Градуал

Скажем, на репетициях возникали проблемы с неровным темпом – никто из нас никогда прежде с таким не сталкивался. Ударники утверждали, будто оркестр от них все время отстает, дирижеры же заявляли, что ударники просто недостаточно репетировали. Из-за этого возникло по меньшей мере две неприятных склоки, и в результате потребовались дополнительные репетиции. Затем все мы обнаружили, что наши выступления не укладываются в заданное время. Они выходили за назначенные пределы, даже если мы начинали тютелька в тютельку и все время старались держаться расписания.

Были и еще проблемы; в моем случае семинары и мастер-классы обычно проводились в местах, далеких от центра города, так что я был вынужден тратить время, чтобы туда добраться. Вообще, приходилось улаживать множество мелких организационных неурядиц: неожиданно объявлялись важные персоны, которых требовалось приветствовать и улещивать; все вечно шло не так, запланированные события происходили не тогда, когда следовало, люди постоянно терялись, опоздания были в порядке вещей, деревянные духовые принимались спорить с медными, и ко всему постоянная усталость, усталость…

19

Корабли, старые или новые, но большей частью старые, позволяли немного отдохнуть от напряжения гастролей. Как и планировалось, вслед за Веслером мы посетили Манлайл, а затем Деррил. После Деррила… ну, могу лишь сказать, что, хотя каждый остров, каждое выступление отличались от остальных, после первых трех-четырех они начали сливаться в памяти. Недавно я нашел путевой лист, которым меня снабдили перед поездкой, и теперь, глядя в него, вижу своего рода cadent continuo, равномерный ритм загадочных названий: Веслер, Манлайл, Деррил, Отмель Ривер-Фаст, Эгер, Тенкер, Ганнтены. Большинство деталей, касавшихся этих островов, слились в обобщенный образ, остались лишь картинки, не привязанные к конкретным названиям. Яркие воспоминания, необычные и волнующие.

Мы перемещались по Архипелагу зигзагами, иногда забирая чуть южней, иногда северней, но в целом придерживаясь восточного направления; поднимались на борт, вновь спускались, держа свои инструменты или тревожась, когда их доставлял кто-то другой; ели, сидели, встречались с местными знаменитостями, аплодировали, пытались уснуть, репетировали, выступали; впитывали в себя атмосферу Архипелага.

Приближался конец поездки. Глонд с его промышленным чадом и военной хунтой, казалось, находится где-то на другом конце света. Да так оно, в прямом смысле слова, и было: нас разделяла половина глобуса, и былые заботы казались пока что мелкими и незначительными. Музыка, ради которой я жил, приносила плоды. Мне хотелось остаться на этих островах навсегда.

Погода держалась все столь же жаркой и безветренной, море почти неизменно пребывало в спокойствии. Однажды ночью хлестал проливной дождь, но я спал у себя в каюте глубоко в недрах пассажирской палубы и узнал о непогоде лишь на следующее утро. Шествие островов продолжалось, и какое-то из этих прекрасных мест оказалось местом нашего назначения в тот день. Во мне не ослабевало возбуждение, чувство побега; пока мы спускались с парома, проходили уже ожидаемые допросы в службах Укрытия и Приема, дышали ароматным воздухом нового острова, готовились к потрясению от встречи с неожиданным, впитывали яркую зелень лесов, сияние залитых солнцем песчаных пляжей и беленых вилл, головокружительные выси гор, блеск белопенно-синих лагун, и бросались, как в приключение, в новую страну.

В каждом порту имелась контора службы Приема – мы научились проходить допросы побыстрей, так как все теперь видели в этих задержках не более чем преходящий раздражающий фактор. Куда более интересным для меня было неизменное присутствие группы молодых людей вроде той, которую я заметил при въезде на Веслер.

Несколько человек всегда маячило перед офисами Укрытия и Приема – одетых кое-как, расслабившихся на солнышке или укрывшихся под навесом. Они словно поджидали нас: прибываем, и они там; отъезжаем – они на месте. Отчего-то я всегда ощущал неловкость в их присутствии.

Это тревожное, но расплывчатое ощущение я поначалу принимал за чувство угрозы. Зачем они здесь? Что им нужно? Почему некоторые носят ножи? Но они никогда ни к кому из нас не приближались, ничего нам не говорили, и вообще, даже если смотреть на них в упор, казалось, нас едва замечали и отводили взгляды. Я взял в привычку бегло поглядывать на них и сразу отворачиваться, отводя взгляд, так что отслеживал их присутствие, не таращась постоянно.

Когда мы побывали на нескольких островах, я осознал, что некоторые из молодых людей одни и те же, и мы видим их на каждом острове – каким-то образом они умудряются прибывать раньше нас, откуда-то знают, куда и когда мы направимся. Ядро группы составляли примерно пятеро, которые неизменно оказывались среди встречающих.

Но были и другие, появлявшиеся менее регулярно, – все примерно одного возраста, в равно неряшливой одежде, одинаково выражающие своими позами безделье или пренебрежение. Дополнительные персоны появлялись и исчезали, разные на лицо, но схожие обликом. На острове Кэ их количество выросло до пятнадцати человек, остальные острова привлекали меньшие группы. Ядро оставалось неизменным. Мы им не нравимся, решил я, не зная толком, кто они и что собой представляют.

Как ни странно, я, кажется, единственный из участников турне обращал на них внимание. Остальные их как будто не замечали или вели себя так, словно не замечают.

Тур заканчивался на Теммиле, острове, где жил человек, занимавшийся плагиатом моих произведений. Этот факт добавлял посещению острова пикантности, но к тому времени, как мы туда добрались, я о плагиаторе почти и не думал. Все еще казалось, что путешествие пройдет гладко, что не может случиться ничего плохого.

Ничего и не случилось там, на Теммиле, Перекрывающем Воздух.

20

Главный город острова, и он же единственный крупный порт, назывался Теммил-Прибрежный. В Прибрежном как раз недавно открылся концертный зал, чем местные жители чрезвычайно гордились. Нам продемонстрировали его вскоре после прибытия. Зал был действительно большой и удобный, а сценическая техника и акустика там были лучшие, какие мне только встречались.

Мы завершили наш тур на этом острове гала-концертом – пять крупных произведений с двумя антрактами и специально выделенным интервалом в конце на случай, если потребуется бисировать. Мой концерт для фортепиано должен был исполняться после первого антракта. Солистка Кеа Уэллер жила в Прибрежном и в первый же день нашего пребывания в городе пришла, чтобы представиться оркестру.

Я рвался познакомиться с ней, обсудить ее интерпретацию моей работы, но нашему приглашенному дирижеру в тот вечер, всемирно известному монсеньору Байану Крону, эта идея не понравилась. Я ожидал чего-то подобного, так что не стал настаивать. Однако монсеньор Крон предложил мне провести короткую встречу с Кеа, на которой собирался присутствовать.

Я провел с Кеа Уэллер всего несколько минут. Ее манера держаться показалась мне приветливой и ободряющей, подход к музыке – бодрым и профессиональным. Вопросы и замечания певицы были уместными, вежливыми и точными, но едва мы начали разговор, как монсеньор Крон утащил ее прочь.

Репетиции проходили без меня, потому что со следующего дня я вел семинар по композиции совсем в другой части города. Мне удалось посмотреть немного окружающую местность. Город и порт Теммил-Прибрежный были красочными, но внутренняя часть острова внушала подлинное величие. То была гористая территория, над которой возвышался активный, хотя покуда дремлющий вулкан Гроннер, расположенный посреди западного хребта. Мой семинар проходил в местной общеобразовательной школе. Окна главного зала смотрели на холмы, пик вулкана четко обрисовывался на среднем расстоянии. Вокруг вершины плавали струйки газа или пара.

На второй день я в одиночестве шел пешком от школы к отелю, когда вдруг вспомнил про Анда Анте, молодого человека, списавшего мою музыку.