Человеческая оболчка

— Что такое купол? — поднял руку один из детей.

— Это полусфера, что обычно накрывает что-либо.

— О, Боги, Айзек, — отвлеклась от готовки Ханна. — будь проще, они же дети!

Айзек вновь задумался, а потом продолжил свой рассказ. Он рассказывал про то, как он жил со своим наставником в пещере, что располагалась на длинном горном хребте. Рассказывал о бескрайних полях, по которым гуляет, гонимый ветрами, снег. О небе, таком высоком и бескрайнем. Потом бесконечно долго рассказывал обо всех животных, что видел в этом мире. Дети слушали его не прерывая. Иногда просили зарисовать описанное, ведь их фантазия была неспособна нарисовать то, что рассказывал юноша. Тогда Айзек брал мелок и рисовал на черной доске, висящей на стене то, о чем говорил, пытаясь дополнять свой рассказ картинками.

Он рассказывал так много и долго, что в горле запершило. Никогда в жизни он так много не говорил, а его так усердно не слушали. Рассказывал про зверей, что еле видны, без глаз древних. Рассказывал про технику, что использовал в своем ремесле. Даже сбегал до своей куртки, достав перо колорофауна, что таскал с собой уже очень давно, и дал его детям, отчего они были в невероятном восторге. Рассказал про засадных чудовищ, и что даже победил одного такого, умолчав о куче крови и страхе, что испытал тогда. Несколько часов, не переставая говорил Айзек, пока все вместе они не уселись есть.

— Айзек, а что самое необычное ты встречал? — спросила маленькая девочка, подгибая под себя ноги и покачиваясь на стуле.

— Необычное, говоришь… Что ж. Было одно. Я был еще маленьким, прям как вы, — произнес Айзек, отчего дети тут же нахмурились и собирались, было начать спорить с парнем на тему своего возраста, но тот помахал пальцем, явно давая понять, что если сейчас отвлечется, то потеряет нить истории, которую с трудом вспомнил и достал из самой глубины головы. — Мы ставили палатку в большом поле, и, как водится, разгребали рыхлый снег, чтобы развести костер. Я тогда переусердствовал и докопался до льда, что странно, ведь это поле точно не было водоемом. Лед был грязный, вперемежку с землей, вмерзшей в него. Так вот, как только я начал складывать тонкие ветки, чтобы быстрее развести огонь — заметил в замерзшей грязи, или льду, так и не понял, что это было, очертания странной формы. Это был замерзший зверек. Он был не больше человеческой головы. Да что там человеческой, тогда я сравнивал со своей, так что не больше вашей. — Дети начали трогать головы друг друга, пытаясь понять размеры существа, о котором говорил Айзек. — Мощные задние лапы занимали половину всего тела зверя, а передние были нужны лишь для опоры, гладкая голова с торчащими по бокам глазами. На этой штуке не видно было ни шерсти, ни зубов, ни когтей, то есть: смотрелась она совсем безобидно. Старик увидел, что я разгадываю что-то странное, и подошел поближе. Он назвал эту штуку «прыгалем». Говорил, что они не умирают от холода, и что стоит ему оттаять, как он снова оживет, но опережая мой вопрос, сказал, что нужно оставить прыгаля тут, чтобы он ждал прихода теплых времен и продолжил свою жизнь тогда же, когда продолжит ее и весь мир. Я тогда не понимал этой фразы, хотя и сейчас представляю, как эта маленькая штука прыгала и резвилась в теплом мире, среди травы и воды, а по земле вместо нас ходили древние люди. И вот она подождала, уснув на долгие сотни лет, и застанет уже наших потомков, людей новых. Пережив всех, кто существовал на нашей земле. Так вот не об этом история. Я был маленький и слушать старика, который не разрешал мне веселиться и играть с разного рода вещами, не хотел. Я выковырял своим ножном прыгаля из земли и положил в рюкзак. Это было очень странное решение.

— Зверек ожил? — хором спросили дети.

— Да и это было очень странно. Спустя пару дней мы вернулись домой, и я скинул сумку, совсем забыв про прыгаля. Мы разложили и разделали мясо, что добыли во время вылазки. Почистили инструмент и даже развешали сушиться одежду. Так вот я точно помню, что не было прыгаля, когда я вешал куртку и свой рюкзак, но я был таким уставшим, что даже не подумал о нем в тот момент. Закончив все свои дела, мы легли спать и уже погасили свет. В глубине темной ночи нас с Юрием разбудил сильный грохот. И ладно бы просто что-то упало, нет, слышно было, как по всей пещере летают вещи, отскакивая от шкур и деревянного пола. Кружки, ножи, ложки. Оружие и инструменты звенели громче всего. Я тогда так испугался. Сразу подумал, что в дом забрел дикий зверь или грабитель, а я вот, беззащитный лежу на кровати в одних трусах да майке. Старик вскочил и моментально включил свет. Я еще удивился, как быстро он добрался до выключателя. И стоило только свету загореться — грохот стих. На столе для разделки мяса сидел прыгаль. Сырой и живой. Он смотрел своими глазами бусинами на меня, прямо в душу, так глубоко внутрь головы. Все это подкреплялось страхом, что я испытал. Я до сих пор думаю, что эта бессмертная тварь преследует меня по пятам.

— Он напал на вас?

— Не. Старик схватил его за башку и кинул на улицу. Я видел его потом, он снова замерз, не успев отойти далеко от двери. Он до сих пор там, лежит за ящиком для снегохода. Я иногда даже поглядываю на него, не преследует ли он меня. Ох уж этот взгляд. Жуть. Старик мне, конечно, навалял, но это было не так страшно, как проснуться в ночи и увидеть эти глаза. Скользкая голова, без шерсти, и торчавшие черные шарики — глаза. Бррр… страшно.

— Ребята. Обед. Садитесь по своим местам! — сказала Ханна, закончив расставлять тарелки. — А ты, Айзек, садись вот сюда. Рядом с Брауном и Эльзой.

Сидя за маленьким столом, на маленьком стульчике перед тарелкой горячей похлебки, Айзек понял, что сильно выдохся. Его длинный рассказ отнял так много сил, словно целый переход через поле до Повала от собственного дома. Осознав, что рассказал так много о своей жизни, юноша невольно задумался о том, как там его старик, выздоровел ли, ведь от всего удивительно и необычного, что было встречено на столь коротком пути, парень совсем забывал вспоминать о доме, сосредоточившись на том, что видит.

Он думал о доме ровно до тех пор, пока не взял в руки ложку и не черпнул суп. Вкусно. С каждым новым человеком еда становилась все вкуснее и вкуснее. Сначала еда Марии из Повала. Потом Берси с его кулинарным талантом, который он губит, работая на конвой. А теперь Ханна, что каждый день готовит для этих детей. Так много овощей в супе и так мало мяса, которое было основным рационом Айзека. Удивительно, но получилось очень наваристо и ароматно. Всю трапезу молодой охотник только и думал о том, что пора бы и ему научиться так вкусно готовить, а то старик скоро совсем ослабнет, и нужно будет баловать его, хоть иногда.

Дети доели, и уже начали баловаться, и кричать Айзеку о том, что они хотят продолжения его рассказов, и желательно, с картинками. Ханна хлопнула в ладоши, и дети с грустным лицом направились в комнату с кроватями, явно не желая прерывать ход истории от гостя.

— Хоть они и не любят дневной сон, но уж очень послушные, — оправдывала раздосадованных детей Ханна, собирая грязную посуду.

— Дядя Айзек, а сколько вам лет? Мне вот столько! — ребенок, одернувший Айзека за рукав, неуклюже показал шесть пальцев.

— Шесть, значит. А мне вот столько! — весело ответил Айзек, два раза растопырив обе ладони. — Это двадцать. Ну или около того.

— Ого. А у Ханны на два пальца больше.

— Что это такое? А, ну-ка быстро в кровать! Нельзя рассказывать всем про возраст девушки! — явно наигранно ругалась Ханна.

Все дети до единого ушли в комнату и разлеглись по своим маленьким кроватям. Айзек и Ханна остались вдвоем, и выглядели очень уставшими, но оба улыбались. Видеть столько детей для Айзека было странным, но в этом месте он почувствовал некую доброту, которой не ощущал за пределами этого здания. Серый и грязный город внутри оказался чутка лучше, хотя, быть может, это единичный случай. Ханна намывала тарелки и мычала мелодию себе под нос, но как только закончила, то налила суп себе и села перед Айзеком, прихватив кружку холодной воды.