Три цветка Индонезии

Женщина была немолода – около семидесяти, но никто не назвал бы ее старухой. Слишком уж гордой была ее осанка, слишком вызывающе она смотрела на мир. При этом женщина не пыталась молодиться, напротив, она выглядела уставшей, измотанной чем-то. Кажется, даже заплаканной, но определить это наверняка не позволял умело нанесенный макияж. На встречу женщина пришла в дорогом деловом костюме – черном, как и блузка под ним. От этого веяло трауром.

Не дожидаясь приглашения, женщина уверенно пересекла кабинет и опустилась на стул.

– Меня зовут Лариса Вишнякова, – представилась она.

Это имя ничего не говорило Михаилу – он не был знаком с этой женщиной лично, и она определенно не относилась к тем, кто всегда на слуху.

– Мое имя вы знаете, раз пришли ко мне, – указал Михаил. – Теперь хотелось бы услышать, зачем.

– За помощью, разумеется. Вы знаете, кто такой Борис Колесин?

Вот это имя как раз показалось знакомым – но не настолько, чтобы мгновенно вызвать из памяти образ нужного человека. Михаилу пришлось поднапрячься, прежде чем он наконец сообразил, о ком речь.

– Банкир этот?

Всех банкиров города он, разумеется, не знал. Однако Борис Колесин сам сделал себя известным в этом году, когда решил стать депутатом. Сейчас он вел активную предвыборную кампанию и мелькал перед глазами куда чаще, чем хотелось бы Михаилу.

Лариса попыталась улыбнуться, но уголки губ дрогнули, словно улыбка приносила боль.

– Банкир, – согласилась она. – И великий политик. А знаете, почему он в политику полез?

– Не знаю и не интересуюсь.

– Чтобы грехи свои прикрыть. Депутаты ведь неприкосновенны. А даже если кто-то вдруг начнет разбираться в его делишках, он тут же развопится, что это политическое преследование. Вот зачем ему это нужно! Все остальное, все, что он болтает о благе народа и заботе о людях, – это просто прикрытие. Он даже не сам эти речи пишет! Просто читает по бумажке, что ему другие люди пишут… Грамотные люди, которые знают, что нужно для привлечения избирателей.

– Ну и что? – равнодушно поинтересовался Михаил. – Вы надеялись меня этим шокировать? Тем фактом, что банкир может оказаться нечестным человеком? Кто подумал бы!

– Зря иронизируете.

– Да я особо не иронизирую. Колесин этот, насколько я помню, занял руководящую должность совсем молодым и еще в девяностые. Либо он гениален, либо изначально ходил под «крышей». Я не первый день на работе, и для меня практически любой наскоро слепленный миллионер из девяностых – вор. Ну и что? Если он до сих пор на свободе, следы он замел хорошо. И вы пришли в отделение полиции жаловаться на то, что депутат из него будет хреновый? Вынужден вас разочаровать: я разоблачениями не занимаюсь, я занимаюсь расследованием убийств.

Вишнякова выслушала его спокойно, возмущаться она не спешила и не перебивала. Лишь когда он закончил, она сказала:

– Это хорошо, потому что он как раз убийца. Год назад он убил мою дочь.

Другой следователь, пожалуй, посмеялся бы над ней. Или обвинил в сумасшествии. Или хотя бы удивился.

А Михаил пока даже говорить не мог. Ее обвинение было пустым, возможно, ложным, но это не имело значения. Короткое «убил дочь» резануло его, отозвалось неожиданно острой вспышкой боли в груди. Михаил понимал, что это ненормально, но ничего не мог с собой поделать. Его силы воли хватило лишь на то, чтобы отстраниться от боли, оставаться внешне все таким же равнодушным, продолжить этот разговор, как и полагалось профессионалу.

Кажется, где-то на улице детский голос снова крикнул «Папа!»… или ему показалось?

– Я вынужден просить вас о пояснении, – сказал Михаил. Вот, получилось произнести это так, будто ему все равно. Уже неплохо.

– Мою дочь звали Елена Колесина, – указала Лариса. – Она была женой этого… человека большую часть своей жизни. Он убил ее – и ему хватило наглости сделать ее смерть частью своей пиар-кампании. Пожалейте несчастного вдовца, он пережил боль и справился!

Вот теперь она позволила себе проявить ненависть, впервые с начала их разговора. А может, не позволила, а просто не сумела скрыть, слишком уж сильным было чувство.

Михаилу полагалось прогнать ее. Очевидно, что женщина, потерявшая дочь всего год назад, не в себе… А он разве в себе? Он разве никого не потерял и не понимает эту тупую, выжигающую боль?

Забери меня, верни ее…

– Расскажите мне все, – попросил Михаил.

– Вы мне верите?

– Я пока слишком мало знаю, чтобы верить. Расскажите.

Борис и Елена познакомились двадцать семь лет назад – в университете. Она только поступила, он уже заканчивал. Она была дочерью влиятельного чиновника, он – бойким, подающим надежды студентом. Поразительно некрасивым, но ловким и обаятельным. Он быстро заметил привлекательную девушку, одетую куда дороже других. Время его обучения истекало, пришла пора озаботиться карьерой. Елена верила, что он просто влюбился в нее, ее мать уже тогда заподозрила, что Борис мыслил куда шире.

Он оказался достаточно настойчивым, чтобы получить все сразу: молодую красивую жену, квартиру и машину, подаренные ее отцом, неплохое рабочее место. Но и сам он был непрост: у него еще с далекого детства, проведенного в «неблагополучном» районе, остались связи с людьми, ныне превратившимися в новых хозяев жизни.

Сначала он работал под крылом тестя, а через несколько лет перешел в банковское дело. Семья всегда жила безбедно, вот только Лариса сильно сомневалась, что счастливо. В какой-то момент Елена перестала смотреть на мужа влюбленными глазами, она выглядела грустной, подавленной чем-то. Мать пыталась расспросить ее, что происходит, но Елена лишь отмахивалась.

Со стороны они с Борисом казались идеальной парой, даже работали вместе: Елена взяла на себя всю благотворительную деятельность, которой занимался банк. Но и этого оказалось недостаточно, чтобы сделать ее счастливой.

– Сначала она призналась, что Колесин ей изменяет. Представляете? – презрительно бросила Лариса. – Сам похож на полуразложившийся кусок фарша, а туда же – ловелас!

Годы шли, Елена продолжала следить за собой, а ее муж давно расслабился. Это сначала он, осознавая, что природа была к нему не слишком щедра, делал все, чтобы скрыть собственные недостатки. Но чем больше денег у него становилось, тем сильнее было убеждение: мир примет его любым, если миру достаточно заплатить.

В чем-то Борис был прав: на такие деньги, как у него, с готовностью слетались юные неопытные девочки, красивые и не озадачивающиеся какими-то там высшими принципами. Они не любили – так ведь он и не искал любви! Ему нужны были молодые тела, а тела с готовностью выставлялись на продажу.

Уже тогда Лариса завела речь о разводе, но Елена не согласилась. Сама себя она, смотревшаяся рядом с мужем его дочерью, считала слишком старой. Она боялась скандала, осуждения – и бедности. К тому моменту ее отец умер, и, хотя он оставил неплохое наследство, она понимала, что Борис достаточно мстителен, чтобы быстро пустить ее по миру. Поэтому она терпела, делала вид, что ничего не знает, и умело улыбалась перед камерами журналистов.

– Я решила, что после такого она проглотит все, – вздохнула Лариса. – Не поймите меня неправильно, я всегда любила Лену… и всегда буду любить. Но ведь любовь не делает человека слепым! Не всегда так точно. Я знала все недостатки своей дочери, и бесхребетность была главным из них.

Постепенно Лариса смирилась, признала, что ее дочь от мужа не уйдет. Бориса вполне устраивала эта покорность, ему нравилось в интервью говорить, какой у него прекрасный многолетний брак – чуть ли не со школьной скамьи!

А примерно два года назад Елена сама заговорила с матерью о разводе. Она казалась нервной, испуганной чем-то, однако отказывалась пояснять, чем именно. Она лишь твердила, что не может больше оставаться рядом с Борисом, но все нужно сделать с умом, иначе плохо будет всей семье.