Страница 13 из 23
– Успокойся. Никто тебе ничего не сделает плохого.
– Слабо верится, – бормочу я.
– Слишком много заморочек, цыпа. Просто нужно подтверждение твоих слов. Ты же не думаешь, что Садаев так просто поверит, что ты забеременела от него с одного раза? Много таких приходило… одна даже слишком далеко зашла.
– И что с ней случилось? – цепляюсь я за последнюю фразу, а мужчина многозначительно смотрит на меня, но ничего не говорит.
Он доедает омлет, а я мысленно наслаждаюсь тем, что успела плюнуть в него. Сделал гадость – сердцу радость. Когда-нибудь я об этом ему расскажу, чтобы его потом годами тошнило при виде жареных яиц.
Перед выходом из квартиры маньяк неожиданно защелкивает на моем запястье один из наручников. Я пораженно опускаю взгляд и вижу, что прикована вторым наручником к нему.
– Какого черта? … – вырывается у меня вопрос.
– Чтобы ты не сбежала, цыпа.
– Прекрасно… только выглядит, знаешь ли, очень подозрительно, – пожимаю я плечами, – прохожие вызовут полицию, стоит нам только выйти за порог.
– Всем плевать, цыпа. Увидишь.
И когда мы покидаем квартиру, я понимаю, что всем действительно будет плевать. По крайней мере ни в лифте, ни на подземном паркинге я вообще ни одного человека не вижу. Мне везет, как утопленнику.
Мандраж начинает меня бить, как только мы подъезжаем к клинике. Я готова отрезать себе руку – было бы только чем, чтобы сбежать от опасности. Во мне всего лишь набор клеток, если верить словам того гинеколога, но материнский инстинкт уже проснулся и кричит, что доверять человеку рядом со мной – плохая идея.
Я надеюсь, что несмотря на все, что творится сейчас, я смогу выбраться и скрыться в другом городе. Стать хорошей и заботливой матерью. Не такой, как моя. Одно из первых моих воспоминаний – как я сижу в машине отца, одетая в пижаму в горошек, и мои глаза закрываются от усталости, потому что на дворе ночь. А меня в тот день отправили к бабушке. Потому что мать отправилась рожать брата.
А забрали меня обратно только через много лет, когда бабушки не стало.
Я не хотела, чтобы у моего ребенка были ТАКИЕ первые воспоминания.
В отражении стеклянных дверей клиники я вижу себя – испуганную и растрепанную, в водолазке с чужого плеча, которая болтается на мне, как на вешалке. Выгляжу я, как похищенный цыганами ребенок из бедной семьи.
В клнике тоже практически пустота. Только одна глубоко беременная девушка сидит у окна и что-то пишет в свой телефон. Маньяк толкает дверь, на которой написана фамилия врача, мы заходим в светлое помещение с аппаратурой для УЗИ, которая вызывает во мне только мерзкую дрожь, и врач в белом халате, милая блондиночка с собранными в густой хвост волосами, поднимает на нас взгляд.
– С мужем будем смотреть? – спрашивает приветливо она, а маньяк подводит меня к кушетке и заставляет сесть на нее. В этот момент врач замечает наручники и ее глаза округляются от шока, – простите… вы…
– Позвоните в полицию, – решительно произношу я, глядя на девушку, – меня похитили и этот человек удерживает меня силой.
Маньяк неожиданно смеется. Так довольно и весело, будто бы я сказала какую-то шутку. Врач переводит на него взгляд, в котором по-прежнему плещется изумление.
– Моя жена та еще шутница, – доброжелательно произносит мужчина, а я зло выдыхаю, – любит шокировать людей.
– Я не шучу, – упрямо произношу я, – вызовите полицию. Я требую, чтобы вы вызвали полицию! Я нахожусь в опасности, вы понимаете?! – пытаюсь я убедить медсестру, и, ура – она тянется к телефону.
Ее рука замирает над трубкой, когда рядом со мной раздается шорох. Маньяк достает пистолет и прицеливается в девушку. Она резко бледнеет.
– Руку убери, – голос мужчины меняется и становится жутким и холодным, как сталь ножа, – закончишь – и звони, куда хочешь, если не боишься, что эту клинику прикроют. Не тем людям перечить собираешься. Шевелись давай.
Блондиночка медленно сглатывает, надевает перчатки и подходит к нам. Бросает на меня испуганный и виноватый взгляд, а я сжимаю зубы в бессильной злобе. Опять я обломалась.
– Когда была последняя менструация? – спрашивает она отстраненным профессиональным голосом, и я цежу в ответ:
– Двадцать шестого апреля.
Это крайне унизительно. Все, что происходит сейчас. Еще и этот гад берет меня за руку и ободряюще сжимает. Будто бы действительно заботливый муж, который привел беременную жену на осмотр. Я пытаюсь вырвать ладонь, но пальцы сжимают кисть едва ли не до боли, и я, застонав, замираю.
– Срок небольшой, – ровно продолжает врач, и тянется за презервативами, а я взвизгиваю:
– Нет! Никакого осмотра через… – я запинаюсь, и выдыхаю, – не надо мне пихать ничего между ног. Через живот посмотрите.
– Я могу ничего не увидеть.... – осторожно замечает она, а я мотаю головой.
– Я не позволю. Смотрите так.
Она берет гель, а я задираю свободной рукой водолазку, обнажая живот. Откидываюсь на кушетку и смотрю в сторону, пока мне смазывают кожу мерзким и липким гелем. Приспускают джинсы пониже и мажут внизу живота.
Нервы натянуты до предела, до того, что мне хочется вцепиться зубами в руку маньяка, который задумчиво пялится на мое тело. Какая ирония – одно из первых УЗИ ребенка я делаю в компании отсидевшего за убийство и изнасилование преступника. Вроде бы во всех учебниках по материнству, которые я прочитала за этот месяц, о таком не было ни слова. Обычно там показывали умилительные картинки будущих счастливых родителей, в пастельных уютных тонах, а не прикованную наручниками мать, ладонь которой сжимает рука в шрамах.
К животу прикасается с нажимом датчик УЗИ. А я думаю о том, что если аппарат не заметит во мне ребенка при таком осмотре, то Садаев может от меня отстать хотя бы с темой аборта. Еще бы отпечатки на пистолете восстановить как-нибудь… и моя жизнь вернется в спокойное русло.
Датчик ездит по моему животу, а тишина становится все более и более гнетущей. Я смотрю на хмурого врача. В голове мелькает тревожная мысль: а вдруг что-то с ребенком? Почему она так напряженно молчит?!
– Что там такое? – не выдерживаю я, а она переводит на меня испуганный взгляд.
Глава 15
“Говори уже!” – кричит мое сознание, а по телу прокатывается волна паники, сжимая низ живота. Врач моргает, и снова смотрит в монитор.
– Что-то с ребенком? – шепчу я из последних сил, а она качает головой.
– Как вы себя чувствуете в последнее время? Токсикоз есть? Или, может, необычный упадок сил? – задает она вопрос, а я растекаюсь по кушетке, чувствуя, что вот-вот упаду в обморок.
– Всё есть.
Врач двигает датчиком по животу еще раз и отворачивается к экрану, а я вздрагиваю.
– Срок у вас очень маленький, – она разворачивает экран ко мне и показывает какие-то темные пятна, – необходимо будет сдать кровь на ХГЧ, и обязательно провести скрининговое узи в двенадцать недель. Но сейчас я могу подозревать, что у вас, возможно, будут монозиготные близнецы.
– Это что-то плохое? – вырывается у меня. Я абсолютно пропускаю мимо ушей слово “близнецы”, и только когда врач с жалостью смотрит на меня, до меня доходит…
– О, Боже, – шепотом произношу я.
– Это однояйцевые близнецы, – поясняет врач, – если бы у вас была просто двойня – я бы сразу ее увидела. Но однояйцевых бывает сложно разглядеть на вашем сроке. И не переживайте. Это плохо сказывается на развитии ребенка. Сейчас ваша матка в большом тонусе.
В тонусе не только, похоже, моя матка, но и все тело. Меня будто подключили к розетке, и сейчас мои зубы отплясывали во рту чечетку от стресса. К двойне я как-то не была готова. Все мои знания, которые я почерпнула из книг, ограничивались уходом за одним ребенком. Что делать с двумя – я пока не представляла. Кажется, начинаю понимать, почему у меня только первый месяц беременности, а я уже чувствую себя, как развалина. Постоянная сонливость. Странная тошнота, которую я списывала на стресс – мне казалось, что токсикоз не может начаться так рано.