Страница 3 из 11
Она подтолкнула вперед щуплого парнишку, которого я смутно помнила, и коротко отрекомендовала:
– Отавио Пиньял. Он тоже с нами поедет.
– Тоже? С нами?!
– Ну а чего мне оставаться, если из академии уезжают самые сильные? Визги этих придурков в столовой могли обмануть кого угодно, но не меня – «никем» все, кто отправляется в Одивелар являются лишь для недалеких мелких аристократишек. Ректор же рыдает, а это что-то да значит.
Она так хлопнула рукой по узкому плечу Олавио, что тот покачнулся, и я едва сдержала улыбку. Что-то мне подсказывало, что изначально парень никуда не собирался.
– А как же опасности и твои сомнения? – подмигнула.
– Ой, ну может же девушка передумать? – хохотнула Ливия и поволокла свою жертву дальше. Подозреваю, что хвастаться.
Ну а я отправилась домой, надеясь, что моему плану ничего не помешает… пусть даже этого плана у меня пока не было.
3
Что может скрыть побег лучше, чем другой побег?
Всю ночь я обдумывала возможные варианты собственного исчезновения, и лишь когда окончательно определила каждый свой шаг и слово, позволила себе провалиться в сон.
Но проснулась по привычке рано.
В приоткрытое окно доносились ароматы расцветающих деревьев и свежей выпечки, занавеси колыхались от легкого ветерка, а я решила, что, поскольку сегодня выходной, могу себе позволить поваляться в кровати. Потянулась с улыбкой и с легким недоумением прислушалась к странным ощущениям… И вспомнила.
Требование отца, мое отчаяние и принятое предложение поехать во вражеское государство.
Как же быстро все это стерлось из моей памяти.
На мгновение возникло трусливое желание отказаться от своего плана и принять все то, что решили выдать мне Великие Боги в лице моих родителей. Но я подавила его. Мимолетная слабость может стоить жизни, потому я не должна позволять её даже в мыслях.
К выходу из комнаты я готовилась с особым тщанием.
Замазала лицо новомодными белилами, обескровив еще и губы, углубила синяки перед глазами, надела самое непритязательное платье и тоскливое выражение лица… И отправилась в столовую по широкой лестнице сгорбившись и волоча ноги.
В общем, представляла собой жалкое зрелище.
Почему-то именно сегодня взгляд цеплялся за всякие мелочи. Роскошные рамы картин, тщательно выбитые от пыли портьеры, натертые ступени и яркая шелковая вышивка на стенах. В особняке все было подобрано со вкусом и говорило о достатке хозяев – причем не вульгарно крича, а почти ненавязчивым шепотом. Прекрасный дом… любимый мной долгие годы. Но я готова была больше его не видеть, если это выкупит мою свободу.
Тихо поздоровалась с матерью и сестрой и приступила к завтраку, уставившись в свою тарелку.
– Талис, ты не заболела? – я постаралась услышать за вопросом хозяйки дома заботу, но не вышло. Скорее, она была раздосадована – тэни Домини не терпела болезных.
– Все в порядке… плохо спала, – пробормотала после паузы, бросив беглый взгляд на сестру. Та наморщила лоб, явно пытаясь понять, что происходит с её обычно бойкой соседкой по столу.
Не волнуйся, я объясню.
Я и правда собиралась «побеседовать по душам», упомянув, якобы случайно, нашу тетушку, и мое желание хоть ненадолго к ней съездить, чтобы успокоиться и принять выбор отца. Тетушку, жившую обособленно и достаточно далеко, чтобы мое там отсутствие обнаружилось не сразу.
Все это для того, чтобы в тот момент, когда я, рассерженная и рыдающая, выскочу из дома и умчусь на лошади без всяких сопровождающих, сестра вспомнила, куда я могла бы направиться.
Сабрина нашла меня в саду, роняющую скупые слезы, и с присущей ей бесцеремонностью принялась выяснять, что происходит.
Отругала за мой «чрезмерно гордый нрав и непонимание роли женщины», покачала головой на желание хоть немного прийти в себя «у глупой и недалекой старой девы, которая только и может что танцевать – удивительно, как еще не сошла с ума», а также высокомерно добавила, что на моем месте обрадовалась бы такой великолепной партии. Я едва не ляпнула, что с удовольствием уступлю ей это место – подобная язвительность могла насторожить даже сестру.
Покивала, попрощалась с ней судорожными всхлипами и отправилась на конюшню, где проверила свою любимую кобылу, которую мне тоже придется оставить – да еще и далеко от дома. Надеясь, что отцовский гнев, когда он её найдет и не найдет меня, в том числе и у своей родственницы, никак не отразится на животном. А потом сделала вид, что меня спасет от тоски только поход по магазинам. И действительно отправилась по ним, но вовсе не за новыми шляпками и побрякушками. Те, в количестве двух штук, были куплены исключительно для прикрытия.
Уже вечером, сославшись на головную боль, я ушла в свою комнату и принялась за шитье – моему наряду, который будет прятаться под широким верхним балахоном и богато украшенной и яркой накидкой, полагалось изрядно потяжелеть от эроимских монет.
К чему я не готовилась, так это к завтрашнему утреннему скандалу. К нему я готова была всегда.
А вот что и правда считала самым слабым местом – это иллюзию, которую мне придется создать, да еще и за невозможно короткое время.
Иллюзию себя самой.
Пусть ректор и утверждал, что я лучшая в картинах, но была огромная разница между тем, что я воспроизводила на занятиях и тем, что собиралась сделать, воспользовавшись тайными знаниями собственного рода, случайно обнаруженными еще подростком. Я даже не была уверена, что кто-то кроме меня знает о них в семье Домини – об этом родители или немногочисленные родственники не упоминали.
Поздним вечером, убедившись, что в доме все затихло, я скользнула за портьеру в небольшой гостиной на втором этаже и по тайному ходу добралась в сокровищницу. Там не хранились богатства или камни, но было кое-что особенно ценное для моей семьи. Отпечаток первого осколка того Зеркала, что разбилось на границе миров. Впрочем, все это была лишь легенда, с охотой поддерживаемая моими предками – ведь это, по их мнению, делало их избранными. Но когда я была маленькая я верила в это… И потому каждый раз, когда мне требовалось сконцентрировать свои собственные осколки и попросить Великих Богов об удаче и уверенности в себе, я шла не в храм, а сюда – к небольшой пластине, испещренной голубоватыми жилками.
Погладила её и вздохнула с грустью. Странно ведь… я прошу помощи в избавлении от влияния отца в том месте, которое он мне когда-то и открыл. Привел меня сюда совсем крохой, взяв обещание, что это станет нашим секретом.
– Что произошло с тобой, папа? С нами?
Я ведь помнила другое отношение. Лет до четырех… может до пяти он был добр ко мне. Да что там, он сам играл со мной и обучал меня, показывал тайники особняка и позволял целыми днями сидеть у него в кабинете, рассматривая картинки или рисуя, пока он работает. А дальше… все изменилось. Какое-то время я еще бегала к нему и радостно бросалась на шею, но натыкалась с каждым разом на большее неприятие и холодность. Плакала, удивлялась… и заходила все реже.
Отец ожесточался – и я вместе с ним. И нашим разногласиям немало способствовал тот факт, что я оказалась совсем не похожа на своих сверстниц из приличных домов. В Эроиме женщины, особенно в консервативных семьях, играли роль хозяек и украшения дома, всегда стояли за плечом отца и мужа и вовсе не принимали участия в серьезных обсуждениях или принятии решений. А я была совсем другой. Возможно потому, что родители наследником видели мальчика, я и получилась по характеру ближе к мужчине, в то время как моя сестра полностью соответствовала представлению о том, какой должна быть тэни.
Я же искренне не понимала, почему так мало благородных танцовщиц, за что так невзлюбили мою тетю, рискнувшую пойти своим путем, что такого в моей потребности высказывать свое мнение или учиться наравне с тэнами, и почему меня за мои поступки и желания называли простолюдинкой. Которым было позволено гораздо больше.