Безумная одержимость (ЛП)

Возможно, сказанное им было правдой. Но, в конце концов, как много я могу на самом деле значить для человека, который отказывается поделиться со мной основными фактами о себе? Тому, кто не доверяет мне? Тому, кто отдаляется и замыкается на простейших вопросах?

— Я не могу выйти замуж за ещё одного мужчину, которого не знаю.

Его голос был грубым, с резкими нотками.

— Я рассказал тебе о себе больше, чем кому-либо еще.

— Это недостаточно веская причина, чтобы я вышла за тебя замуж, Кристиан.

— Прекрасно. — он покачал головой, его глаза вспыхнули темнотой. — Как насчет того, что я люблю тебя, Джианна? Потому что я думаю, что полюбил тебя с того момента, как увидел тебя? Потому что, если бы тебя больше не было в этом мире, нашел бы я способ выбраться из него?

Мое сердце остановилось.

Стало холодным.

А потом загорелось огнем.

Мы смотрели друг на друга, молчание и страстность его голоса касались моей кожи грубыми пальцами.

— Ты не имеешь это в виду, — выдохнула я.

— Я имел в виду каждое свое чертово слово.

Давление в груди стало таким сильным, что на глаза навернулись слезы. Единственным человеком, который когда-либо говорил мне, что любит меня, была моя мама. И теперь казалось, что внутри меня вспыхнул свет, наполнив чем-то теплым, липким и, возможно, душераздирающим.

Нерешительность тянула меня в двух разных направлениях. Я так сильно хотела сдаться, что стало больно. Но та часть, которая чувствовала себя изолированной, одинокой, недостойной в моем прошлом браке, твердо стояла на своем решении. Если я выйду за него сейчас, отдам ему все карты, я никогда не выиграю. Он никогда не дал бы мне большего, если бы в этом не было необходимости. Я видела это в его глазах: полных огня, но уверенных.

— Я не выйду замуж за человека, которого не знаю, — тихо ответила я.

Он стиснул зубы.

Я дала ему шанс заполнить молчание между нами.

Но он этого не сделал.

Слеза скатилась по моей щеке, и мое горло попыталось сомкнуться вокруг слов, прежде чем они могли вырваться.

— Я больше не могу быть с тобой и получать только половину тебя.

Что-то противоречивое вспыхнуло в его глазах.

Я повернулась, чтобы уйти, но его слова остановили меня.

— Попробуй оставить меня, Джианна.

Это была угроза, но за ней скрывалось что-то еще — что-то грубое и неукротимое. Что-то близкое к панике.

Мой взгляд встретился с ним. Последний прощальный взгляд, и я вышла за дверь.

Как только я оказалась в холле, мой пульс подскочил от звука разбитого стекла. Я представила, как мой апельсиновый сок растекается по кухонному полу рядом с тем местом, где лежало мое выброшенное сердце.

Десять минут спустя я сидела на диване, не зная, что мне делать и куда идти, когда открылась входная дверь.

Я посмотрела на него, но он не выдержал моего взгляда, закрывая за собой дверь. Он всегда смотрел в глаза. Он оделся, не пожалев даже зажима для галстука и запонок.

— Хочешь знать, что сделало меня таким? Хорошо. — в его голосе слышалась горечь. — Я расскажу тебе.

Он прошел дальше в комнату, остановился в нескольких метрах передо мной, а затем резко выдохнул, будто не мог поверить, что делает это. Словно он уже пожалел об этом.

Мои легкие сжались от неуверенности, затем раздулись от облегчения, что он сдается.

— Моя мать готова на все ради нескольких долларов, Джианна. Все, чтобы быть под кайфом. Героин был ее любимым наркотиком, но она была далека от привередливости.

Я сглотнула, теперь понимая, почему он был таким неприятным, когда вытащил меня из тюрьмы, хотя мы встречались раньше. Наркотики. Наверное, он испытывал ко мне отвращение.

— Каким-то образом она связалась с сутенером из Братвы. Мы все знали, когда к ней приходил клиент, потому что они всегда стучали три раза, и это сотрясало всю однокомнатную квартиру, в которой мы жили. Это был бесконечный цикл. До четырех утра я не мог заснуть под звуки траханья в соседней комнате.

Он покрутил часы на запястье. Раз, два, три.

— Ты считаешь, что я теперь красив? — его взгляд наполнился сарказмом. — Видела бы ты меня ребенком.

Моя грудь похолодела, когда ужас закипел внутри.

— Некоторые из ее клиентов, похоже, больше интересовались хорошеньким пятилетним мальчиком, чем моей матерью. И она без колебаний шла им навстречу. Ты знаешь, что я помню, как самое раздражающее? У меня был американский четвертак, который я держал под подушкой. Это единственная вещь, которая у меня была, — его голос стал кислым, — И они всегда, блядь, прикасались к этому. Поднимали, улыбались и бросали обратно.

В глубине моих глаз горели слезы. Я позволила им скатиться по моим щекам, пока он продолжал.

— В конце концов мама вспомнила, что у нее двое сыновей. Тогда деньги действительно могут прийти. — его глаза вспыхнули презрением. — Это был первый человек, которого я убил, malyshka (прим.пер: Малышка). Ударил его в спину кухонным ножом. Мне тогда было семь. Появились двое мужчин, избавились от его тела, и она больше никого не посылала к моему младшему брату.

Я не знала, ожидал ли он, что я буду осуждать или ужасаться тому, что он сделал. Я не чувствовала ни того, ни другого. Некоторые люди заслуживали смерти.

Гримаса тронула его губы.

— Никто не убирал кровь правильно. Она просто лежала там годами, это красное, затянувшееся пятно. — он закончил это задумчиво, будто представлял себе это пятно прямо сейчас. — Русские суеверны, и в конце концов они стали слишком напуганы, чтобы прикоснуться ко мне. Мои глаза мешали им.

Я придвинулась к краю дивана, делая неглубокий вдох.

— Но эта сказка еще не закончилась. Думаю, мне было тринадцать, когда она, спотыкаясь, вернулась домой, пьяная или под кайфом, а может, и то и другое. Она упала на меня сверху на диване, приняв меня за одного из своих клиентов.

Горький вздох вырвался у него.

— Она пыталась трахнуть собственного сына.

Желчь скрутилась у меня в животе, поднимаясь к горлу.

— В ту ночь она уснула на полу, лежа на спине. Она начала давиться, но вместо того, чтобы перевернуть ее на бок, мы с Ронаном стояли и смотрели, как она давится собственной рвотой.

Мое лицо побледнело.

Я прикрыла рот рукой.

Он издал насмешливый звук, увидев выражение моего лица.

— Извини, что не могу рассказать тебе историю о белом заборе, которую ты так долго ждала.

Я побежала в туалет, и меня вырвало.

 

Глава 36

 

Джианна

 

Склонившись над унитазом, я вытерла рот тыльной стороной ладони.

В уголке моего сознания заиграло зерно сомнения. А потом оно лопнуло, будто я разогрела его в микроволновке.

У меня не слабый желудок.

И хотя его история была душераздирающей и тревожной на нескольких разных уровнях, она не ужасала меня до такой степени, что я избавилась от вчерашнего ужина в унитаз.

Я встала, почистила зубы и пошла одеваться.

Он рассказал мне все это, думая, что я больше не захочу быть с ним. Я поняла это по выражению сожаления на его лице еще до того, как он начал. Он думал, что я увижу в нем жертву или, возможно, еще меньше мужчину.

А что касается его матери, то я не испытывала никаких угрызений совести.

Я не видела его иначе, чем раньше. Теперь я чувствовала себя ближе к нему, чем когда-либо. И хотела быть ближе, знать больше — все — как то, что случилось с ним и его братом после. Я хотела сказать ему, что люблю его.

Я просмотрела варианты на полке. Розовые коробки. Синие коробки. Все виды — умный таймер обратного отсчета, сверхбыстрое время реагирования и возможность раннего обнаружения. Это было немного ошеломляюще. Я схватила тот, что был в самой яркой коробке.

Мои руки дрожали, когда я стояла перед зеркалом в ванной и открывала пачку. Я не знала почему. Это просто невозможно. У меня были месячные неделю назад. Конечно, сейчас светлее, чем обычно — на самом деле, последние несколько дней были такими — но все же, месячные есть месячные, верно?