Страница 20 из 29
– Слушай, друг мой, – снова обратился я к владельцу змеи, – я не могу сейчас заниматься этим хорошим зверем. Оставь его здесь и приди сюда утром. Мы посмотрим змею и договоримся о цене. Согласен?
– Да, сэр, – ответил охотник.
С помощью зрителей мы перенесли тяжелую корзину в помещение для зверей и оставили ее на полу. Я вылил на змею два ведра воды, так как предполагал, что она давно уже страдает от жажды. Затем я разрезал путы, с такой силой стягивавшие хвост змеи, что на ее красивой коже отпечатались глубокие рубцы. В течение нескольких минут я массировал хвост, чтобы восстановить нормальную жизнедеятельность пострадавших участков туловища. После этого я выпроводил из лагеря всех гостей и снова лег спать.
Утром я внимательно осмотрел питона. По моему мнению, он был невредим, хотя длительное пребывание в тесной корзине, изготовленной, вероятно, уже после его поимки, доставило ему немало страданий. После продолжительного торга я купил змею по назначенной мною цене, и передо мной встал вопрос о помещении для нового экспоната. Выбрав самый большой из имевшихся в лагере ящиков, я дал задание Плотнику срочно сделать из него клетку для питона. К полудню клетка была готова, на дно ее мы подстелили толстый слой сухих банановых листьев, чтобы обеспечить питона мягкой постелью. Затем перед нами встала проблема перевода питона из корзины в клетку. При обычных обстоятельствах, имея нескольких надежных помощников, переносить питона не так уж сложно. Один человек держит голову змеи, другой удерживает ее за хвост, а остальные придерживают в разных местах туловище. Если держать питона вытянутым в длину и не давать ему возможности свернуться в клубок, он становится совершенно беспомощным. Но все несчастье заключалось в том, что у меня не было надежных помощников. Местные жители считают питона ядовитой змеей, которая отравляет своим ядом не только при укусе, но и прикосновением острого кончика хвоста. Тщетно пытался я уговорить их схватиться за туловище змеи, соглашаясь взять на себя голову питона; мне объясняли, что каждый из них может погибнуть от соприкосновения с хвостом питона. У меня не было никакого желания, выпустив змею из корзины, остаться с ней один на один, без всякой поддержки разбежавшихся помощников. После продолжительных дебатов я рассвирепел окончательно.
– Слушайте, – обратился я ко всем присутствующим, – если через полчаса змея не будет в клетке, никто из вас не получит жалованья.
Сказав это, я прорезал крышку корзины, обхватил шею питона и начал медленно вытаскивать змею наружу. По мере появления туловища змеи дрожащие черные руки, пара за парой, подхватывали его на некотором расстоянии друг от друга. Держа в одной руке голову питона, я дождался появления из корзины хвоста и схватил его другой рукой. Теперь питон был растянут по кругу: в моих руках были хвост и голова, а несколько перепуганных слуг осторожно удерживали его извивавшееся тело. Введя хвост в клетку, мы стали медленно, фут за футом, вталкивать туда туловище змеи. В заключение я рывком втолкнул туда голову змеи, захлопнул клетку и облегченно вздохнул. Мои соратники были восхищены собственным мужеством и темпераментно объясняли друг другу, какие трудности пришлось им преодолеть. Я послал слугу в деревню, поручив ему купить цыпленка, так как, по моим предположениям, питон уже должен был проголодаться. За ночь птица была съедена целиком, и я решил, что пленник чувствует себя хорошо. А затем произошла одна из тех неожиданностей, которые так часто осложняют нашу работу: на хвосте змеи, по-видимому в результате длительного наложения тугих жгутов, развилась гангрена. Эта болезнь, возникающая у животных, если их слишком крепко связывать, опасна и в странах прохладного климата; в тропиках же гангрена развивается и распространяется со страшной быстротой. В течение десяти дней положение питона сделалось безнадежным: он сохранял хороший аппетит, но загнивание хвоста распространялось все дальше, несмотря на применение обеззараживающих средств. Я вынужден был убить питона. Длина его составляла восемнадцать с половиной футов. При вскрытии оказалось, что это самка, внутри мы обнаружили несколько недоразвитых яиц. Питона такой величины я больше не видел, те экземпляры, которые мне приносили в дальнейшем, были значительно меньших размеров.
Общее мнение о работе звероловов сводится к тому, что охотнику нужно только поймать зверя и посадить его в клетку и на этом работа заканчивается. В действительности же только после этого и начинается настоящая работа. С какими бы трудностями ни была сопряжена поимка зверя, содержание его в неволе, связанное с поисками подходящей пищи, наблюдением за тем, как животное ест, не болеет ли оно, не занозило ли себе лапу в деревянной клетке, не тесно ли ему, достается значительно тяжелее. К этому прибавляются ежедневные чистки клеток и кормление зверей, заботы о том, чтобы животные не находились на солнце слишком много или, наоборот, слишком мало. Некоторые звери, попадая в неволю, совершенно отказываются от пищи, и приходится иногда часами изобретать всякие лакомства, чтобы соблазнить их на еду. Часто охотнику это удается, и зверь привыкает к определенному роду пищи. Но бывают и такие случаи, когда животное упорно отказывается от всякой пищи, и тогда остается единственный выход – отпустить его обратно в лес. В отдельных случаях, к счастью чрезвычайно редких, мне не удавалось ни накормить животное, ни отпустить его. Так получалось с пойманными молодыми животными, лишь незадолго до поимки появившимися на свет. Наиболее мучительными для меня были случаи с молодыми дукерами, доставившими мне много тяжелых переживаний.
Дукеры – антилопы, встречающиеся только в Африке. Своими размерами они напоминают крупного фокстерьера, некоторые экземпляры достигают роста сенбернара, окраска их – от голубовато-серой до ярко-рыжей. В окрестностях Эшоби чаще попадались рыжие дукеры. Я попал в Эшоби вскоре после периода течки у дукеров; убив антилопу, охотники обычно находили около нее маленького детеныша. В таких случаях малютку, как правило, приносили ко мне. Попутно хочу отметить, что в Камеруне тогда не было никаких законов об охране животных и охотники имели право убивать самок вместе с детенышами. Для охотника это даже счастливый случай, так как он имел возможность убить детеныша, не расходуя при этом лишний заряд. Судя по количеству приносимого мне молодняка, истребление антилоп проводилось в больших размерах, и, хотя в настоящее время дукеры еще довольно широко распространены в Африке, есть основания опасаться, что в недалеком будущем их совершенно истребят.
Когда мне принесли первого детеныша дукера, я купил его, построил отдельную клетку и от души радовался такому ценному пополнению моей коллекции животных. Но очень скоро я понял, что иметь дело с дукером гораздо труднее, чем с представителями любой разновидности ранее встречавшихся мне оленей и антилоп. В первый день детеныш был очень возбужден и отказывался от всякой пищи. На следующий день он решил, что я не намерен его обижать, и начал ходить за мной, как собачонка, доверчиво глядя на меня большими темными влажными глазами. Но от пищи он по-прежнему отказывался. Я прибегал ко всевозможным ухищрениям, чтобы обмануть его и заставить пить молоко. Купив шкуру взрослого дукера, я разложил ее на стуле и, когда детеныш принялся ее обнюхивать, подсунул к нему из-под шкуры бутылку с соской. Детеныш сделал несколько маленьких глотков и отошел в сторону. Я давал ему горячее, теплое, холодное, сладкое, кислое, горькое молоко – и все безрезультатно. Накинув шнурок на шею дукера, я пошел с ним в ближайший лес, так как детеныш был уже в таком возрасте, когда можно переходить на прикорм. Я надеялся, что малыш наткнется на растения или листья, которые он станет есть. Но единственным его занятием во время прогулки было рытье ямок в листьях, изредка он облизывал землю. Я видел, как день за днем антилопа становилась все слабее, и решил принять крайние меры: повалив дукера на землю, мы силой влили ему в рот немного жидкости. Детеныш в это время так перепугался, что при его слабом состоянии наша затея принесла больше вреда, чем пользы. Тогда я поручил повару купить в ближайшем городе дойную козу. Козы почти не разводятся в лесных районах, и повар вернулся только через три дня; к этому времени дукер умер. Повар привел с собой самую уродливую и глупую козу из всех представителей этого рода. Она оказалась для нас совершенно бесполезной. За три месяца пребывания в лагере она дала не более двух чашек молока. При виде детеныша дукера она наклоняла голову и пыталась его боднуть. Трем человекам приходилось удерживать козу, пока детеныш сосал молоко. В конце концов ее отправили на кухню, и она составила основу нашего меню на ближайшие несколько дней.