Рассвет страсти

– О Боже… – простонала Аллегра и зажмурилась.

– У вас доброе сердце, – промолвил Джагат Рам, тронув ее за локоть. – Да благословит вас Аллах.

– Ох, Рам, – взмолилась она, – расскажи мне о нем.

– Мне не полагается о нем рассказывать. А вам не полагается слушать.

– Знаю.

– Но вы зажгли искру жизни в его взоре, – продолжал индиец, чьи карие умные глаза, казалось, смотрели ей в самую душу. – И мне кажется, что в отличие от многих не обратите излишнюю осведомленность ему во зло.

– Я неустанно молю Господа помочь мне составить такое снадобье, которое исцелило бы его недуг, – горячо произнесла Аллегра.

– Так было не всегда, – медленно начал Джагат Рам. – И если молодого сэра Грейстона постигла беда, она явилась как следствие его несравненных достоинств. Про таких говорят, что им везет во всем. Ему сопутствовал успех в любых делах, причем все давалось с такой легкостью, которой позавидовал бы всякий смертный. Если у него и были недостатки, – пожал плечами индиец, – а они наверняка есть у каждого, то я назвал бы излишнюю гордость, даже на грани заносчивости, и неумение сочувствовать чужим бедам, насколько я могу судить, из-за отсутствия опыта личных невзгод и неудач. – И Рам умолк, задумчиво улыбаясь. – Он вел беззаботную жизнь. Его обаяние и положение в свете открывали любые двери. А о благосостоянии позаботилась сама фортуна.

У него были связи при дворе, уважение сверстников и всех, с кем он имел дело. Как бы вам сказать… словом, это был просто Грейстон Морган, сквайр, второй сын в семье, с довольно тощим кошельком. Отец оставил ему в наследство какие-то крохи. Однако ему удалось отличиться во время войны в Шотландии, так что король пожаловал его в рыцари и кавалеры ордена Бани и назначил изрядное денежное вознаграждение. С присущей ему верой в удачу сэр Грейстон оставил все деньги в распоряжении своего поверенного, уволился из гвардии, продал свой патент и отправился в Калькутту офицером Ист-Индской компании. Естественно, судьба была к нему благосклонна. И в делах, и в битвах – то и дело возникали восстания, которые приходилось подавлять.

– И там он нанял вас на службу?

Джагат Рам резко выпрямился, и его темно-карие глаза полыхнули в пламени свечи. Несмотря на подчиненное положение, самолюбие слуги вряд ли уступало самолюбию хозяина.

– Меня никто не нанял, – на удивление мягко промолвил он. – Я принц у себя на родине. Сэр Грейстон спас мне жизнь. И я поклялся служить ему, пока долг не будет оплачен.

– Но такая жертва… – не поверила своим ушам Аллегра.

– Он спас мою собственную жизнь. И я дал клятву Аллаху.

– Ему здорово повезло, что у него есть вы, Рам. – По крайней мере Ридли не оставался совсем один во время припадков. – Он что же, разбогател на службе в Индии? – вернулась она к рассказу.

– Нет, – рассмеялся Рам. – Как всегда, ему улыбнулась фортуна. Сэр Грейстон собирался подольше пожить в Индии, ведя довольно скромное существование. Ему полюбилась моя родина.

– Он был счастлив там? – Впрочем, ответ был ясен и так. Стоило хотя бы оглянуться на экзотическое убранство этого кабинета. – Он находит облегчение здесь, верно? В стенах этой самой комнаты? И благовония, и та память о прошлом, что оживает при виде вас, успокаивают его?

– Да. Довольно часто. – И Рам со вздохом добавил: – Насколько ему вообще доступен покой.

– Тогда зачем же он уехал?

– Умер его брат, виконт, и оставил ему титул, изрядную сумму денег и Морган-хаус – особняк в Лондоне. Сэру Грейстону казалось, что виконту не подобает наживаться на биржевых операциях, и он приказал своему поверенному продать все акции, в которые тот вложил его деньги. Это случилось летом тысяча семьсот двадцатого года. – Рам умолк и заглянул ей в лицо: – Ах, судя по вашему виду, вам невдомек, о чем идет речь. Это же крах акций «Южных морей».

– Я находилась в тот год в Колониях, – заинтригованно качнула головой Аллегра.

– Я имею в виду грандиозную аферу с дутыми акциями, разорившую множество народу. Чрезвычайно шумный скандал. Со временем стало ясно, что нити заговора ведут на самый верх, в правительство. Но когда сэр Грейстон, ни о чем подобном не подозревая, продал свои акции, они шли по самой высокой цене и принесли по тысяче фунтов дохода на каждую сотню вложений. А скандал разразился буквально через месяц. Однако сэра Грейстона он не коснулся, и милорд обрел богатство, величину которого трудно вообразить в самых диких мечтах. Столько денег не растранжирить даже за десять жизней.

– Это похоже на детскую волшебную сказку с чудесами и феями. Виконт был рад?

– Он был напуган, – помрачнел Рам. – Наверное, впервые за всю свою жизнь. Это было слишком чудесно. И слишком неожиданно. Сначала титул и наследство его брата, а потом вот это. В тот же год в Лондоне разразилась эпидемия чумы. И церковь, и общество набросились с упреками на продававших акции «Южных морей». Дескать, чума – это Господня кара за их дьявольскую алчность. Насколько я могу судить, сэр Грейстон еще не успел оправиться от потери брата. Но в ней он себя не винил. А теперь он стал считать свое богатство проклятым. И постоянно твердил мне: «Рам, когда-то небеса спросят с меня за все мои удачи. Помяни мое слово».

– Но ведь не он составил тот заговор! – не вытерпела Аллегра. При чем тут вина? – Ее всегда бесила любая несправедливость.

– Почему многие из нас чувствуют вину, хотя ни в чем не виноваты? Тем не менее это так. И я останусь с ним, пока не воздам сторицей за то, что он даровал мне жизнь. А в вашем сердце не шепчет тайное чувство вины за других?

Девушка отвернулась, устремив взгляд в темную пустоту кабинета. Не зная о ней ничего, этот удивительный человек сумел коснуться незаживающей душевной раны. Ведь в сердце у нее всегда жила боль оттого, что она не заслужила права жить. Одна – когда все Бэньярды покоятся в могилах.

– Но вы, наверное, желали бы услышать продолжение истории его милости, – наконец произнес Рам после долгого молчания. – Я не ошибся?

– Да. – Аллегра заставила себя снова повернуться к нему, подавив душевную боль.

– Мы находились в Лондоне. Милорд открыл Морган-хаус. Отремонтировал заново, обставил мебелью. Все делалось шикарно и в то же время со вкусом. На званые вечера являлись самые известные личности: поэты, художники. Бывал даже сэр Роберт Уолпол, премьер-министр. Ненадолго приехали из Индии его старинные друзья, лорд Ричард Хол-форд и леди Мортимер. В то время служить ему было для меня счастьем. Мало-помалу он свыкся с неожиданным богатством, и под сводами Морган-хауса поселились веселье и смех. А потом он повстречался с барышней Пикеринг.

– С Руфью?

– Со знатной особой, – кивнул Рам. – Они с семейством приехали из Кента – насколько я могу судить, в погоне за женихами.

– А она… – Аллегра замялась, дивясь, отчего простой вопрос застрял в горле? – Она была красивой?

– Руфь была божественна. Нежная, хрупкая, томная. От ее красоты у мужчин кружилась голова, а ее голос был так похож на детский. Она то и дело улыбалась. Никогда ни на кого не гневалась. Ловила каждое слово сэра Грейстона, сияя от восхищения. Он был пленен. И через месяц женился.

– Он любил ее?

– Больше, чем когда-либо мужчина мог полюбить женщину, – это его собственные слова.

– Значит, они должны были быть счастливы вдвоем. – В душе у Аллегры почему-то зарождалась обида на эту умершую когда-то женщину. – Судя по всему, она была таким же совершенством, как и он.

– Да, возможно.

– А вам она нравилась? – Ее насторожила какая-то странная нота в голосе индийца.

– Не мне ее судить. – Его лицо превратилось в неподвижную маску. – Руфь была супругой моего хозяина, и он ее обожал.

– Но неужто у вас нет своего мнения?..

– Когда я вернусь на родину и выберу жену, мне бы меньше всего хотелось, чтобы за спиной судачили о том, что я совершил ошибку. Милорд ее любил. Этого было довольно. А когда она располнела оттого, что носила под сердцем его дитя, он был готов плакать от счастья, глядя на нее.