Страница 6 из 7
– Все настолько серьезно? – Не поверил Кевин. – Не может быть, что нет выхода.
Кевин был самум образованным из четверки. Он знал все законы, и королевская библиотека была для него самым любимым местом.
– Вечером отец показал мне гербовую бумагу. Помахал ею перед моим носом с видом победителя. – Горестно пожаловался принц.– Поправка уже вступила в силу. У меня остался только месяц. Месяц!
– А я говорил, что нужно было надеть разбойничьи маски и похитить его с этого злосчастного обеда.– Процедил сквозь зубы Карл. – А теперь они переловят нас поодиночке, словно сонных мышей.
Он говорил, конечно же, о невестах. Неженатый принц был последним доводом для их холостяцкой жизни. Следом за своим сувереном, должны будут жениться и остальные милорды.
– Но напоследок, у нас есть шанс повеселиться, как следует. Как говорится: тонуть, так с фанфарами, милорды! Этот бал обещает быть грандиозным!
4 глава.
Пританцовывая, Золушка, закончила расставлять на столе тарелки и, подхватив поднос с чашкой и пирожными, пошла к бальной зале, в которой заканчивался урок танцев. Музыкальная шкатулка, которую приносил с собой учитель танцев, как раз доиграла последнюю мелодию и замолчала, вызвав в душе Золушки грусть. Она очень любила музыку, и то был единственный её источник в этом доме.
Комната, предназначенная для приемов и небольших балов, была скромных размеров. Здесь давно не устраивали никаких праздников, по причине острой нехватки денег. Все что могли себе иногда позволить Троксонвоки, это скромные чаепития и редкие ужины, в тесном кругу друзей. Тут, как и во всем доме, чувствовалось скудное финансирование. На широких окнах висели потертые гардины цвета фуксии, любимый цвет баронессы. Их повесели вскоре после появления новой хозяйки. Годы не пощадили бархатную ткани, а солнце, к счастью, приглушило её слишком кричащий цвет. На выцветших обоях, из дорогого заграничного шелка цвета безе, зияли более яркие квадраты, оставшиеся на месте, висевших здесь раньше картин. Дорогие полотна давно продали, а заменить было нечем.
– Обед подан, матушка. – Присев, отчиталась Золушка.
Мачеха восседала в кресле у стоящего в углу, расстроенного клавесина. Никто в семье не умел на нем играть, потому Золушка лишь смахивала с него пыль и использовала в качестве подставки для цветов. На его крышке стояла открытая музыкальная шкатулка. В центре хитрого устройства стояла кукольная пара, балерина с отведенной назад ножкой, одетая в белый фатин и державший её за руки мужчина, в черном костюме, напоминающем фрак. Когда шкатулку заводили, пара начинала двигаться, изображая танец.
– Сколько раз я говорила тебе, не называть меня, матушка? Для обращения у меня есть титул или можешь говорить просто, миледи. Неужели так сложно запомнить? – Недовольно ответила баронесса.
Сестры, стоявшие посреди комнаты в замерших фигурах вальса, презрительно зафыркали.
– Простите, миледи. – Безропотно отвечала девушка, приседая в книксене. Она знала, что Диана бесится при намеке на их родство и иногда, позволяла себе вставить ей шпильку.
– У неё для этого слишком короткая память. – Заметила Хильда.
– Да нет, она просто бестолковая дурочка. – Засмеялась Тория.
– Девочки.– Осадила их маман, изображавшая вежливую женщину при посторонних, которым был учитель. – Угомонитесь. Золушка, Клара Годрих еще не пришла?
– Нет, миледи. Если бы она пришла, я сразу бы вам доложила, как вы и велели.
Мачеха поморщилась и обмахнула себя подержанным веером.
– Опять позволяешь себе дерзить… – Она устало вздохнула. – Только небо знает, сколько сил и терпения я вложила в эту несносную девчонку. – Обратилась она теперь к сухонькому старичку-учителю. – И все без толку. Она только грубит мне и не упускает случая ослушаться. Неблагодарная!
Учитель ничем не выразил свое отношение к сложившейся ситуации. Как человек, нанятый в этот дом для работы, он предпочитал держать нейтралитет.
Баронесса тяжело поднялась и взмахом руки позвала своих дочерей, раскрасневшихся от танцевальных па, следовать за ней.
– Паркет! – Уже в дверях напомнила она падчерице.
– Да… миледи. – Кивнула Золушка, потупив голову. Она боялась, что радостный блеск в глазах, выдаст её маленькую тайну.
На самом деле, натирание паркета, следовавшее после каждого урока танцев, было для неё не наказанием, а наградой. Они с учитеем уже давно вступили в безмолвный заговор. Причем произошло это как-то само собой, и заговорщики не обменялись за все время и парой фраз.
– Ваш чай. – Сказала она месье Рюку и поставила поднос на клавесин.
Чай после урока, был единственной просьбой, добавленной учителем к небольшому жалованью. Так вышло однажды, что попивая его, после утомительного урока, он с восхищением засмотрелся на девушки натиравшую паркет. Она двигалась так грациозно! Чтоб её труд был не таким рутинным, Рюк завел свое шкатулку. С тех пор, после каждого занятия, он отдыхал и смотрел, она танцевала, наслаждалась музыкой и натирала паркет.
– Благодарю вас, милая девушка. – Кивнул старичок, одетый в серый костюм, такой же сдержанный и старый, как и его хозяин. – Что же мы сегодня будем слушать? – Спросил он, будто у самого себя. – Может быть, мазурку? – И покосился на Золушку.
Девушка вернулась к открытым дверям, сняла тяжелые деревянные башмаки, в которые всегда была обута и просунула ноги, оставшиеся в одних вязаных чулках, в щетки для натирания паркета. На вопрос учителя она пожала плечами как бы говоря:
– Мне все равно.
Но старичок воспринял этот жест как отказ и, поворачивая заводной ключ, вставленный в бок шкатулки, решил: – Тогда, вальс!
Прошаркав в смешных щетках к дальнему углу комнаты, Золушка замерла. Она стояла, отведя в стороны руки, как это делают дамы перед началом танца. Месье Рюк закончил завод инструмента, переставил в своей шкатулке какую-то хитрую пружинку и с кружкой чая в руках, сел в опустевшее кресло.
Прозвучали первые вступительные такты дворцового вальса и Золушка отмерла. Легкая, словно куколка балерина, которой она завидовала, но в сто раз изящней и краше, Золушка подняла руки верх и закружилась, волшебным образом совмещая классические движения вальса и натирание полов. Забыв о весе неудобных щеток, она полностью отдалась танцу. Отсутствие партнера нисколько не смущало. Подсмотренные пируэты, напрасно заучиваемые сестрами, выходили у неё естественными и точными. По залу она порхала, словно бабочка и скромный наряд перепачканный золой нисколько не скрадывал этого сходства. Казалось, тело девушки было рождено для танца.
Учитель как всегда забыл о своем чае и с наслаждением наблюдал за хрупкой фигуркой. О такой ученице он мог только мечтать. Если бы месье Рюк не опасался разозлить баронессу, то давно бы предложил давать Золушке уроки танцев, бесплатно. Дочерям миледи, несмотря на пышные платья и вычурные прически, было до неё, как до небес. Только посмотрите, как она ставит свои точеные ножки! А руки? Какие плавные, восхитительные движения! А этот царственный поворот головы?! Даже не зная о происхождении девушки, сразу становилось ясно, что перед вами танцует истинная аристократка.
Когда механическая мелодия, слишком простенькая для этой восхитительной танцовщицы, закончилась, месье Рюк понял, что на глаза ему навернулись слезы. Эта девушка вызывала у него эмоции подобные тем, что он испытал однажды в молодости, посетив королевский балет в далекой отсюда Зангрии. Государстве, где на первую ступень необходимого, было поставлено искусство. Там такую талантливую балерину, приняли бы с широко раскрытыми объятьями.
– Вам нужно на сцену! – Не удержался и все-таки сказал ей открытым текстом.
Потом смутился и начал переставлять механизм, включая полонез. Наблюдая за девушкой, он не забывал посматривать в открытые двери. Обедающие дамы могли вернуться в любой момент, и если он видел кого-то, выходившего из столовой в коридор, то подавал девушке знак, а сам притворялся уснувшим.