Страница 17 из 105
Глава 5
Выстрел прозвучал так же глухо и почти неслышно. Струя белого дыма ушла вниз — именно туда, под брюхо самолёта, Колян и целился.
Он тут же нажал кнопку телепорта… И ничего не произошло.
Я видел, как Колян раз за разом давит на эту кнопку, но видимо, что-то заело, или брелок просто-напросто замёрз, или кончился заряд — фиг знает, что с ним случилось.
Глаза вновь начали покрываться льдом, пальцы рук свело намертво, уши нестерпимо болели.
Вот так и превратимся мы в чудную ледяную скульптуру, а потом рухнем на землю и разобьёмся… — мысль была медленная и тягучая, и не вызвала почти никаких эмоций.
Говорят, умирать от переохлаждения не так уж и страшно.
Неведомая сила потянула нас, закружила в снежном вихре… И я вдруг снова смог дышать. Лёгкие разрывало тысячами ледяных игл, я закашлялся, а потом меня начало рвать какими-то кровавыми сгустками. Я лежал на боку, на чём-то твёрдом — а значит, мы уже не парили в небе.
Рядом кашлял Фудзи — в поле зрения то и дело попадали знакомые кроссовки. Где-то за спиной, как простуженный медведь, ворочался Колян.
А потом к моей груди приложили два раскалённых камня — справа и слева. На миг стало очень больно, но сразу за этим — хорошо…
Открыв глаза, я увидел бледное, склонившееся надо мной лицо Тани.
Да она целитель! И только что спасла мне жизнь…
— Спасибо, — голос был хриплым и каким-то чужим, но я снова мог говорить.
Кивнув, Таня убрала ладони с моей груди и переместилась куда-то за спину — к Коляну.
Сев, я наконец-то понял, что вновь нахожусь в хвосте самолёта, в грузовом отсеке. Прямо передо мной, на расстоянии протянутой руки, высится кресло Соболева.
Он сидит очень прямо, вцепившись бледными руками в подлокотники. Усы его, обычно белые, почему-то кажутся розовыми, и я сначала думаю, что это обман зрения, но тут же соображаю, что из носа князя течёт кровь…
— Что вы… — я кашляю, на пол вылетает противный склизкий комок. — Что вы здесь делаете? Мы победили?
— Я думал, только Николай имеет способность впадать в состояние берсерка, — оторвав руку от подлокотника, Соболев достаёт из кармана белоснежный платок и промакивает усы. — Но оказывается, безумие заразно.
— Семпай, мы же его сбили, — Колян всё ещё ворочается на полу, над ним колдует Татьяна.
— Зачем тебе понадобилось стрелять второй раз? — Фудзи уже поднялся. На вид — как огурчик, только очень бледный, сквозь прозрачную кожу проглядывают синеватые вены. — Я же говорил: пять секунд. Не больше.
— Вторым выстрелом Николай повредил их самолёт сопровождения, — отвечает Соболев. — Не слишком сильно, но достаточно для того, чтобы нас оставили в покое.
— Как ты умудрился его разглядеть? — там царила кромешная тьма. Выл ветер. Мозг просто вымораживало.
— Интуиция, — бурчит Колян, отводя от лица Танину руку с большим белым тампоном.
Вокруг его глаз наливаются причудливые синяки, и подмигивание кроваво-красного зрачка выглядит не комически, а зловеще.
Я посмотрел на Соболева.
— Это вы нас вытащили, — говорить было всё легче, не считая того, что из горла всё время лезли противные склизкие комки. — Как вам это удалось?
— Чудо, — Соболев на мгновение поднимает бледные руки и улыбается.
Убедившись, что с Коляном всё в порядке, Таня подошла к князю. Встала за спиной, положила руки на виски. Постояла так пару минут — и на лицо Соболева стали возвращаться краски.
— Хватит, — сказал он, и ласково накрыл руку девушки своей. — Оставь что-то и для себя.
— Я в порядке, — Таня слабо улыбнулась, а потом, словно не удержавшись, наклонилась и быстро поцеловала князя в макушку.
Я отвернулся.
Фудзи, как ни в чём ни бывало, выглядывал в окошко.
— Пусто! — повернувшись ко мне, он улыбнулся своей фирменной улыбкой. — Ни дракона, ни вражеского самолёта.
— Круто, — мой мозг онемел. Наверное, чтобы по-настоящему осмыслить всё, что случилось, понадобится какое-то время.
— Как ты, чудовище? — спросил участливо Фудзи.
— Всё нормально. Просто не верится.
— Да ладно тебе, круто же вышло! Все живы, все здоровы… Ну, относительно, — он бросил осторожный взгляд на Соболева.
Мне бы твой оптимизм… — мысль была мне не свойственная. Наверное, я просто переволновался. Вот психика и даёт сбои.
— Алексей Григорьевич, подлетаем к Шереметьево, — прозвучало из динамика. Я узнал голос пилота. — Будем садиться?
— Разумеется, — Соболев ответил, нажав кнопку на переборке, рядом с динамиком.
— Датчик тангажа отказал. И ещё много чего…
— Иду, — коротко бросил Соболев, развернулся и покатил к голове самолёта.
Повинуясь внутреннему толчку, я пошел следом за креслом-каталкой. Фудзи — за мной. Таня осталась с Коляном — усадив в кресло, она хлопотала вокруг него, как наседка.
А ведь он даже не маг, — подумал я о водителе с несвойственной мне теплотой. — И тем не менее, задумал и совершил этот опасный для жизни трюк…
Даже если бы мы не помогли — он всё равно вылез бы на фюзеляж и принялся палить по дракону.
Крутой мужик. Очень крутой, в Корпусе такого приняли бы "на ура"…
В кабине уютно перемигивались приборы, пилот спокойно сидел за штурвалом. Под самолётом разливалось озеро огней — такое громадное, что края его пропадали за горизонтом.
— Москва, — с каким-то поэтическим настроем сказал Фудзи. — Как много в этом звуке…
— Я передал диспетчеру, что у нас будут сложности с посадкой, — сказал пилот, обращаясь к Соболеву. — Они освободили самую длинную полосу, пригнали пожарных и воздуховиков. Помогут нам сесть.
— Сэнсэев огня и воздуха, — шепотом прокомментировал Фудзи специально для меня. — Создадут воздушную подушку, чтобы мы смогли сесть.
Соболев молча кивнул. А потом занял место второго пилота. Выглядело это так: обычное кресло отъехало на шасси назад, к стенке кабины, а инвалидное кресло вкатилось на его место, щелкнули держатели, намертво закрепив колёса.
Для князя это — обычное дело, — подумал я. — Самолёт полностью оборудован под его нужды, и Соболев чувствует себя здесь не беспомощным инвалидом, а хозяином.