Страница 1 из 15

Иван Грозный. 1530–1584

Цветков Сергей

Сергей Цветков

Часть первая

Державный сирота

С самого рождения каждого человека природа как бы предопределяет меру его добродетелей и пороков.

Глава 1

Незаконный развод

Уж что это у нас на Москве приуныло.

Заунывно в большой колокол звонили!

Уж как царь на царицу прогневился,

Он ссылает царицу с очей долой,

Как во тот ли город во Суздаль,

Как в тот ли монастырь во Покровский…

В августе 1505 года Москва была приятно взбудоражена необычным зрелищем: что ни день со всех концов русской земли съезжались в столицу – десятками, сотнями – девки, отборные красавицы, знатные и незнатные, дочери князей, бояр, дворян и детей боярских; сообразно своему достоинству и ехали – кто в богато убранной упряжке, а кто на простых дрогах. Москвичи толпились на улицах, обсуждали девичьи стати, бойкие молодые парни выкрикивали озорные словечки, свистели и улюлюкали вслед; девки рдели маковым цветом.

Девицы эти – числом до полутора тысяч – были вызваны в столицу по приказу великого государя Ивана III Васильевича, для того чтобы сын его, соправитель и наследник великокняжеского престола Василий, мог выбрать себе из них супругу.

Первый русский самодержец великий князь Иван III Васильевич, прозванный историками Великим, а в народе Грозным, был человек крутого нрава – мог снять голову знатному боярину просто за то, что тот «умничает». В последние годы жизни особа его приобрела в глазах подданных почти божественное величие. Женщины, говорят, падали в обморок от его гневного взгляда; придворные под страхом опалы должны были развлекать его в часы досуга, а если посреди этого тяжелого веселья ему случалось задремать в креслах, все кругом замирали – иногда на целые часы, не смея кашлянуть или размять затекшие члены, чтобы, не дай бог, не разбудить великого государя.

Венец и бармы Мономаха Иван Васильевич полагал равными по достоинству королевской и даже императорской коронам. Женившись сам вторым браком на племяннице последнего византийского императора Константина Палеолога, царевне Софье, он и детям своим подыскивал женихов и невест царского происхождения: женил старшего сына Ивана на дочери молдавского господаря, а дочь Елену выдал за великого князя литовского Александра, ставшего впоследствии польским королем.

После внезапной смерти старшего сына государь, погоревав, объявил было престолонаследником его сына и своего внука Дмитрия и даже – впервые в русской истории венчал его Мономаховым венцом; но потом передумал, наложил на внука опалу и отдал великое княжение своему младшему сыну Василию – уже без каких-либо торжественных церемоний. В объяснения своих решений Иван Васильевич не вдавался, лишь однажды гневно бросил недоуменной депутации псковичей, уже присягнувших Дмитрию: «Разве я не волен в своих детях и внуках? Кому хочу, тому и дам княжение».

Когда новому наследнику приспело время жениться, Иван Васильевич, не отступая от своих правил, начал приискивать ему невесту за границей и поручил своей дочери, польской королеве Елене, найти брату подходящую особу из какого-нибудь европейского королевского дома. Елена, однако, отписала отцу, что дело это невозможное, так как на Западе не любят греческой веры, считают православных нехристями, и вряд ли найдется государь, согласный отдать дочь за наследника московского князя. Тогда Иван Васильевич попытался повести дело о женитьбе сам и снесся с датским королем, своим постоянным союзником, в угоду которому он некогда воевал со Швецией. Но датский король, сделавшийся после Кальмарской унии со Швецией также и шведским королем, перестал нуждаться в московитском союзнике – Ивану Васильевичу пришлось выслушать непривычный для его уха отказ.

Делать было нечего, приходилось породниться с кем-нибудь из своих холопов. Страдавшее от такого унижения государево сердце утешил великокняжеский казначей Юрий Траханиот, один из греков, приехавших к московскому двору вместе с Софьей Палеолог. Он указал Ивану Васильевичу на примеры из византийской истории, когда императоры выбирали себе жену из девиц, собранных ко двору со всего государства, – взять хотя бы императрицу Ирину, которая таким образом выбрала невесту для своего сына Константина: подробный рассказ об этом содержался в житии святого Филарета Милостивого, чья внучка, Мария, и стала супругой молодого императора.

Иван Васильевич воспрянул духом. Замечания Траханиота суть дела, конечно, не меняли, но государева честь была спасена! Таким вот образом и случилось так, что к осени 1505 года Москва оказалась битком набита красавицами, трепещущими от близости необыкновенного счастья – великокняжеского венца. После придирчивого осмотра этого прелестного табунчика повивальными бабками признанные годными к продолжению великокняжеского рода предстали перед не менее разборчивым взором Василия. Траханиот надеялся, что выбор падет на его дочь, но вышло иначе: Василию приглянулась девица Соломония, дочь знатного московского боярина Юрия Константиновича Сабурова.

4 сентября того же года была сыграна свадьба. С тех пор этот, так сказать, стадный способ женитьбы вошел в обычай между московскими государями и держался почти двести лет, вплоть до царствования Петра I.

Свадебные торжества стали последним радостным событием в жизни Ивана Васильевича. Спустя полтора месяца после того он скончался. Василий беспрепятственно занял отеческий престол.

Проходили месяцы, годы, десятилетия, а великокняжеские палаты все не оглашались плачем новорожденного…

Василий тяжело переживал свою бездетность. К отчаянию мужчины добавлялась тревога государственного мужа. Отсутствие наследника грозило междоусобием московской державе: братья Василия, удельные князья Юрий Дмитровский и Андрей Старицкий, могли вступить в кровавый спор за великокняжеский престол. Да и очень уж не хотелось Василию завещать державу брату! Наследование престола братьями, по старшинству, было бы возрождением удельных обычаев, в противовес многолетней самодержавной политике московских государей, истреблявших братьев и дядей мечом и моривших их в темницах, чтобы иметь возможность передавать престол своим детям. Стремясь снять с себя заклятие бесплодия, Василий не брезговал ничем, даже таким предосудительным для государя и христианина средством, как обращение к колдунам. Князь А. М. Курбский пишет, что Василий, «стар будущ, искал чаровников презлых отовсюду, да помогут ему ко плодотворению, не хотяще бо властеля быти брата его по нем, бо имел брата Юрья зело мужественного и добронравного».

В 1525 году Василий решил развестись с Соломонией. Мы не знаем всех обстоятельств, при которых возникло это решение. Не исключено, что здесь имела место интрига… Ближайшее окружение великого князя состояло из незначительных людей – дьяков, так как Василий опасался родовитого боярства. Особым доверием государя пользовался дьяк Иван Шигона-Поджогин. Эти люди, забравшие, к негодованию знати, все дела в свои руки, имели основания полагать, что в случае смерти бездетного Василия любой из удельных князей, занявший московский престол, наложит на них опалу. Активное участие Шигоны в деле о разводе говорит в пользу предположения о том, что ближнее окружение великого князя если не прямо повлияло на его намерение развестись с женой, то во всяком случае нашло такое решение вполне соответствующим своим интересам и всеми правдами и неправдами способствовало его осуществлению. Странная с церковной точки зрения позиция митрополита Даниила позволяет говорить о полном одобрении им затеянной при дворе интриги.