Страница 4 из 20
Контингент пестрый: и чистые граждане пришли на обеденный перерыв, и местные обшарпанные товарищи сидят с пивом, косятся на милиционеров. Покровский в какой-то момент взял да сказал громко: «Граждане и товарищи, если кто-то хочет что-нибудь нам рассказать, не стесняйтесь, подсаживайтесь. Или потом нас у каркасов найдите, мы еще здесь». В кафе на некоторое время стало совсем тихо, но через минуту-другую возобновился осторожный гул.
Кофе, кстати, неплохой. Покровский взял с коньяком. Налили ему щедро, явно больше анонсированных двадцати грамм. Хмурый майор глянул с завистью, даже подкрякнул, но все же сказал:
– Я не раньше восемнадцати ноль-ноль. Как после Нового года дал зарок, так держу…
Втянул, однако, глубоко ноздрями воздух, словно коньячные флюиды из чашки Покровского подманивал. И ведь подействовало – порозовел, оттаял, заговорил свойским голосом… Сообщил, что прозывается Михаилом Никифоровичем, хотя при первой встрече лишь фамилию невнятно процедил. Удивительно, что даже через воздух может сработать ничтожная молекула алкоголя.
Лопнувший мешок с цементом нашли на улице Острякова, и следы галош видны возле мешка. Получается, злоумышленник пришел по той же улице, что и бабушки.
– Живет, возможно, где-то в той стороне, – предположил майор.
– Если следы заметаешь, можно и круг дать, – сказал Покровский.
– А пойти потом он от вышки ЛЭП мог, в общем, в любую сторону, – сказал Кравцов.
– Я бы на его месте убег все же к Песчаным, – сказал майор. – И сразу прочь от каркасов, и народу там поменьше, чем на Ленинградке.
Уже опросили и охрану аэродрома, который располагался совсем близко, и сторожа маленькой овощебазы, и жителей маленького частного сектора, зажатого между базой и аэродромом (сохранилось несколько бараков, выстроенных некогда для сотрудников одного из авиационных КБ), и коллег из милицейской конюшни на Викторенко, и постовой патруль, дежуривший как раз до полуночи, и вредного консьержа дома физиков-ядерщиков, который, пока не рыкнули, заявлял, что на вопросы МВД ему отвечать запрещено, так как дом подчиняется КГБ.
Рассказывал майор скупо, но четко, было понятно, что и район человек знает, и работу любит, первое неприятное впечатление о коллеге оказалось ложным, это хорошо, но…
– Но кого искали? – недоуменно спросил Покровский. – Примет-то нет.
– Приказ был исполнять срочно! Спрашивали, кто что слышал.
Буфетчица, до этого не покидавшая своей боевой точки, вдруг шагнула из-за стойки к их столику, поставила перед Михаилом Никифоровичем чашку – Покровский и не сразу понял, что с коньяком, – а Михаил Никифорович все не менее ста грамм в себя стремительно перелил.
Ловко.
– И что? И ничего! – сказал Михаил Никифорович с некоторым избыточным неожиданно проснувшимся артистизмом. – Одинокого мужчины сомнительного вида и подозрительного поведения никто не зафиксировал.
– Дождались бы нас с каркасов. Теперь хоть про галоши можно спрашивать.
– Пройдем по второму кругу… Человекодней жалко, что ли, – и вдруг заливисто, рассыписто, по-детски даже как-то расхохотался майор.
Тут же сосредоточился, рассказал, что и как вообще в районе по криминалу, вытащил машинопись со списком последних убийств… Сплошная бытовуха и без каких-то выкрутасов типа летающих гирь.
– Не очень удобный способ, между прочим, старух убивать, – заметил Кравцов. – А если бы шлепнулся в темноте, когда назад лез? А если бы наряд проезжал мимо? Как в ловушке за этим забором.
– Согласен, – сказал Покровский. – Но, похоже, он хорошо ориентируется.
– В кариках многие тут хорошо ориентируются. Сколько лет стоят… Странно, что до сих пор смертоубийств там не было, – сказал майор.
«Карики» – Покровский не сразу понял, но через полсекунды сообразил, что это каркасы.
– А несчастные случаи? – спросил Покровский.
– Эти случаются. Там с дальнего края-то безопасно, зимой там даже горка, на санках детишки… А в середине можно ногу свернуть. Года два назад один сломал ногу, но он из этих был… которые… ну как спортсмены, но не спортсмены. На спор. Специально в опасных местах трюки выделывают.
– А есть такие любители? – заинтересовался Кравцов.
– Ну, от скуки-то каких нет только любителей. А тут у нас все-таки «Сокол», не Монтана какая… Пацана спросите, который с вами лазал, может с ними якшаться, – майор подсказал короткий путь к любителям.
– Сосиски с горошком кончились! – раздался голос из-за буфетной стойки.
Довольно тихо, но отчетливо прозвучали позывные «Маяка». Договорились, что делать дальше. Местные продолжат работать по местности, обходить объекты, дома, потом до вечера ждать тех, кого не застали. Это Михаил Никифорович организует. Едет еще подмога с Петровки – займется транспортом.
– Предположим, что человек пришел от метро «Аэропорт», – сказал Покровский. – По Острякова, где цемент. А уходил, похоже, через Песчаные, мог сделать круг, выйти к «Соколу», а там в метро, чтобы меньше маячить. А на «Аэропорте» уже выйти, если он вдруг там живет. Или дальше поехать.
– Или на троллейбус или на трамвай по Ленинградке, – сказал Кравцов.
Покровский кивнул. На данном этапе только кивать, что еще делать.
Митяя встретили в парке, ничего пока не вызнал. Покровский спросил у него про ребят, которые на спор рискованные трюки на каркасах выделывают. Митяй сказал, что знает, конечно. Из их двора в ней Сеня Семенов, но его сейчас нет. Родители затеяли на праздники ремонт в квартире, а не закончили, так что Сеня пока ночует у бабушки в Медведкове, сюда только в школу приезжает. В той рисковой компании из генеральского дома два видных парня…одного особо важного Шефом зовут. Можно пойти в генеральский двор поискать. Можно! «Кравцов, дуйте с Митяем в генеральский. Потом жду на Петровке». Сообразил вдруг, что это Митяй весь день не в школе, спросил.
– У меня прогул сегодня, – ответил Митяй очень важно, будто так и надо.
Ладно.
Дородная буфетчица из «Сокола» как раз курила у заднего выхода из кафе, Покровскому заулыбалась. Шагнула навстречу, едва не коснувшись массивным бюстом, теплом большого тела, запахом недорогих духов.
– Уже покидаете нас, товарищ милиционер?
– Навсегда не прощаюсь…
– Будем ждать! Коньяк у нас качественный, граждан не обманываем.
Сигарету опустила, дым струйкой вверх. Вчера вечером тоже была ее смена, и наблюдательный пункт у Веры отличный. Информация разошлась мгновенно и довольно точно, картина происшествия в головах завсегдатаев «Сокола» недалека от реальности, но никаких реплик о ночных странностях… ничего такого Вера не слышала. Попросила милицию рыскать шибче (так и сказала!), потому что и сама тут живет, и у нее мамахен восьмидесяти лет, любит гулять, а потому все новые сведения об убийствах и покушениях, конечно, слышать не очень приятно.
Покровский кивнул.
В Чапаевском переулке припаркован знакомый невзрачный серый «Москвич» старой модели, но – Покровский знал – с новой начинкой, с хорошим двигателем. Оттуда выкарабкивается огромный бритоголовый Гога Пирамидин, обещанная помощь с Петровки. Покровский описал Гоге ситуацию, объяснил, что вводных для поиска пока немного, Гога от души выматерился. Но делать нечего, пойдет в метро выяснять, не было ли после одиннадцати больших компаний (во всякой большой компании есть какой-нибудь малообщительный, но глазастый человек), не было ли людей, которые чем-то обратили на себя внимание… например, человек нервничал и оглядывался… одинокий мужчина, скромно одетый… не было ли вдруг человека в галошах.
– Только он, если не совсем дебил, снял бы перед метро галоши.
– Согласен, – кивнул Покровский.
Криво началось расследование, но что уж теперь делать.
Вернулся в управление на служебной машине, сразу пошел к экспертам, свернул в пустой коридор, а там окно в конце, и вдруг в коридоре появилась резная тень, великолепный девичий силуэт, тонкий стан, колокол юбки и стройные ноги, и длинные волосы взметнулись волной, если волна взметывается, конечно.