Страница 6 из 11
Не оборачиваясь, гордо шествует в подъезд.
В лифте едем молча. Гордеева нарочито старается на меня не смотреть.
Но то, как она нервно оттягивает от шеи шарф, как часто вздрагивают крылья ее носа, как звенят в руке ключи, говорит мне о многом.
Нервничает, бесится. И это очень хорошо. Было бы гораздо неприятнее наткнуться на равнодушие. Значит, там, в больнице, я получил обычную женскую демонстрацию со смыслом: «нужен ты мне был, у меня все прекрасно».
Сам же я разглядываю Асин профиль, ни в чем себе не отказывая и не стесняясь.
Красивая. Совсем не изменилась, может, только черты лица стали чуть острее. И пахнет также… Вдыхаю поглубже. Корицей и мёдом. Это ее блеск для губ. Она делает его сама – топит воск с мёдом и носит в сумочке.
Меня накрывает новым воспоминанием о том, как я провожал Асю домой. Как сложно было ее отпускать, и мы целовались в этом самом лифте пока он со скрипом ехал на пятый этаж. Губы полыхали.
Сколько я тогда сожрал ее блеска для губ – страшно представить.
Сердце лупит в грудную клетку. Зачем ты так с нами тогда поступила, девочка? Какого черта я вообще здесь делаю, после этого? Дурак!
Уйти сейчас – это самое правильное, но я не могу. Я вообще впервые за пять лет снова чувствую к женщине какие-то эмоции кроме перманентного раздражения и похоти. Хреново, что эта женщина – снова Настя.
Двери лифта открываются.
Мы выходим на лестничную площадку и подходим к квартире.
Почему-то я подсознательно жду, что сейчас, когда откроется дверь, из-за неё запахнет травяным чаем и выпечкой… И, черт, я никогда не был за этой дверью. Ираида Марковна не поощряла любовные пристрастия внучки. Настя берегла бабушкины нервы…
– Входи… – Ася пропускает меня в квартиру первым и заходит следом, зажигая в прихожей свет. – Говори, в чем вопрос! – складывает руки на груди и замирает, явно демонстрируя, что гостеприимство мне не светит.
Меня охватывает злой кураж. Снова? Ну уж нет. Я хочу сломать эту запретную черту. Хочу зайти на ее личную территорию дальше порога! Желательно ногами погрязнее, как когда-то она на мою.
– Что? Даже пройти не пригласишь? – хмыкаю.
– Может, мне тебе ещё чаю налить? – язвит в ответ Ася.
– Было бы неплохо, – киваю. – Мы же взрослые, цивилизованные люди. А ты так вообще из интеллигенции, – не отказываю я себе в ответной едкости.
– Не верю, что я это делаю, – она подкатывает глаза и долго выдыхает. – Хорошо, раздевайся и проходи на кухню, – уходит вглубь квартиры.
Скидываю ботинки, вешаю пальто. Взгляд падает на красную папку, засунутую между ручек женской сумочки, стоящей на трельяже.
Это, конечно, не мое дело, и я не имею права но… я уже открываю замок и достаю медицинскую карту Насти.
Пролистываю бумаги и пытаюсь вчитаться в текст последней записи приема. Да, да, я – сволочь.
Закрываю карточку и возвращаю ее на место.
Ух… Ты – просто чемпионка по странностям, Гордеева. Тру лицо ладонями, пытаясь переварить прочитанную информацию.
То есть ты серьезно решила родить ребёнка без мужчины? Просто от пробирки? Это как-то… ну совсем жестко. Прямо серпом по причинному месту всем мужикам вокруг тебя. Неужели не нашла достойного донора на разок?
Прохожу на кухню и сажусь за стол.
Пока Настя разбирает пакеты, суетится с чаем и посудой, я жадно рассматриваю ее, стараясь насытиться этим совершенным зрелищем.
В нашем прошлом… я очень любил смотреть, как она готовит завтрак на моей кухне. В моей футболке и без белья. Заканчивалось это всегда одинаково… Сокращаюсь от горячей волны возбуждения по телу. Может ее и сейчас…?
Да я, нафиг, нездоров!
– Давай закончим с твоим делом побыстрее, – Ася ставит на стол чашки и разливает по ним чай. – Ко мне должен прийти мужчина. Я бы не хотела, чтобы вы встречались.
Она говорит так серьезно, что я даже на мгновение верю этому вранью.
– Мужчина? – вопросительно дергаю бровью.
– Да, – кивает и с вызовом вздёргивает подбородок. – Что тебя так удивляет?
– Говно он, значит, а не мужчина, – бескомпромиссно заключаю ей в ответ.
Растеряно хлопает глазами и в следующее мгновение вспыхивает.
– Да что ты в этом понимаешь!
– Если бы был нормальным, – продолжаю раскатывать ее логикой, – то встречался бы с тобой или у себя, или в ресторане. Машина у тебя так себе, мог бы и покруче подарить. Да ещё и с детьми у вас не выходит, раз ты по больницам шатаешься, – смотрю ей прямо в глаза и беру в руки кружку, чтобы сделать глоток чая.
– Царицын… – она нервно смеётся и зарывается пальцами в волосы, вертя головой. – Степени твоей беспардонности просто нет предела! Ты заявляешься ко мне, оскорбляешь и ждёшь, что я дальше буду продолжать это слушать. Ну уж нет! – она воинственно поднимается на ноги. – Покинь, пожалуйста, мой дом.
– Не-а, – мотаю головой и жму плечами. – Ты ещё как у меня дела не спросила…
– Ну довольно! Или я звоню в полицию, – Ася вскидывает ладони. – Хотя, это даже хорошо, что мы встретились, – усмехается, – а то я стала забывать, какой ты… человек, – выразительно добавляет последнее слово.
– Ты меня вспоминала, Ася? – я цепляюсь за брошенную фразу.
– Я… – замирает и начинает краснеть. – Не в том смысле…
От необходимости отвечать ее спасает настойчивый звонок в дверь.
– Посиди здесь, – Ася буквально срывается с места. – Я схожу посмотрю, кто там.
– Конечно… – киваю.
Она прикрывает дверь и вылетает в коридор.
Глава 8. Обстоятельства
Ася
Плотно закрываю дверь кухни и сильно кусаю себя за мягкую часть руки, вскрикивая от боли. Как жаль, что это не сон!
Откуда, вообще, Царицын взялся на мою голову? Ну почему именно сегодня, когда у меня и так нервы на пределе?
Он же сейчас должен быть где-то между Францией и Италией, кажется. Нет, я не следила за его жизнью. Просто публикации в социальных сетях частно выдают мне фотографии под девизом «возможно, вы знакомы».
Ещё как знакомы! Вот только в богатстве и здравии – это мы легко и пожалуйста, а в бедности и в болезни – это оказалась не к костюму Макса.
И сейчас я не могу поверить, что он сидит на моей кухне.
Царицына становится резко и удушающе много. Он смещает меня своей наглостью и харизмой совсем не в те чувства, которые я хочу к нему испытывать!
Ещё один длинный, тревожный звонок в дверь заставляет меня вспомнить, куда я, собственно, шла.
Выбегаю в прихожую, дергаю щеколду и вижу на площадке свою заплаканную соседку.
– Наташа… – сердце обрывается вниз и замирает. – Что случилось? Заходи скорее!
– Асечка… – она кидается мне на шею и начинает рыдать с новой силой. – Антоша…
– О Господи, – от предположения самого страшного меня начинает тошнить. – Да прекрати ты рыдать! – рявкаю на неё и легко отталкиваю от себя. – Скажи нормально, что случилось? Что с Антоном?
– Его… – смотрит на меня и беззвучно шевелит губами, – в армию забирают.
– Боже мой… – Выдыхаю с облегчением и даже опираюсь на стену рукой. – Ты меня чуть до инфаркта не довела. Ну так погоди, ты же ему документы с детства на язву готовила. С язвой что ли теперь берут?
– Там неожиданно, – она обессиленно плюхается на пуфик возле трельяжа, – на прошлого председателя комиссии дело завели. Подвинули деда. А новый направление моему оболтусу не ко мне, а в районную выдал. И все… – она разводят руками. – Каждый задницу свою выгораживает, боится… А ты же знаешь, что ему нельзя в армию. Аллергик. Не дай Бог какая ангина, они ж его убьют первым попавшимся антибиотиком. И готовят они все в одной кастрюле. Тоша только рыбу учует, весь чесаться начинает…
– Так погоди… – я сажусь рядом с подругой на трельяж. – И чего мы сделать то теперь можем? Может, письмо открытое в министерство написать, аллергопробы приложить?
– Да ну ты что, – она отмахивается. – Аллергию в нашей стране вообще за болезнь не считают.