Страница 31 из 49
Я так обустроился в квартире, что постирал грязные вещи, натянув бельевую верёвку в ванной комнате, повесил бельё сушиться, и как раз выходил после душа, вытирая волосы, как в дверь постучались.
– Кто? – продолжая вытирать полотенцем волосы, поинтересовался я.
– Мун, это Ван.
– Извините, я после душа, ещё не одет… – в панике заметался я по прихожей.
– Ничего страшного. Как насчёт, если я загляну к вам минут через десять с бутылочкой макколли? Отметим.
Я даже замер от такой откровенности, только и смог выдавать из себя:
– Буду ждать.
За дверью застукали, удаляясь, каблучки, а я побежал в комнату, нужно прибраться, а то бедлам с въездом, да одеться, приготовиться встречать гостью. Хорошо, пол успел помыть, у корейцев с этим бзик, пол чистый – хозяин справный, грязный – и руки не подадут. А так стол накрыть нужно, те тропические фрукты, законсервированные в банках, как раз к вину будут, пусть и рисовому, можно ещё что вскрыть, чтобы стол посолиднее выглядел. Честно говоря, я ещё не встречал таких откровенных предложений от девушек. Почему та решила зайти, было ясно с её слов как день. Да я и не против, да я даже за. В общем, я успел…
Ночью меня разбудили грохот разрывов бомб, и мощный, просто чудовищный толчок сбросил нас с Ван с кровати на пол. В такие минуты, падая с высоты, особенно ценишь корейские кровати – расстеленные матрасы на полу, там некуда падать. Близкой взрывной волной выбило все стёкла в окнах, обсыпав нас мелкими осколками. Действовал я на инстинктах, схватив валявшееся на полу покрывало, вчера мы в страсти были слегка небрежны, я помог жутко испуганной Ван перебраться к стене под окном, стена несущая, тут пока самое безопасное место, и бросил покрывало на пол, чтобы лежать не на осколках. Потом, не обращая внимания на продолжавшуюся бомбёжку, отшвыривая руками осколки в стороны, пополз к вещам, нужно одеться. А вокруг было слышно множество завываний моторов, и столица Северной Кореи продолжала содрогаться от бомбёжек. Выли сирены, едва слышно хлопали зенитки, и остальное происходило, что обычно предшествует таким мощным бомбёжкам. Грохотало постоянно, похоже, по столице не один полк бомбардировщиков работал, минимум два. Хотя нет, вторая волна пошла. Откуда у южан столько бомбардировщиков? У них же вроде официально всего десяток учебных самолётов да несколько для связи?
Схватив вещи Ван, я швырнул их ей, крикнув, чтобы немедленно одевалась, и сам этим занялся. Исподнее, потом комбинезон, поверх которого застегнул ремень с охотничьим ножом на нём. Теперь обувь нужна, и не какие-то сандалии. Я добрался до шкафа, снова открыл покосившуюся створку, в которой застрял кусок стекла из окна, натянул носки и ботинки, крепкая обувь сейчас на улице предпочтительнее, ноги легче сохранить. Потом рванул на кухню, набивая в вещмешок продукты, всё что было, в сидор убрал свои вещи, включая посуду из ящиков, не забыл обе фляги. Все наличные документы отправились в карман комбинезона, тот, что нагрудный, застёгивающийся на пуговицу. Возвращаясь в зал, я был буквально вбит воздушной волной из окон в прихожую, спиной ударился о входную дверь и даже выбил её, балансируя на краю пропасти. Ту перекосило в дверном проёме. И это хорошо, потому как лестничной площадки не было, а был провал. Вниз метра два лететь на несколько торчащих среди кирпичных обломков прутьев. И пыль, вездесущая пыль, от которой тёр глаза и чихал. Осторожно пошевелившись, чтобы не рухнуть вниз, я вернулся в прихожую. Даже мимоходом удивился, как дверь-то устояла, её же взрывной волной должно было выбить? Видимо, эта волна в другую сторону пошла. А этот взрыв, что уничтожил половину дома, наверняка и сбросил нас с кровати. Тут же сморщился – о чём я думаю? Встал и, покачиваясь, пошёл в зал, состояние лёгкой степени контузии, но соображал нормально, мысли не плавали.
Подобрав с пола вещмешок и сидор, а также лежавшие тут же туфли девушки, прошел в зал и услышал истошный визг Ван. Ворвался в пыльное помещение – плохо было видно, но я смог рассмотреть, что та увидела. Ко мне в спальню забросило половинку человека, женщину, всё, что ниже груди, отсутствовало, и та была жива, царапала ногтями пол в агонии у кровати, а потом замерла. Я тоже замер от неожиданности, но быстрее пришёл в себя, с моим-то опытом. Я и не такое видел, откровенно говоря, особенно на улицах Берлина. Швырнув ношу к окну, я сорвал заляпанную красным простыню, видимо несчастную бросило о стену, след остался, потом она упала на кровать и скатилась с неё на пол. Ван это всё не сразу из-за пыли рассмотрела, а когда та начала оседать, я и услышал её. Девушка, увидев меня, вскочила на ноги и, подбежав, воскликнула громко, вцепившись в меня, похоже её тоже контузило:
– Не бросай больше меня!
– Хорошо. Надевай туфли и помоги мне связать простыни и пододеяльник.
– А лестница?
– Нет, рухнуло всё. Бомбёжка к концу подошла, можно покидать дом. Чуешь, дымом как тянет?
– Мы горим?
– Да, из провала лестничной площадки идёт. Скоро пожар и до нас дойдёт. Спустимся через окно.
Пришлось поторопиться, у входной двери уже виднелись языки пламени, а дым заставлял кашлять, слезились глаза. Забросив сидор за спину, я поправил лямки, он был полон, как мячик, я помог надеть Ван вещмешок и сначала спустил её, а потом, быстро перебирая руками, спустился сам. Другой конец я привязал в трубе отопления, это и позволило мне спуститься, спрыгнул на разбитые кирпичи. От дома осталось две торцевой стены – где моя стена находилась, и другая, только там сохранились остатки квартир. Из некоторых на наших глазах спускались люди, так же, как и мы, используя простыни, из других дымило и виднелся неровный свет от огня, но визуально его ещё не видно было, не успел разгореться. Похоже, тот толчок, что сбросил нас на пол, действительно был от попадания бомбы в центр дома. Чудом выжили. Я стоял у угла дома, тут были завалившиеся ворота, и, посмотрев на то место, где я оставил велосипед – лишь мятое колесо торчало, – скривился и прокричал в ухо Ван:
– Тебе есть куда пойти?
Та поначалу отрешённо кивнула, большими глазами рассматривая разруху и множество очагов пожаров вокруг, после чего кивнула увереннее, ответив:
– У меня мама в деревне живёт.
Она ещё плохо слышала, хотя бомбардировщики уже улетели и сирены стихли. Да и зенитчики перестали стрелять. Был слышен только гул моторов в небе, это истребители барражировали, да было поздно. С той стороны, где был аэродром, полыхало зарево, хорошо видное на фоне ночного неба, такое бывает, если попадания были в склады ГСМ.
– Тебе не стоит тут оставаться!
Тут та очнулась и ответила:
– Я записана в отряд женской самообороны. Я пойду к пункту сбора, там должны быть наши, они решат, что делать.
– Хорошо. Тогда бери этот вещмешок, в нём продовольствие, я даже бутылку с остатками вина сунул, там осталось. Пригодится. Мне на аэродром нужно. Да, там в вещмешке сверху моя запасная рубаха лежит, можно использовать как материал для перевязки. Удачи.
Быстро чмокнув ее в губы, я поспешил в сторону аэродрома, что было сложно с тем мусором, что покрывал улицу, даже стены были у некоторых завалены на улицу, отчего напоминали баррикады. Такое бывает при прямом опадании бомбы в дом. Обернувшись на перекрёстке, я обнаружил Ван, активно помогающую спастись жителям соседнего дома. Взять бы её с собой, но я не знал, что творится в полку, вдруг всё так разнесено, что может быть опасно. Рвущиеся снаряды и бомбы на складах, например. Лучше пусть тут будет, уже началось осознанное спасение выживших, осмотры завалов, полицейские командовали, люди какие-то, всё стало более организованным.
До аэродрома я добрался, когда уже окончательно рассвело, то есть часа за четыре. Мог бы и быстрее, но то тут, то там слышались крики о помощи, и я бежал, не мог не бежать, помогал чем и как мог, это и задерживало. Пару раз меня принимали за южнокорейского лётчика из-за комбинезона, пришлось вправлять мозги на место. А такие сбитые были, выжившие их на куски порвали. Ладно, у меня удостоверение с собой было, и многие узнавали, несмотря на разводы грязи на лице, всё-таки хорошо, что моё фото в газетах печатали. Когда рассвело, вдруг ожили часть динамиков на столбах, в этом районе мало бомбили, часть систем оповещения сохранилась. В других местах ездили гусеничные транспортёры с динамиками, транслируя то же самое. Из них прозвучала речь правителя Северной Кореи Ким Ир Сена, тот сообщил, что за ничем не спровоцированную агрессию со стороны Южной Кореи Северная вынуждена объявить войну своему соседу и воссоединить обе Кореи в одну. Ответим агрессией на агрессию. Это я так коротко описал, тот чуть дольше говорил, очень хорошо, цепляло за душу, а потом прозвучал «Интернационал» на корейском с минимальными изменениями. Причём было слышно, что поёт хор вживую, многие голоса срываются от волнения, но от этого ещё больше цепляло за душу. Я стоял, а по щекам текли слёзы. Правда, потом очнулся и кинулся помогать людям, откапывать живых из завалов, до них огонь добирался, но всё равно речь произвела впечатление на всех. Уцелевшие жители жаждали крови, крики не смолкали. Ну, а я, выбравшись на окраины, побежал к аэродрому, обгоняя толпы людей, что покидали горевший город. Пожарные активно работали, но огня было слишком много.