Человеческая оболчка

Не описать словами то, что было внутри юноши. С трудом глотая воздух сдавленной грудью, он сидел на распахнутом пороге задних дверей своего фургона. Мясо, что он держал в руках, выглядело плохо, но он все равно уплетал его, понимая, что организму нужна еда. Он съел один кусок, затем второй. Его внезапно вырвало на белый снег, но вытерев лицо рукавом, он продолжил поедать мясо, пока ребенок тихонько лежал на нагретом сиденье. Он просидел целый день, абсолютно не понимая, что ему нужно двигаться дальше. Время для него остановилось, Айзек просто ждал, когда проснется от кошмара, словно вновь пытаясь выбраться из черной, бесконечной воды.

Громкий гудок заставил его безжизненные глаза посмотреть в сторону. Блестя новым клином-ковшом, в его сторону мчалась большая машина, возвращавшаяся из Ямы. Тяжелый грузовик со скрежетом остановился рядом с фургоном, заглушив огромный громкий двигатель. Дверь открылась и на снег спрыгнули двое. Регал и Дан огляделись по сторонам и направились к Айзеку, удивляясь тому, что никто их не встречает. Берси встал в полный рост, находясь в гнезде на цистерне и пристально глядел за стену. Он свистнул своим напарникам и ткнул пальцем в направлении Повала.

— Айзек, друг мой, чего кислый такой? Что стряслось? — спросил юношу Регал.

Айзек не ответил, лишь кивнул головой в сторону входа, продолжая жевать мясо.

Дан зашел в город, следом за ним Регал. Пяти минут хватило, чтобы они все поняли. Дан пулей вылетел из городка, упав на четвереньки, он сорвал с себя шарф и начал вываливать на снег содержимое своего желудка. Айзек сидел над точно такой же лужей и ухмылялся, пожевывая вяленое мясо.

— Судя по состоянию, убили их дня три назад, — констатировал Регал, подойдя обратно к Айзеку. — Есть идеи, кто это мог быть? Айзек! Ты вообще слышишь?

— Да слышу я. — парень кинул на снег недоеденный кусок и встал, ткнув пальцем в занесенную снегом колею от гусеничных машин, уходящую на юг. — Вот.

Регал смотрел вдаль, следуя взглядом по колее, что ближе к горизонту пересекалась с ухавшим вперед караваном. Он понял, что произошло, но из личных соображений не начал это озвучивать. Ему жуть как не хотелось оказаться на месте бедных жителей повала.

— Пиздец, Айзек, ты как? — тяжело дыша и вытирая рот от рвоты спросил Дан.

Регал тут же отвесил ему смычный подзатыльник, всем своим видом давая понять, что вопрос это неуместный. Тупой и бестактный.

— Прости. Я могу тебе как-нибудь помочь?

Айзек утвердительно закивал головой. — Можешь.

Взяв сверток с маленьким ребенком с переднего сиденья, он протянул его Дану. — Отвези Ханне. Со мной ему небезопасно.

Дайн приоткрыл покрывало, которым был завернут малыш.

— Но Айзек, ребенок уже… — Дан, было, хотел выговориться, но Регал его остановил, прижав сверток сильнее к груди своего сына.

— Да, еда. Вот. — Айзек передал мешок в руки Регалу и благодарно улыбнулся.

— Ты тоже уедешь, да? — спросил Регал.

— Да, — Айзек, как болванчик, кивал. — Чуть-чуть потащусь у вас на хвосте. Но не переживайте, нам не по пути.

— Тогда двинули. Уже пора.

Айзек притоптал вяленое мясо, и захлопнув двери фургона, прыгнул в прогретую машину. Никто даже не задал ему вопрос про похороны. Все прекрасно понимали, что юноша этого не выдержит. По нему было видно, что он из последних сил сохраняет крупицы рассудка, еле держась на ногах.

Грузовик затарахтел и тронулся. Айзек тронулся следом, плавно набирая ход, стараясь не догнать грузовик. Берси пристально смотрел на него из своего гнезда, не решаясь даже выйти с ним на контакт. Машины догнали строй и было уже темно. Айзек освещал яркими фарами заднюю раму цистерны, ловя взглядом вьющийся снег. Он положил голову на стойку двери, которая постоянным потряхиванием била по черепу, не давая уходить в себя. Айзек жутко разозлился на эту дверь и начал колотить ее головой в ответ, причиняя себе нестерпимую боль.

— Да сука, блядь! — закричал он что было сил, срывая горло. — Да знаю я, что он мертвый уже!

Глава 18

Колонист

Айзек, вглядывался в даль, в небо, что отдавало красками на рассвете. Он выключил фары, чтобы выхватить как можно больше утреннего света. Невероятно красивый вид на горизонт. Ровные снежные поля, редкие деревья, черные пятна скал. Своим сознанием парень бродил где-то там, далеко, переваливая мыслями за горизонт. В машине оставалась лишь пустая оболочка, которая болела. Айзек уходил от самого себя, пытаясь не думать о потерянном. Для него длинная дорога закончилась, и плелся вперед он уже по инерции. Конвой прорезал снег, по которому теперь резво мчалась и украденная Айзеком машина. Пятна крови и рвоты в салоне за три долгих дня не просто отмерзли, а начали вонять, и парень ехал с открытой бойницей водительской двери, ловя грудью холодный воздух.

Редкие птицы кружили в небе, серые снежные собаки носились между кусками разодранного леса. Айзек по старой памяти вырывал их из гармоничной картины мира. Но сколько бы он ни смотрел вдаль, для него все оставалось серым, пустым. Он абсолютно не понимал, что же ему делать дальше. Апатия поселилась внутри и не давала делать никаких осмысленных движений. Заклеенная клочком бумаги, маска дребезжала на панели машины, печально маяча перед глазами. Айзек надеялся, что и другая башня откроет ему свои двери, но даже не думал о том, что он будет делать дальше. Он больше не доверял своей фантазии и в его голове, за высоким стальным трапом шпиля была лишь темнота.

Спина, мало-помалу, переставала чесаться от заживающих ран. Опухлость со лба спала, и он вновь мог двигать бровью. Посмотрев в зеркало, парень подметил, что пока он лежал в отключке, там в доме Марии, его умудрились подстричь, и даже побрить, и длинная черная щетина уже не так закрывала лицо. На лбу, прямо над левым краем брови красовалась рваная рана, через которую доставали стальные шарики дроби, и когда она зарастет — останется малоприятный шрам. Механическими, безжизненными движениями Айзек размотал повязку на правой руке, стараясь отстраниться от боли. Он хотел проветрить швы, посмотреть, все ли с рукой в порядке, хоть она его и не беспокоила.

Еще опухшая рука издавала омерзительный запах. Так много ран под плотной повязкой начинали тухнуть, хоть и не воспалялись. Парень прекрасно понимал, как это все работает, и заботился о себе теперь уже сам, не понимая, зачем он так держится за жизнь. Просто потому, что так надо. Другой причины он придумать, увы, не мог. Он осмотрел израненную руку. Короткие стежки на самой длинной фаланге указательного пальца держали разорванную вскользь кожу. Палец хоть и двигался, но с трудом. Опухшая плоть превратила его в подобие сосиски, в которой перемолотое мясо забивают в кишку животного, для удобства готовки. Ощущения хоть и были неприятными, но на перелом это не смахивало, чего не скажешь про средний палец. Отметины от дроби хоть и не разорвали его, но чувствовалось, что переломанная кость ноет. Айзек даже представить не мог, как Мария, ковыряясь спицами в узкой фаланге, собирала кость воедино. А дальше пальца не было. Безымянный был срезан почти под корень и аккуратно зашит, тут даже и рассматривать было нечего. Единственное, что было целым на всей его кисти, так это маленький мизинец. По нему не прилетело вообще ничего, он был как новый, на фоне разодранного и заштопанного кулака и остальных пальцев.

Айзек достал флягу, что грел у печки. Он промыл теплой водой свои раны, смывая застоявшийся пот и грязь. Запах стек на металлический пол и рука чувствовала себя намного лучше. В очередной раз удивившись тому, какую глупость сотворил парень он принялся заматывать кисть новой, свежей повязкой, что забрал из Повала. Теперь ему казалось, что правильнее было бы пристрелить того водителя, особенно сейчас, когда он с легкостью управлял здоровой и мощной машиной без чьей-либо помощи. Он прокручивал в голове тот момент, вспоминая звон, что стоял в ушах, и больше не испытывал жалости к людям, что так поступили с ним. Он и людей-то в них уже не видел. Теперь, выпади ему шанс оказаться в такой же ситуации, он, скорее всего, дрался бы с ними насмерть, пусть, даже оружия у него теперь и не было, в кармане штанов остался лишь нож, который он толком и не доставал.