Страница 2 из 4
Когда находишься в чужой голове, полностью сливаешься с объектом наблюдения. Думаешь на его языке. Осязаешь мир его органами чувств. Ощущаешь боль, возбуждение, страх, смятение, наполненность мочевого пузыря, зубную оскомину, даже религиозный трепет. Все эмоции и чувства, свойственные объекту, ощущаются, словно свои собственные. Единственное, куда не мог проникнуть внедрённый наблюдатель, это память и мысли объекта. Коликов ощутил страх. Девушка обернулась на запертую дверь в ванную. Обернулась так, словно ожидала увидеть там кого-то. Словно чувствовала, что за ней следят. Собственно, так оно и было. Коликов сейчас именно этим и занимался – следил за девушкой. Ощутить его присутствие она не могла. Не должна была, по всем законам. Но Эльма почему-то ощущала.
«Что ж, – Подумал Коликов, – впредь буду осторожнее».
Девушка еще с минуту прислушивалась к себе и к окружающему миру. Решив, что ей померещилось, она пожала плечами и принялась за утренний моцион. Девушка почистила зубы, приняла душ, высушила полотенцем волосы и, накинув коротенький халатик на всё ещё влажное и разгоряченное тело, направилась на кухню готовить завтрак.
Яичница с жареным беконом, тосты, вареный кофе, сигарета популярной американской табачной кампании, пара страниц модного западного журнала.
«Нет, Эльма Хейнкель, вы точно не простой искусствовед». – Подумал Коликов и затаился.
Позавтракав, девушка высушила и уложила волосы, мурлыкая себе под нос какую-то легкую мелодию. Наличие западных ежедневных гигиенических средств для девушек, равно, как и богатый гардероб, подтвердили догадку, которая вертелась в голове Коликова. Эльма Хейнкель, искусствовед музея в восточном Берлине, не была той, за кого себя выдавала. Очевидно, у девушки водились и деньги и все блага цивилизации, которых не было у рядовых жителей ГДР начала шестидесятых. Кто она? Провокатор? Шпионка? Элитная проститутка? Версий было много, но главный вопрос, который волновал сейчас Коликова, был в том, почему выбор компьютера капсулы выпал именно на сектор «7-Б»? А, ведь, у Коликова был выбор. Такие заманчивые сектора выпали на выбор: Сталинград, Брест, Москва, Будапешт… – не менее десятка потенциальных вариаций. Нет же, выбрал самую экстравагантную. Ну чего он может накопать тут, в Берлине, да еще и в шестьдесят втором? Ладно, если б сороковой или тридцать девятый. Там, хоть в разведчика поиграть можно – придать вероятностям благостный вид и помочь своему времени укрепить позиции. Но тут, из шестьдесят второго, что можно сделать? Всё, что можно уже наворотили. Войну выиграли. Даже стену начали сооружать. То, конечно не знаменитая «Берлинская стена» образца семьдесят пятого – сто с лишним километров тотального контроля и запретов, где были и колючая проволока, и противотанковые ежи, и «газон Сталина». Всё это под охраной первых в мире сигнальных систем и тысяч штази, патрулирующих территорию денно и нощно. Но даже эти шестьдесят километров кирпичной кладки и спиралей Бруно с КПП уже возымели потрясающий обратный эффект. Сотнями, если не тысячами в день, рядовые немцы бежали на загнивающий запад. Бежали, потому что жрать там было слаще, нравы были вольнее, а работа оплачивалась более щедро. Те же, кто остался, были обречены на жизнь за железным занавесом. В стране Варшавского договора. В стране полной дефицита и навязчивого партийного контроля.
«Ладно, – Решил Коликов, – назвался груздем – полезай в кузовок. Будем ждать и наблюдать».
Девушка тем временем принарядилась. Надушилась дефицитным французским парфюмом от «Ляроше» и вышла из дома. На улице она довольно быстро поймала такси.
– Монбийоубрюкке, 3. – бросила она водителю и, откинувшись на жесткую спинку старенького Фольксвагена, уставилась в окно.
Мимо проплывали типовые кварталы, утыканные панельными хрущевками. Эльма проживала в одном из районов, возведенных советским правительством в рекордные сроки. Каким образом одинокая девушка могла получить индивидуальную жилплощадь, история умалчивала. Коликов же подмечал, да ставил своей подопечной очередные «галочки» в послужной список.
Слежку, опытный капитан Коликов, срисовал довольно быстро. Почти сразу же, как девушка села в такси, за ними пристроился потертый Трабант-601 и следовал по пятам весь маршрут. Таксист, похоже, не придал этому факту никакого значения. Работа разведок в Берлине тех лет не удивляла никого. А вот абсолютное спокойствие Эльмы назвать профессионализмом Коликов не мог. Он точно знал, что девушка слежку не заметила. Даже Коликов – опытный, тёртый разведчик, не мог похвастать такой выдержкой, которую демонстрировала сейчас девушка. Оставалось одно – она точно не разведчица и слежки попросту не заметила. Стало быть, либо дилетантка, либо о слежке давно знает и вообще не обращает на этот факт внимания. Коликов, чувствуя эмоциональный фон Эльмы, склонялся к первому варианту.
Преследователи вели себя довольно нагло. Слежку почти не скрывали и в скудном потоке машин ехали, почти не таясь.
«Штази. – Сделал вывод Коликов. Да и действительно, чего на своей территории в шпионов играть? Есть задание отслеживать пути объекта, нужно выполнять. – Интересно, чего им от неё нужно?»
Ехали не долго. Уже через пятнадцать минут девушка бодро цокала каблучками по внутреннему двору здания музея Боде, где, судя по всему, и работала. Широкой публике музей еще не был открыт. Насколько Коликов знал историю, первые художественные галереи на острове музеев в Берлине должны будут открыться только в шестьдесят третьем. Сейчас же в музее Боде полным ходом шла реставрация и подготовка к приёму первых посетителей.
Эльма прошмыгнула в здание через неприметную дверь служебного входа, так и не заметив двоих мужчин в штатском, которые сопровождали её от самого моста. Коликов видел их в отражениях витрин, в полированных пухлых крыльях стареньких авто, проезжавших мимо. Девушка бодро поприветствовала пожилого охранника на входе и перекинулась с ним парой дежурных фраз. Дедок похвалил её наряд и получил в ответ обворожительную улыбку. Эльма передала привет жене охранника, видимо, тоже служащей музея, горячо поблагодарила старика за какой-то «чудесный пирог» и поднялась по массивной винтовой лестнице на второй этаж. Там она открыла один из кабинетов собственным ключом и оказалась на своём рабочем месте.
Кабинет был небольшим. Массивный стол, находился в самом углу кабинета, вдали от окна, наглухо задрапированного тяжелой шторой. Над столом висели довольно мощные лампы, защищенные светофильтрами. Стены были украшены картинами неизвестных Коликову художников. Что-то из раннего импрессионизма.
«Немцы – такие немцы. – Подумал капитан. – Всё у них всегда правильно, всё на своих местах и по регламенту».
Штора на окне, видимо, препятствовала попаданию на картины, которые изучала и каталогизировала Эльма, прямых солнечных лучей. По той же причине на мощных лампах были установлены светофильтры. Следующие пять часов не принесли Коликову никакой информации. Его подопечная, несколько раз спускалась в хранилище, что располагалось на цокольном этаже, брала из него какую-нибудь картину, под личную подпись и тщательно изучала её у себя в кабинете. Затем она делала выводы о качестве полотна, подлинности и ценности экспоната, делала подробную запись в своем журнале и относила картину обратно. Очевидно, на основании её записей, уже другие сотрудники музея будут организовывать выставки, обмениваться картинами с соседними музеями или продавать ненужные произведения искусства.
«Безумно скучная работа». – Сделал для себя вывод Коликов. Хотя, если поразмыслить, даже из этого можно было выудить информацию. Девушка работала в государственном музее, в восточном Берлине. Коликов сильно сомневался, что такая работа приносила большой доход. Из тех картин, с которыми она имела дело, особо ценных не наблюдалось. Можно было исключить подпольную торговлю предметами искусства. Всё, что можно было разворовать, было разворовано ещё до неё. Стало быть, жить на широкую ногу с зарплаты она не могла, но и контрабандой не занималась. Тогда, откуда такая роскошь? На работу на такси, отдельное жильё, пусть и в панельной пятиэтажке. Дорогие шмотки, парфюм, шёлковые простыни… Не по средствам жила девчонка. Опять же, слежка контрразведки. В какую же историю вляпалась эта милашка? И почему он – Коликов, должен во всём этом разобраться?