Страница 91 из 96
— Отлично, — кивнул я. — Продолжим. Так вот, самые истинные ревнители традиционных понятий и воровских традиций — славяне. Тот же Вася Бриллиант, Корж, Бузулуцкий и многие другие урки старой формации. Они считают, что вор должен десятки лет провести на зоне и киче, не обрастать личным имуществом, не жениться, не заниматься «барыжничеством», не иметь дел с ментами и другими представителями органов и власти, скромно одеваться, поскольку настоящий авторитет проявляется делами и уважением братвы, а не понтами и так далее. За подобные косяки могут на перо посадить. А большинству кавказцев, то есть «пиковой масти», на эти ограничения плевать. Они любят понты, блестящие безделушки, вроде золотых цепей, красивые машины и дома. То есть, склонны к роскоши. Могут, если им выгодно, пойти на контакт с ментами, чтобы убрать конкурента. Не явно, конечно, чтобы не будоражить братву, а тайно. Также занести долю малую партийным чинушам или другим функционерам, если понадобится.
Воры старой формации считают, что барыг можно обносить, брать на гоп-стоп и всё, а «новые» авторитеты, без стеснения совести обкладывают их данью, защищают от других преступников, и активно сотрудничают с зубрами теневой экономики. Поэтому за ними будущее, как за более гибкими и жизнеспособными мафиози, не гнушающимися любыми способами зарабатывать большое бабло, обеспечивать свою безопасность и решать вопросы. Старые понятия и воровские законы уходят в прошлое. И, повторюсь, все эти нововведения начинались с «пиковых», то есть с кавказцев, и примкнувших к ним уроженцев Средней Азии.
Потому что, такие порядки у них были тысячелетиями. Дать уважаемому человеку подарок-взятку — вековые традиции, вписанные в подкорку головного мозга.
Почти семьдесят лет Советской власти изменить менталитет не смогли. Возвращаясь, к ситуации с домом Тенгиза. Это не РСФСР. Грузия, тем более Абхазия — территории маленькие, здесь правят несколько кланов. Партийные чиновники давно срослись с ворами и цеховиками и активно их покрывают. Все друг друга знают, предпочитают договариваться, и закрывать глаза на незаконную деятельность, отделываясь липовыми отчетами для союзной власти. На Кавказе и Средней Азии коррупцией пронизано всё общество. Повторюсь, взятки ментам, чиновникам и партийным боссам — это красивый, народный обычай».
А местная власть и спецслужбы плоть от плоти от своего народа. Чужаков сюда предпочитают не пускать, и стараются держать в стороне от своих разборок.
У Абхаза связи на самом верху. По слухам, сам Шеварднадзе приходится дальним родственником. Это, во-первых. Во-вторых, благодаря такой поддержке в том числе, он намного могущественнее и влиятельнее других воров. Думаю, к Тенгизу текут денежные потоки со всех крупных теневых дельцов Абхазии. Его уважают, и, как я понял из намеков Левона Суреновича, сильно боятся. В-третьих, он далеко не дурак. Уверен, Абхаз продумал каждую мелочь. Если вдруг произойдет невероятное, и сюда нагрянут важняки или гэбэшники из Москвы, всё документы оформлены так, что комар носа не подточит. Окажется, что дом принадлежит какой-то важной шишке. Например, великому республиканскому писателю, или знаменитому композитору, лауреату многочисленных премий, которые, теоретически, могут за десяток лет накопить на строительство подобной дачи. И вору так удобнее будет, по бумагам ему ничего не принадлежит, братва за имущество не предъявит. И менты ничего доказать не смогут.
— Дела, — озадаченно поскреб пятерней затылок Олег. — Думаешь, он так все и сделал?
— Уверен в этом, — ухмыльнулся я. — Я с Тенгизом общался немного. Но увиденного и услышанного хватило с лихвой, чтобы составить о нем мнение. Он темпераментный, но очень продуманный. Иначе бы не достиг своего положения. И Шеварднадзе здесь ни причем. Вором и влиятельным авторитетом Тенгиз стал сам. Думаю, не в последнюю очередь, благодаря своим лидерским качествам. Но даже если он с домом что-то не предусмотрел, окружение обязательно подскажет. У него, в силу специфики деятельности, всегда под рукой найдется ушлый и грамотный юрист, понимающий, как обезопасить себя, чтобы лишний раз не попасть под действие Уголовного кодекса.
Большие железные ворота со скрежетом начали расходиться. Показавшийся в проеме, похожий на медведя и такой же бородатый как Абрек, мужик, быстро развел створки и гулким голосом проревел, махнув рукой:
— Заезжайте.
Поставив машину, на асфальтовую площадку, слева от ворот, мы вылезли из «пятерки» и огляделись.
Вблизи особняк впечатлял не меньше, чем в отдалении. На подходе к дому журчал ручейком миниатюрный круглый фонтанчик с улыбчивым кудрявым ангелочком, льющим из кувшина прозрачную струю. Посреди аккуратно подстриженного зеленого ковра змеилась дорожка, вымощенная серым, голубоватым и бледно-розовым природным камнем. Она огибала клумбу с морем цветов, доверчиво распустившим лепестки навстречу солнцу. Здесь были розовые петунии, красные гвоздики, белоснежные иберисы и ярко-синие лобелии, выстроенные в причудливые геометрические фигуры.
Дальше дорога раздваивалась. Одна половина шла прямо к центру дома, сливаясь с большой площадкой у подножия большой веранды с монументальными колоннами в центре особняка. Там же, у входа, стоял белый «мерседес» авторитета. Вторая половина отходила к ступенькам, ведущим к установленной на возвышении деревянной беседке. Бетонное основание, на котором покоилось строение, неизвестный дизайнер декорировал осколками горных пород.
— Круто, — восхищенно выдохнул Олег.
Ашот спокойно улыбался, разглядывая окружающую обстановку. Гурам остался полностью невозмутимым. Похоже, наших армянских друзей, подобными домами не удивить.
— Миаау, — резкий и отрывистый мяв, прозвучал как иерихонская труба, заставив меня развернуться.
Слева от беседки, прямо за рукотворной каменной вершиной, гордо вышагивал упитанный павлин. Птица грациозно изогнула блестящую темно-синюю шею, дернув сиреневым хохолком. С любопытством покосилась на нас темным круглым глазом. Затем встряхнула хвостом, разворачивая огромным веером роскошные изумрудные перья.
— Млять, — у потрясенного десантника больше не осталось приличных слов. — Это просто Шахерезада какая-то. Пипец. Живут же люди, как султаны в восточных сказках.
Я промолчал. Ашот улыбнулся, наблюдая за потерявшей к нам интерес и повернувшейся задом птицей. Гурам по-прежнему оставался невозмутимым.