Страница 4 из 10
– Господин Волхв, прекратите царапать пол этой штуковиной! – раздражённо прикрикнул Догада. – Господин Астроном, выйдите из-за трибуны, чтобы аудитория видела, в кого кидать помидоры…
Астроном вышел из-за трибуны и продолжил:
– Я даже возьмусь утверждать, что небо нетвёрдое! Поэтому, как бы высоко ни поднимались наши летательные устройства, нет никакой опасности, что путешественники разобьются о небо и упадут на землю. Мы можем перестать устанавливать во все летательные аппараты ограничители высоты. Это поможет сэкономить много денег из налогов и пустить их на развитие науки.
Тут уж поднялся настоящий шум, неконтролируемый и нецензурный. Иностранные гости перешли на свои малопонятные языки, жестикулировали, требовали изгнать Астронома из Академии. Местное научное сообщество реагировало не менее бурно. На пол перед Астрономом шмякнулся первый помидор. Затем ещё один. Вскоре помидоры летели с обильностью майского ливня. Астроном стоял, гордо задрав колпак и глядя в беснующуюся толпу.
– А она всё равно вертится! – выкрикнул он, простирая в сторону вопящей толпы свою короткую пухлую руку.
Глава 2. И кикиморы мечтают о любви.
– Однажды люди перестали верить в богов, волшебных существ и всех сущностей, которых сами же до этого и придумали. И были изгнаны все волшебные существа и боги, и суеверия, и прочие плоды человеческой фантазии на край Вселенной. И стали они жить без людей… – Васька отпихнул учебник и тряхнул светлыми волосами. – Не буду я этот бред читать!
– Это ещё почему? – строго спросил его отец.
– Да потому что никаких людей не было! Где доказательства что они были?
– Мы и есть доказательства, – пожал плечами отец. – Домовые и лешие, кикиморы и Змей Горыныч… Откуда, по-твоему, всё это взялось? Люди придумали. Мы такие же, как люди. Кроме Змея Горыныча, конечно. У нас есть руки, ноги, голова, лицо… Мы даже называем себя людьми, чтобы не выяснять у кого в роду кикиморы, у кого домовые, а кто леший. Люди нас придумали такими же, как они сами. Ну, почти… – Фёдор вспомнил о зелёных волосах жены.
– Придумали, а сами? Куда они делись? – не унимался домовёнок. Его синие глаза уставились на отца и по хитрой физиономии было понятно, что на любое объяснение у него уже готово возражение.
– Так, прекрати мне это! Вот пожалуюсь на тебя Яге Антоновне! Живо за уроки, – стукнул отец ладонью по столу.
– Учи тут всякий бред, – ворчал домовёнок. – Завтра начнут рассказывать, что земля круглая, как яблоко… Может, это не люди нас придумали, а мы их. И это они на нас похожи, а не мы на них. А наш мир вообще не произошёл и не придуман, а просто всегда был. А Яга Антоновна очень старая. Она уже сама не помнит, что было, а чего не было.
Отец молча согласился с этим утверждением. Яга и правда была старой. Даже древней. Даже всегдашней. Возможно, она помнила само изгнание волшебства после принятия людьми массового и бесповоротного атеизма. Может, она в нём даже была виновата: столько народу поела за свою карьеру, пока служила Бабой Ягой. И можно ли в таком возрасте полагаться на память? Она уже, наверное, сама не знала, где у неё воспоминания, а где фантазии её склероза.
Когда Фёдор был маленьким домовёнком и ходил в ту же школу, где учится Васька, Яга уже была дряхлой. Но на пенсию упорно не уходила. Каждый год администрация школы пыталась почётно выпроводить её на отдых, заслуженный ещё пятьсот лет назад. Но Яга не поддавалась на уговоры и намёки. А применить по отношению к ней силу, пусть даже на законных основаниях, никто не решался. Каждое утро парковалась её избушка на курьих ножках в школьном дворе, а вечером уносила Ягу, теперь почему-то Антоновну, в лесную чащу.
– Папа! – в комнату вбежала раскрасневшаяся Лиза. – Смотри!
Она развернула глянцевый журнал и положила его на стол перед отцом. Васька тут же отодвинул учебник и перегнулся через стол. Фёдор отложил деревянную ложку, которую вытачивал, пока Васька делал уроки и посмотрел в журнал.
– Папочка! Мне очень нужна такая ступа! Очень, очень, очень! – Лиза сложила ладошки в молитвенном жесте и состроила на лице самую лучезарную улыбку, на которую была способна.
Фёдор посмотрел на картинку. На ней была изображена ступа розового цвета, глянцевая, с золотыми завитками и стразами, щедро разбросанными в цветочном орнаменте по поверхности.
– Ступа для полётов, модель 4361 розовая, мини, – прочёл вслух Фёдор. – Лиза, детка, зачем это?
– Фу, пааап, ну я же просила не называй меня Лиза. Зови лучше Лизбет, так модно.
– Зачем тебе ступа? У тебя же есть сапоги-скороходы…
– У-у, сапоги – это уже прошлый век… Что в них хорошего? Меняй набойки два раза в год. Зимой подошву противоскользящую приклеивай. В пробках стой… И у меня на правом сапоге тормоза барахлят, я же говорила, помнишь? И летом в них жарко. И они мне по цвету не подходят, я их, между прочим, за мамой донашиваю…
– Давай новые тебе купим. Нужного цвета. Маленькая ты ещё в ступе летать, – выдвинул отец последний аргумент.
– Чего это маленькая? У Катьки уже есть такая! А мы с ней одного возраста… – возмутилась Лиза, подбоченясь по-матерински и надув губы.
– Давай подождём следующей весны, – начал сдаваться Фёдор. – Зимой на этом всё равно не полетаешь. Замёрзнешь. Заболеешь.
– А вот и нет! – Лиза радостно перевернула страницу и стала тыкать пальцем в картинки. – Вот у неё есть стеклянный купол. Надёжная защита от дождя, ветра и снега. В комплекте метла с переключением скоростей и регулятором высоты. Ещё умный руль. И если брать до конца недели, то в комплекте клубочек-навигатор идёт…
– Клубочков в доме и так полно… Мама их твоя под цвет платьев с десяток набрала, – вяло сопротивлялся Фёдор.
– Да этот же розовый! Ну, посмотри! Он к ступе идеально подходит. И не хочу я сапоги-скороходы носить… Ты бы ещё печь самоходную вспомнил, что в гараже без дела стоит, – Лиза захлопнула журнал.
– А что печь? Когда снегом замело по самые окна, так мама твоя на печи на работу ездила. И ничего! Не упал её авторитет. Зато дорогу печью прочистила и не замёрзла. Пошла бы ты лучше в лес, грибов набрала, пирога испечём, – начал терять терпение Фёдор.
– Кому он нужен, этот пирог? В доме скатертей-самобранок на любой вкус. Разверни ту, что десерты готовит и ешь свои пироги, – обиженно заявила Лиза.
– Мала ещё с отцом так говорить, к себе иди! – прикрикнул Фёдор. Васька захихикал и высунул язык, дразня сестру. Тяжёлая отцовская рука тут же опустилась на его затылок, Васька ойкнул, зубы его клацнули.
– Оставшись без людей, волшебные сущности стали развиваться самостоятельно, – затараторил он. – Пап, а домовой – это волшебная сущность или суеверие?
– Вы же на прошлой неделе классификацию проходили, – напомнил отец, взявшись за ложку. – Забыл?
Васька уткнулся в учебник.
– А Васька смотрел передачи для взрослых по серебряному блюдечку, – сдала его сестра перед тем, как хлопнуть дверью.
Фёдор посмотрел на закрытую дверь. Пора было отдавать Лизку замуж. Девка выросла кровь с молоком. В голове ветер. Парни в деревне так и пускали слюни, когда она, гордо задрав подбородок, проплывала мимо. А почтения к старшим в девчонке никакого. Так и норовит всё сделать по-своему. Намучается с нею свекровь.
– Это правда? Ты смотрел взрослые передачи? – нахмурился отец, посмотрев на Ваську.
– Да я про китов только… У них ведь бывает период размножения. А что, если те киты, что держат нашу землю, надумают размножаться? – покраснел Васька. – Тогда весь наш мир перевернётся? А вдруг это произойдёт скоро? Ведь сейчас весна. Мы тогда умрём? И я?
Фёдор вздохнул. Васька был очень похож на него самого в детстве. Такой же любопытный и упрямый. Раздавая ему воспитательные подзатыльники, Фёдор иногда думал, что он сам себя лупит. Отцу Фёдора тоже приходилось краснеть перед Ягой Антоновной за сыновы проказы. Фёдор рос в традиционной семье домовых. Отец держал большое хозяйство, приучал к труду многочисленное своё потомство. Мать его с утра до ночи была при деле: хлеб пекла, одёжу детям шила, в огороде возилась. А как она рукава да подолы вышивала красными крестиками – залюбуешься! Фёдор часто вспоминал своё детство, братьев-сорванцов, тёплые натруженные материнские руки, рыбалку с отцом и коврики домотканые на полу…