дочерей и видел их образованными специалистами, хозяйками своей жизни: Лею – адвокатом, а Эдиту – врачом. Мужчины, с которыми он обычно молился, придерживались древних талмудических предписаний (гласивших, что женщина должна сидеть дома и заботиться о детях) и не одобряли его планы дать дочерям профессию. Эммануил же рьяно выступал за данное Богом право женщин на образование и вскоре сменил синагогу, найдя более либеральную общину. Но принятый правительством «Еврейский кодекс» запрещал учиться, так что Эдите и Лее пришлось оставить всякие мечты о профессиональной карьере. Другая девушка, Манци Швалбова, потратила годы, чтобы выучиться на врача, – когда приняли кодекс, ей до диплома оставался всего один экзамен. Манци на него не допустили.
Эммануила и Ганну Фридман тревожило, что девочкам не дадут даже закончить школу. О каком будущем успехе можно говорить, если у них не будет даже школьного образования? И теперь они еще должны работать на то самое правительство, которое лишило их права учиться?
Единственная хорошая новость: правительство пообещало сделать исключение для семей, чей бизнес признавался важным для государственной экономики или играл значимую роль в удовлетворении военных нужд, а Фридманы, скорее всего, могли считаться именно такой семьей.
У внучек Хаима Гросса, Аделы и Деборы, тоже были шансы на освобождение от работ. Когда Гроссы решили, что Дебора достигла достаточного возраста для брака с Мартином Гросманом, они рассчитывали тем самым обеспечить ей двойную защиту: с одной стороны – муж, с другой – дед. Адела, которой едва исполнилось 18, подобной двойной страховки не имела.
Гелена Цитрон, несмотря на свою редкую красоту, замуж пока не вышла, а ее семья богатством не отличалась. Едва ли Цитроны могли ожидать поблажек. Если Гелена не найдет мужа как можно скорее, ей придется отправиться на работы. Ее старшая сестра Ружинка Граубер была замужем и с ребенком, так что могла быть спокойна.
Ганна Фридман теребила фартук и хмурила брови. Претендовавшие на освобождение от работ семьи не могли не приветствовать это решение правительства, но у соседей Ганны тоже есть дочери. Что будет с подругами Эдиты и Леи? С Марги Беккер, с Жéной Габер, с рыжеватой блондинкой Анной Гершкович – хрупкой девочкой, не созданной для фабрики или фермы? А с добродушной, пухлощекой Аннý Московиц, которая всегда находила предлог заглянуть к Фридманам в хлебопечные дни? Аннý любила хлеб госпожи Фридман. Получит ли освобождение Ирена Фейн – ведь ее заработок в фотолавке так помогает семье? Почему все не могут просто остаться, где они есть, и работать на правительство дома? Пока дочери убирали со стола после ужина, Ганна не находила себе места. В следующий раз она непременно сделает чуть больше теста, чтобы испечь лишнюю халу для Аннý.
Со своего места у печи в «чистой комнате» Эммануил видел озабоченное лицо жены. Их дочь вполне «созрела для работ», тут и говорить не о чем.
– У Леи уже готовы документы для Венгрии, – напомнила Ганна супругу. – Пусть девочки будут там, где хоть немного поспокойнее. Когда Лея устроится, Эдита тоже сможет тайком перебраться к ней. Лучше уехать вовсе, чем на работы.
Эммануил не одобрял, когда кто-то увиливает от правительственных предписаний.
– Это закон, – ответил он жене.
– Это плохой закон.
– Но все равно – закон. – Когда закон нарушают еврей и нееврей – это две разные вещи. Эммануил опасался последствий.
Спор в доме Фридманов в миниатюре отражал дилемму, с которой столкнулись евреи по всей Словакии.
Снег перестал быть девственно-белой пеленой и превратился в серую грязь. Ветви сосен гнулись под тяжестью покрывшего их льда и ломались на безжалостном ветру. В ландшафте теперь доминировали заструги. По мерзлой земле бегали снежные змейки. По ночному небу проплывали огромные грозовые тучи и, минуя венгерскую границу, направлялись в сторону Восточного фронта.
Ни в одной еврейской семье в ту неделю не спали как следует.
В Прешове Адольфа Амстера заверили, что, поскольку у него важный бизнес, его семья непременно получит освобождение и младшая дочь Магда будет в безопасности. Гартманы, владельцы крупной молочной фермы, тоже ожидали поблажек. Послушать людей – казалось, что освобождения получат все: хозяева фабрик, искусные лавочники, фермеры. Любой семье, у которой есть свой преуспевающий и жизненно важный для словацкого правительства бизнес, разрешат оставить дочерей дома.
Документы на освобождение от работ состояли из множества листов, и наверняка секретарши в братиславском министерстве усердно их все перепечатывали. Но весь процесс был отнюдь не простым, а правительственная бюрократическая машина, которая и раньше эффективностью не отличалась, сейчас стала еще неповоротливее. В марте новость о принудительной отправке на работы дошла до Рима, и папа отправил еще одного своего представителя заступиться за евреев. Дабы противостоять давлению Ватикана, Эйхман послал в Братиславу свою правую руку, «специалиста и советника по делам евреев», в меру упитанного офицера СС Дитера Вислицены, чьей задачей было проследить, чтобы первый «официальный» еврейский транспорт отправился без задержек. Вислицены обсудил с Конкой сложные практические вопросы депортации первой тысячи девушек, и Конка заверил, что его «грандиозный» план по вывозу пяти тысяч евреек в пятидневный срок вполне осуществим.
20
Первый транспорт отправился позднее запланированных сроков. Срыв планов привел в начале 1942 г. к серьезным кадровым перестановкам в правительстве. Александр Мах, по всей вероятности, уволил Конку за неспособность обеспечить требуемые объемы депортации: например, второй транспорт, отправившийся из концлагеря в Патронке, вез 770 девушек вместо запланированных «1000 на один эшелон».