Страница 4 из 22
Тетя Бобби сидела в своем логове одна. В другой семье она была бы великаншей, а на кривой роста Драперов укладывалась в середину, зато была спортивной и сильной. Носила она простую свободную одежду – не то тренировочные костюмы, не то пижамы. Они почти скрывали изгибы ее фигуры. Повернувшись к Дэвиду от экрана, она встретила его взгляд и убрала звук. Репортер серьезно говорил что-то в камеру. За его спиной мех-подъемник тащил ферробетонную плиту.
– Где папа? – спросил Дэвид.
– Они с твоей мамой застряли в Солтоне, – ответила Бобби. – Прорыв как раз на той линии. Безопасники обещают все запустить примерно за десять часов, но твой отец сообщил, что они, скорее всего, снимут комнату, а домой вернутся утром.
Дэвид заморгал. Никто не собирался устраивать ему выволочку. Где же чувство облегчения? Он повел плечами, чтобы сбросить с них тяжесть, но та никуда не делась. Хотя и нелепо злиться на родителей за то, что не придется с ними ссориться.
– Известно, что случилось? – спросил он, проходя в комнату.
– Диверсия, – ответила тетя Бобби. – Кто-то пробил стенку между «трубой» и техническим тоннелем, в нее засосало несколько тысяч кубов воздуха. И вакуумную герметизацию вывели из строя, вот вся система «трубы» и лопнула, как воздушный шарик.
– Земля?
Тетя Бобби покачала головой.
– Земляне так не мелочатся, – сказала она. – Это местные что-то затевают.
– Зачем бы местным портить свое добро, если они злы на Землю?
– Затем, что до Земли слишком далеко.
Дэвид не услышал в ее словах ответа на свой вопрос, но только пожал плечами.
Тетя Бобби смотрела и на экран, и мимо экрана. Видела что-то другое. Дэвид знал, что война застала ее на Ганимеде и там случилось нечто такое, что она ушла из армии и поселилась с ними. Он считал, что она не вправе тащить свои проблемы к ним в дом.
Бобби вздохнула и выдавила улыбку:
– Как у тебя с лабораторными?
– Порядок.
– Над чем работаешь?
– Просто опыты, – сказал он, глядя в сторону.
– Твой папа говорит, у тебя скоро распределение. Узнаешь, чем будешь заниматься в ближайшие восемь лет.
– Наверное.
Тетя Бобби улыбнулась.
– Помню, когда я начинала подготовку, в системе уведомлений случился срыв, и мне шесть дней не могли найти место распределения. Я каменную стену прогрызла, пока добилась. А ты как? Чего больше: волнения, страсти или злости?
– Не знаю.
– Папа тобой по-настоящему гордится, – сказала тетя Бобби. – Что бы ни случилось, он всегда будет гордиться тобой.
Дэвид почувствовал, как горячая волна заливает шею и щеки. На секунду подумалось, что от стыда, но почти сразу он распознал в себе ярость. И, сцепив зубы, уставился в монитор, лишь бы не глядеть на тетю Бобби. Мех двигался к рваной дыре метра два высотой и полметра шириной, управляющий им человек говорил с репортером, а стальной коготь машины нацелился на трещину, непредсказуемо расползавшуюся по стене от пробоины. У Дэвида заныли зубы, он заставил себя разжать челюсти. Тетя Бобби снова повернулась к экрану. Он не мог прочесть ее мыслей по лицу, но чувствовал, что чем-то выдал себя.
– На ужин у нас что-нибудь есть?
– Я ничего не готовила, – сказала она. – Но могу.
– Да ладно. Ухвачу тарелку риса. У меня еще работа. По практике.
– Хорошо.
Комната Дэвида была последней. Пробитая в расчете на человека среднего роста, его она прижимала к земле. При стандартной кровати между ногами и стеной оставался бы полуметровый просвет: кровать Дэвида еле влезла. Игровая панель – единственное, на что он потратил деньги Хатча, – стояла на краю стола. На стене застыл кадр из «Богов риска»: Каз Пратьяри готовился к поединку с Микки Саанамом, оба выглядели сильными, опасными и несколько меланхоличными. Когда защелкнулся дверной замок, Дэвид переключил стену на любимый портрет Уны Мейнг и рухнул на кровать. Из общей комнаты доносилось бормотание новостей и сквозь него, на грани слышимости, медленное, ритмичное покряхтывание тети Бобби. Скорее всего, она работала с эспандером. Ему хотелось вовсе избавиться от звуков. Чтобы дом принадлежал ему одному. Дэвид подумал, все ли в порядке с Лили. Благополучно ли она добралась. Сердится ли на него. Или разочарована?
Загудел его ручной терминал. Сообщение от нижнего университета. Вследствие террористической атаки на линии «трубы» завтра лаборатории будут закрыты. Учащиеся, чью работу нельзя отложить на сутки, должны обратиться к куратору сектора, который либо даст им спецпропуск, либо проделает за них часть работы. Дэвид мысленно пробежался по списку. У него ничто не требовало его присутствия, а если он немного отстанет, так ведь отстанут все. Он не хранил в лаборатории реактивов от Хатча, так что, если служба безопасности устроит проверку, тоже ничего страшного. Значит, завтра у него выходной.
В голове прозвучал голос Лили: «Почему бы тебе самому не попробовать?» Вот сейчас где-то в Иннис-Шэллоус химические процессы в мозгу Лили текут по длинному ряду каскадов, от одного неравновесного положения к другому. Зрительная кора запускает странные волны, гиппокамп плывет. Дэвид перевернулся на бок, сунул руку в просвет между рамой кровати и стеной и вытянул маленький фланелевый мешочек. Розовые таблеточки почти потерялись в его широкой ладони. На вкус они были как клубничный ароматизатор с декстрозой.
Дэвид сцепил пальцы на затылке, посмотрел на глядящую со стены женщину и стал ждать, ждать, ждать, когда наступит блаженство.
Нижний университет был одним из старейших комплексов Лондрес-Новы; автоматические строймехи сделали первую отметку, когда на планете жило всего несколько тысяч человек. Сеть коридоров была простой, прямоугольной и жесткой. В общих помещениях – все предпочитали говорить «на улице» – чувствовались попытки смягчить и очеловечить пространство, но внутри оставались низкие потолки и прямые углы. К тому же первые проектировщики колонии и не думали прятать инфраструктуру. В и без того узких коридорах часть места по углам занимали трубы и электропроводка. Полы были покрыты металлическими решетками, и, чтобы пройти в дверь, Дэвиду приходилось пригибать голову. Сотни вытяжек, уводящих испарения к воздухоочистительным установкам, создавали постоянный сквозняк от входной двери, подталкивали студентов внутрь и мешали выйти.
Шкаф Дэвида располагался в третьем коридорном холле. В ряду старших. Он был вдвое шире прошлогоднего, и запорный механизм не заедало, как у старого. На дверцу Дэвид налепил пару наклеек – Каза Пратьяри и мультяшный кадр из канджи, – но ему было далеко до многоцветного сияния соседнего шкафчика. Тот принадлежал девочке с промышленной инженерии – Дэвид сталкивался с ней только в этом холле. На каждом шкафчике что-нибудь да было: картинка, табличка, шарж, распечатанный на пластике и вплавленный в металл дверцы. Просто метки, говорящие, что шкаф принадлежит определенному человеку, немного – совсем немного – отличающемуся от других.
В конце цикла каждый из старшего ряда получит распределение, заберет вещи, и шкафы перейдут следующему году. Их отскребут дочиста, продезинфицируют, снова обезличат до прихода новых хозяев. Дэвиду рассказывали, как прилив смывает песчаные замки на берегу, но он никогда не видел океана. Ближайшим подобием были для него шкафчики старших.
Закрыв дверь, Дэвид подошел к своему рабочему месту. Станции «трубы» заработали, родители вернулись домой, нижний университет открылся, и теперь лаборатория была местом, которое отвращало его меньше других. Мышцы спины и бедер еще ныли после ночи, когда он испробовал свой товар, и Дэвид вместе с удовлетворением, что можно будет сказать Лили – да, попробовал, – чувствовал облегчение, что новой пробы ему не позволит расписание. Все это было как очень длинный, приятный, но скучноватый сон. И туман, оставшийся после у него в голове, Дэвида не радовал.
Лабораторный опыт подходил к концу. Вмонтированный в рабочий стол терминал был настроен на данные со всех семи образцов, составлявших комплекс его последней лабораторной. Идея работы состояла в том, чтобы создать сложные клеточные структуры, способные секвестровать железистые соединения. Не святой грааль, но добротная солидная головоломка, которая, если сложится, найдет множество применений в работе по терраформированию. За день, пока его не было, накопилась двойная порция данных для оценки.