Страница 15 из 32
Аналогичная ситуация складывается нередко с печатями, марками, штемпелями и другими отпечатками верховной власти, утверждающими административные акты, видимые в публичном пространстве. Революция сообщила этим отпечаткам сугубо временный характер: «изобретение свободы» привело к тому, что они стали постоянно изменяться и приспосабливаться к новой повестке дня167. Все представители власти – включая власти неформальные, как то: секции, клубы, народные общества – внесли свой вклад в возведение этого здания визуальности, отчего оно сделалось настоящей Вавилонской башней. При Империи, а затем в эпоху Реставрации были предприняты попытки хотя бы частично упорядочить этот хаос. Власти Реставрации методически и публично уничтожают марки и печати наполеоновского (и революционного) времени и заменяют их новыми, теоретически единообразными. Все марки, используемые различными ветвями администрации (Министерством внутренних дел, юстиции, Почтовым ведомством и т. д.), должны печататься на парижском Монетном дворе и действовать на всей территории государства168. Принцип этот остается в силе до конца XIX века, причем каждой ветви администрации предлагается заказывать гравировку марок одному определенному мастеру169. Визуальное единообразие отпечатков власти становится одной из главных забот государства; репликация одних и тех же знаков призвана гарантировать их подлинность.
Однако здесь, как и в случае с монетами, время промежутка, отделяющего смену политического режима от введения в действие и принятия новых знаков, нарушает порядок. Официальная государственная печать входит в употребление не синхронно с виньетками, которые используются местными администрациями, и это порождает странные смешения. Проходит полгода, прежде чем окончательно утверждается рисунок большой и малой печати Людовика XVIII170. В течение этих шести месяцев многие администрации используют в лучшем случае временные марки и виньетки с гербом Франции – тремя лилиями, увенчанными королевской короной. Администрация Луи-Филиппа, учтя этот опыт, действует быстрее. При Июльской монархии власти утверждают рисунок государственной печати уже 13 августа 1830 года, через несколько дней после провозглашения Луи-Филиппа королем французов171. В 1848 году печать Республики, нарисованная Барром, вводится в действие только в октябре, больше чем через полгода после революции. Напротив, в 1852 году новая печать с имперским орлом появляется прямо в день провозглашения Империи, 2 декабря.
Между тем до официального утверждения новых марок и печатей одни местные администрации безмятежно продолжают пользоваться знаками свергнутой власти, другие ограничиваются тем, что их перечеркивают, а третьи изготовляют собственные, временные. Благодаря этому отсутствие преемственности и неуверенность в завтрашнем дне делаются зримыми, сеют смуту и тревогу. В департаменте Марна при Первой реставрации главенствует инерция: супрефект Реймсского округа сообщает в ноябре 1814 года, что лишь у ничтожного меньшинства коммун в ходу печать с бурбонскими лилиями, остальные же имеют в своем распоряжении только имперские печати с орлом172… А при Ста днях большинство коммун используют виньетки с гербом Франции, просто-напросто перечеркивая его. Перечеркивание, однако, вместо того чтобы стереть следы ближайшего прошлого, невольно его воскрешает. Оно обнажает неопределенность настоящего момента, в котором соперничают разные власти. Эта визуальная путаница доходит порой до смешного. Когда весной 1831 года префект департамента Эро просит убрать с публичных зданий королевские лилии и кресты католических миссий, администрации некоторых коммун отвечают ему на бумаге с лилиями, просто перечеркнув их одним штрихом173, а то и оставив в неприкосновенности!174 Скорость замены одного знака на другой зависит от политического усердия той или иной администрации и от соотношения сил в подведомственной ей местности. Кристиан Эстев, картографировавший ритм приобретения новых марок с изображением императора при Второй империи в департаменте Канталь, смог уточнить на этой основе географию сопротивления Наполеону III175. В 1860 году коммуны на западе департамента так до сих пор и не приобрели новую имперскую марку; в свое оправдание они ссылались на нехватку средств. Даже если знаки власти узаконены в административных актах, в этой сфере все равно остается простор для манипуляций.
Что касается обычных граждан, им, как и в случае с монетами, нарушить монополию власти было нелегко, но не невозможно: они либо изготовляли альтернативные штемпели, марки и печати (узурпация суверенитета, очень строго караемая Уголовным кодексом176), либо просто-напросто стирали или заштриховывали оттиски гербовой печати на административных документах. Некоторые даже осмеливались перечеркивать или закрашивать гербовые оттиски на афишах или тайком заменять их любопытными коллажами177. Особенно часто это происходило в 1814–1815 годах, когда символическая борьба выражалась прежде всего в противостоянии орла и лилии: вырезать или уничтожить ненавистную эмблему были готовы многие178. Письма коммерсантов с перечеркнутыми оттисками – еще одно свидетельство более или менее открытого проявления инакомыслия. В 1871 году один противник Коммуны, администратор «Комеди Франсез», получает письмо, в котором шапка «Придворный штат императора» исправлена на «Придворный штат суверенного народа». Факт, так сильно поразивший адресата, что он отметил его в своем дневнике179.
Некоторые вывески лавочек, магазинов и трактиров, гораздо более заметные в публичном пространстве, также могли читаться не только как обычные торговые марки, но и как знаки власти. Политизация вывесок началась в эпоху Революции, когда изображения святых покровителей и прочие «феодальные знаки» постепенно начали уступать место изображениям «обновленным»180. На лето 1792 года, когда с вывесок исчезают упоминания короля, и год II181, когда с вывесок убирают изображения феодальные или религиозные, приходится апогей подобных чисток, результат которых со временем все меньше подвергается сомнению. В XIX веке основные конфликты разгораются вокруг вывесок, выставляющих напоказ знаки суверенитета: в 1814 году это орлы, в 1815‐м – лилии, в 1851‐м – аллегории Республики, в 1870 году – снова орлы и т. д. В смутные времена такие вывески приобретают повышенную значимость и, по сути дела, рассматриваются прежде всего как эмблемы суверенной власти и как таковые подлежат уничтожению, точно так же как и вывески нотариальных контор. Во время революционных дней и сразу после них эти спорные знаки делаются предметами раздора и источниками смуты.
Действия полиции, ведавшей установкой вывесок – так называемой городской дорожной полиции, – поощряли такую интерпретацию. В самом деле, в Париже вывески с гербом Франции были разрешены только тем торговцам, которые числились официальными поставщиками двора, или же гражданам, которые желали таким образом «объявить о своих убеждениях»182, да и то после тщательного изучения их политического и морального облика. Иначе говоря, использование торговцем государственного герба трактовалось как милость, которой это самое государство удостаивает подданных, признанных политически благонадежными. Если происходят гражданские столкновения или революция, милость эта оборачивается против того, кто ею пользовался, поскольку его отождествляют со свергнутой властью или с двором, порождающим множество нежелательных ассоциаций. Вывеска с гербом правителя не только служит в городском пространстве напоминанием о том, кому принадлежит власть, но и свидетельствует о личных убеждениях того, кто под этой вывеской торгует. Поэтому неудивительно, что торговые вывески возбуждают гнев иконоборцев и в 1814–1815, и в 1830–1831 годах, а затем в 1870‐м.
167
Taws R. The Politics of the Provisional. P. 8–9.
168
Циркуляр министра внутренних дел Монтескью, адресованный префектам, от 13 июня 1814 года.
169
Декрет от 2–9 декабря 1852 года, определяющий форму имперской печати, а также печатей, марок и штемпелей для общественного пользования.
170
Pinoteau H. Le chaos français et ses signes. Étude sur la symbolique de l’État français depuis la Révolution de 1789. La Roche-Rigault: Éditions PSR, 1998. P. 222–223.
171
Ibid. P. 289–290.
172
Письмо супрефекта Реймса префекту департамента Марна от 15 ноября 1814 года (AD Marne. 30M88).
173
Коммуны Казуль и Сен-Гийем-ле-Дезер в департаменте Эро (Ad Hérault. 1M897).
174
Коммуна Пиньян в департаменте Эро (Ad Hérault. 1M897).
175
Estève C. À l’ombre du pouvoir. Le Cantal du milieu du XIXe siècle à 1914. Clermont-Ferrand: Presses universitaires Blaise-Pascal, 2002. P. 288–289.
176
Статьи 139 и 140 Уголовного кодекса 1810 года.
177
Например, в Тулоне в январе 1817 года «в двух разных местах обнаружили орла, вырезанного из старого ордонанса Бонапарта и приклеенного к ордонансу, изданному королем» (полицейский бюллетень от 17 января 1817 года – AN F7 3739).
178
Подробнее об этом пойдет речь ниже.
179
Thierry É. La Comédie Française. P. 453.
180
Vigier F. Un enjeu politique? Les enseignes des auberges et des hôtelleries françaises en 1793–1794 // Signes et couleurs des idéntités politiques / D. Turrell et al. dir. Re
181
Второй год республиканского календаря длился с 6 октября 1793 по 21 сентября 1794 года. – Примеч. пер.
182
Письмо графа де Праделя, возглавлявшего королевский придворный штат, префекту полиции Англесу от 13 февраля 1816 года (Archives de la préfécture de la police. DA51).