Страница 8 из 14
– Вот теперь я полностью готов к напряженной работе, – Шпатц приподнял стакан. – Когда уверен, что нам не грозит голодная смерть.
– Тогда начни с «Аренберги-цайтунг», – Крамм взял из пачки газет самую верхнюю и кинул Шпатцу на колени. – А я пролистаю вот эту…
Шпатц наискосок прочитал передовицу, которая, разумеется, была посвящена ходу боевых действий. Если пропустить общие слова, то, кажется, на южном и восточном фронтах наметилось напряженное затишье. Шпатц перелистнул страницу. Пробежался глазами по списку пленных, не стал читать интервью с министром сельского хозяйства и продовольствия. На сегодня ему было достаточно впечатлений из этой области. Тем более, что сам министр, Отто штамм Сигмарингер, никогда не был в Аренберги, а сейчас задача перед ними стояла как можно больше узнать именно об этом городе. На третьей странице было обращение временно исполняющего обязанности главы Городского Совета Аренберги Геца Гогенцоллена. Судя по фотографии, это был благообразный седобородый мужчина. Совсем даже не старый, несмотря на седину. Он призывал жителей проявить гостеприимство и терпимость, поскольку «наш родной город становится воротами новой дружбы и добрососедства». Он разливался в потоках сладкой лести горожанам, рассказывая им, какие они удивительные, чуткие и радушные люди. Что он горд и счастлив, что именно им выпала честь стать лицом всего Шварцланда перед «отсталыми и несчастными жителями архипелагов, проведшими долгие годы в вынужденной изоляции». Шпатц хмыкнул. Посыл был ясен – скоро в Аренберги прибудет лайнер с иностранными туристами, которых вы, деревнщины, никогда не видели, так что сделайте лица попроще и больше улыбайтесь. И постарайтесь как можно меньше трепать языками, ну, то есть «будьте сдержанными в выражении своих чувств и вежливы, помните, что умеренность и здравомыслие всегда были нашими главными достоинствами». Шпатц открыл тетрадь и записал имя и должность автора обращения и перелистнул страницу.
– Хм, знаешь, что странно, герр Шпатц? – Крамм поднял взгляд от газетных страниц, заполненных длинными колонками объявлений. – Очень много объявлений о продаже ткани. В этом разделе гораздо больше объявлений, чем в любом другом. Продают рулонами, отрезами, лоскутами, в каждом объявлении уточняют размеры и цвет. Или покупать готовую одежду здесь тоже считается дрянной привычкой, или это какой-то код для знающих людей.
– На марктплац были магазины одежды, – Шпатц закрыл газету и потянулся за следующей. – Я обратил внимание, потому что подумал, что нам может понадобиться обновить гардероб. У нас было мало времени на сборы, так что я приметил салон «Хеккер и Кош» и подумал, что надо бы в следующий раз туда заглянуть.
– Ты хочешь сказать, что собираешься наведаться в Гольденштир еще раз?! – Крамм потянулся за своим стаканом. – Я надеялся, что одного раза вполне достаточно для знакомства с городской спецификой.
– Я отложу этот разговор до завтра, герр Крамм, – Шпатц подмигнул. – Когда официант принесет нам на завтрак затвердевшую манную запеканку и кофе из луковой шелухи.
– Знаешь, герр Шпатц, сейчас эта шутка звучит довольно смешно, – Крамм сделал еще глоток пива и поставил стакан на стол. – Кстати, здесь неожиданно есть театры. Целый разворот посвящен анонсам спектаклей на разных сценах.
– Значит нам тем более нужна новая одежда, – Шпатц развернул газету и хмыкнул. – Газета называется «Семь добродетелей». Что это еще такое?
Издание было небольшим, всего четыре полосы. Сегодняшний номер был посвящен благоразумию. На первой странице был пространный философский текст о том, что делает человека хорошим или плохим. И в качестве одного из «кирпичей» фундамента «хорошести» редактор предлагал рассматривать благоразумие. В смысле умение извлекать уроки как из своего прошлого, так и из опыта других людей. «Зачем я читаю этот бред?» – подумал Шпатц и перевернул страницу. На развороте было шесть статей, каждая из которых была посвящена одному человеку, который как раз и рассказывал, как проявленное вовремя благоразумие спасло от опасных ошибок в жизни.
– Герр Крамм… – Шпатц замер и присмотрелся внимательнее. – Вот этих двоих я знаю.
Крамм встал с кресла и тоже склонился над разворотом добродетельной газеты.
– Это же Гем Бенингсен! – анвальт ткнул пальцем в круглое лицо с парой лишних подбородков и чуть косящим правым глазом. – Редактор и издатель «Штимме» из Билегебена! А кто второй?
– Отто Вишеринг, – Шпатц ткнул в фотографию улыбающегося седовласого доктора. Правда, он его видел одетым в купальный халат, а здесь на нем был элегантный пиджак в тонкую полоску. Но это был он, вне всяких сомнений!
– Вишеринг… Вишеринг… – Крамм задумчиво почесал подбородок. – Ах да! Знаменитый знаток «стыдных» болезней, родной отец всех мужеложцев и проституток. Хм… А откуда ты его знаешь, герр Шпатц?
– Разве я не рассказывал? – Шпатц удивленно взглянул на Крамма. – Мы познакомились на приеме у Лангермана. В пансионе Унгебунден. После которого герр Фуггер явился ко мне с угрозами, а Флинка пытались завербовать в антивоенный заговор.
– Честно говоря, я считал, что вся эта интеллигентная компания находилась под теплым крылышком твоего дяди Дедрика, – Крамм сел обратно на свое кресло. – Кстати, он больше не выходил с тобой на связь?
– Нет, – Шпатц покачал головой. – Стыдно признаться, но я был бы рад получить известие о его внезапной смерти.
– А остальные лица тебе не знакомы? – Крамм кивнул на лежащую на коленях у Шпатца газету.
– Вроде бы нет, – Шпатц еще раз присмотрелся. Потом взял карандаш и записал оба знакомых имени в тетрадку. Читать скучные тексты сразу стало интереснее. Имена своих героев газета не раскрывала. Доктор Вишеринг анонимно рассказывал со страниц газеты историю о пациенте, который предлагал ему большую сумму денег за сохранение его недуга в тайне. Пациент клятвенно заверял, что никак не мог заразить никого своей болезнью, поскольку вел очень сдержанный образ жизни, а подхватил «стыдную» болезнь в общественной бане. Технически, такое было, конечно, возможно, но доктор все же решил проверить слова пациента, и обнаружил, что во-первых, его супруга, с которой он просил не связываться, уже год как мертва, а во-вторых – он вовсе не тот, за кого себя выдает. Доктор благоразумно подключил к делу полицаев, и когда странный пациент пришел на прием в следующий раз, то его уже ждал детектив, который безуспешно разыскивал этого преступника уже не первый год. Вот так благоразумие помогло раскрыть несколько убийств, а также спасло от позора юную девушку, падчерицу того пациента. Потому что если бы доктор взял деньги и оставил все в тайне, то ее болезнь очень скоро обнаружила бы себя, и…
История Бенингсена была гораздо банальнее – он просто не позволил своей дочери выйти замуж за проходимца, который казался ей дерзким и особенным. С тех пор прошло несколько лет, проходимец угодил в тюрьму за брачные мошенничества, а дочь не устает благодарить своего благоразумного отца, что он удержал ее от фатального шага.
– Не знал, что Беннингсен женат, – Шпатц мельком просмотрел остальные истории и пришел к выводу, что в них нет ничего интересного. – Впрочем, не могу сказать, что я вообще о нем хоть что-то знал.
– Он был женат как минимум трижды, – сказал Крамм, не поднимая глаз от своей газеты. – Дважды овдовел, один раз развелся. И каждая супруга делала его богаче.
– Да? – Шпатц еще раз посмотрел на нервное лицо толстяка. – В таком случае его история про спасенную от брачного афериста дочку довольно иронична.
– Не удивлюсь, если окажется, что издатель этой добродетельной газетенки – наш старый знакомый Алоис Лангерман, – Крамм перелистнул страницу.
– Данных об издателе здесь нет, – Шпатц еще раз внимательно перечитал блок о газете. – Но есть адрес редакции. Надо записать его на всякий случай, – Шпатц отложил газету и подошел к карте на стене. – Штандартенштрассе в самом центре. Похоже, редакция находится в одном из респектабельных небоскребов.